– Тут следует быть осторожным, – предупредил я, – был у меня один знакомый…

Гаррис посмотрел на часы.

– О твоем знакомом мы поговорим на пароходе, – перебил он. – Через полчаса мне надо встретить Клару на вокзале Ватерлоо.

– Мой рассказ не займет и получаса, – возмутился я. – Это правдивая история, и я…

– Успеешь еще рассказать, – сказал Джордж. – Говорят, в Шварцвальде по вечерам бывают дожди, тогда ты нас и развлечешь. А сейчас надо дописать список.

Стоит мне начать эту историю, как меня обязательно кто-нибудь перебивает. А ведь история эта произошла на самом деле.

Глава III

Единственный недостаток Гарриса. – Гаррис и его ангел-хранитель. – Патентованная фара. – Идеальное седло. – Специалист по велосипедам. – Его острый глаз. – Его метод. – Его самонадеянность. – Что ему надо от жизни. – Как он выглядит. – Как от него избавиться. – Джордж в роли пророка. – Высокое искусство грубить на иностранном языке. – Джордж – знаток человеческой природы. – Он предлагает эксперимент. – Его предусмотрительность. – Гаррис обещает подстраховать его – правда, на определенных условиях.

В понедельник днем ко мне зашел Гаррис, который теребил рекламный проспект какой-то велосипедной фирмы.

Я сказал:

– Послушай меня и выбрось его из головы.

– Что выбросить из головы?

– Патентованное, новейшее, революционное, не имеющее себе равных приспособление для доверчивых дураков, рекламу которого ты держишь в руках.

– Ну, не скажи: на спуске без тормозов не обойтись, а спуски у нас будут.

– Согласен, тормоз нам не помешает в отличие от этого твоего мудреного механизма, который отказывает всякий раз, когда это необхо- димо.

– Эта штука срабатывает автоматически.

– Можешь мне не объяснять. Сердцем чувствую, что выйдет из этого «автоматизма». На подъеме патентованное средство намертво заклинит колесо, и придется тащить машину на себе. Горный воздух на перевале пойдет механизму на пользу, и он придет в себя. На спуске он задумается о том, что успел уже натворить дел. Его начнут мучить угрызения совести: «Какой из меня тормоз? Разве я помогаю этим людям? Им от меня одни хлопоты. Дрянь я, а не тормоз», – и без предупреждения вцепится в колесо. Вот как поведет себя твой тормоз. Забудь о нем. Парень ты неплохой, – добавил я, – но есть у тебя один недостаток.

– Какой еще недостаток?

– Твоя доверчивость. Ты веришь любой рекламе. Все эти экспериментальные устройства, все эти штучки, которые выдумали помешанные на велосипедах ослы, ты испытал на собственной шкуре. Нет сомнений, твой ангел-хранитель могуч и заботлив, но, поверь, всему есть предел, не стоит более искушать его. С тех пор как ты купил велосипед, дел у него прибавилось. Дай ему немного прийти в себя.

– Если бы все рассуждали так, как ты, – возразил он, – никакого прогресса бы не было. Если бы никто не испытывал изобретений, мы бы ходили в звериных шкурах. Лишь благодаря…

– Мне заранее известно все, что ты скажешь, – перебил его я. – До тридцати пяти еще можно ставить над собой опыты, но после человек вправе подумать и о себе. Мы свой долг перед человечеством выполнили, уж ты во всяком случае. Кто подорвался на патентованной газовой фаре?

– Верно, но тут я сам виноват: по-моему, переусердствовал с болтами.

– Охотно верю. Если что-то можно завинтить не так, как надо, то ты это непременно сделаешь. В нашем споре это веский довод в мою пользу. Я же не видел, что ты там учинил с этой фарой; я лишь знаю, что мы тихо-мирно ехали по Уитби-роуд, беседовали о Тридцатилетней войне, и вдруг твоя фара грохнула, как будто из пистолета выстрелили. От неожиданности я свалился в канаву. Никогда не забуду лица миссис Гаррис, когда я говорил ей, что ничего страшного не произошло, волноваться не следует – тебя внесут на носилках наверх, а врач с сестрой будут с минуты на минуту.

Кстати, жаль, что ты не подобрал эту фару. Хотелось бы разобраться, почему она рванула.

– Некогда было ползать собирать осколки. Чтобы собрать все, что от фары осталось, ушло бы как минимум часа два. Что же касается того, почему она рванула, то уже сам по себе факт, что фару рекламировали как самую безопасную, свидетельствовал о неизбежности аварии. Тебе, разумеется, это в голову не пришло. А еще была электрическая фара… – продолжал я.

– Ну уж эта-то светила отлично, – подхватил Гаррис. – Ты же сам говорил.

– Днем на Кингз-роуд в Брайтоне она светила преотлично, даже лошадь испугалась. Когда же стемнело и мы выехали за Кемп-Таун, фара погасла, и тебя вызывали в суд за езду без освещения. Может, ты не забыл, как мы погожими летними днями катались по городу. В светлое время суток фара старалась изо всех сил. Зато к наступлению сумерек, когда полагается включать освещение, она, естественно, выдыхалась.

– Да, вела она себя не ахти, эта чертова фара, – буркнул Гаррис. – Что было, то было.

– «Не ахти» – еще мягко сказано… А потом на смену фарам пришли седла, – решил добить я его. – Скажи-ка, были ли такие седла, которых ты не испробовал?

– У меня есть заветная мечта, – признался он. – Подобрать седло, на котором удобно сидеть.

– И не мечтай: мир, в котором мы живем, далек от совершенства, здесь все перемешалось – и радость и горе. Кто знает, может быть, за морем есть чудесная страна, где седла делают из радуги на облачной подушке; в нашем же мире приходится привыкать к чему-нибудь более жесткому. Взять хотя бы то седло, которое ты приобрел в Бирмингеме: то самое, что состояло из двух половинок и походило на пару говяжьих почек.

– Ты имеешь в виду седло, созданное по анатомическому принципу?

– Весьма вероятно. На коробке был нарисован сидящий скелет, а вернее, та часть скелета, которая сидит.

– Да, на схеме было показано правильное положение тела при…

– Не будем уточнять; картинка мне показалась немного неприличной.

– С точки зрения медицины все было правильно.

– Не знаю. Седоку, у которого кожа да кости, такое седло, возможно, и подошло бы. Я испытал его сам и со всей ответственностью заявляю: для человека, у которого есть плоть, это медленная смерть. Как только наезжаешь на камень или колесо подпрыгивает на ухабе, седло пребольно кусает тебя; это все равно что заниматься выездкой норовистого омара. Ты же пользовался им целый месяц.

– За меньший срок невозможно оценить новинку по достоинству, – гордо заявил он.

– За этот месяц и твои домашние сумели оценить тебя по достоинству. Твоя жена жаловалась мне, что за всю вашу совместную жизнь не видела тебя таким злобным, как в тот месяц. А седло с пружиной помнишь?

– «Спираль»?

– Не знаю, «спираль» или нет, но прыгал ты на нем, как чертик из табакерки, причем далеко не всегда приземлялся в нужной точке. Я не затем завел об этом речь, чтобы вызвать у тебя неприятные воспоминания, просто хочу предостеречь от всякого рода экспериментов. В твои годы это становится опасным.

– Что ты все повторяешь: «В твои годы, в твои годы…»? Мужчина в возрасте тридцати четырех лет…

– В каком, прости, возрасте?

– Если обойдетесь без тормозов, так и говорите. Только когда вы с Джорджем, разогнавшись на спуске, взлетите на колокольню, я буду не виноват.

– За Джорджа поручиться не могу, – сказал я, – сам же знаешь, он человек вспыльчивый. Если мы, как ты выразился, «взлетим на колокольню», он скорей всего будет недоволен, но я обещаю объяснить ему, что ты здесь ни при чем.

– Машина в порядке? – спросил Гаррис.

– Отличный тандем.

– Все отладил?

– Нет. И не буду. Машина на ходу, и трогать ее до отъезда я не дам. Никому.

Знаем мы этих «отладчиков». Как-то в Фолкстоне я познакомился с одним типом. Мы разговорились, и он предложил мне прокатиться на велосипедах. Я согласился. Утром я встал чуть свет, проявив завидную силу воли, однако мой новый знакомый опоздал на полчаса.

– На вид машина неплохая. А как она на ходу? – было первое, что он спросил, появившись.

– Как все мы, – добродушно ответил я. – Утром – не догонишь, а после обеда – еле тащится.

Вдруг он вцепился в переднее колесо и яростно встряхнул велосипед.

– За что вы его так? – перепугался я.

Я не мог взять в толк, что плохого сделал ему мой велосипед. Даже если он чем-то и провинился, наказывать его имел право только я. Велосипед, как и собаку, вправе наказывать только его хозяин.

– Люфт переднего колеса… – глубокомысленно заметил он.

– А вы не трясите – и люфта не будет. Никакого люфта и в помине не было – как люфтят колеса, мне хорошо известно.

– Это может плохо кончиться. Ключ у вас есть?

Мне следовало бы проявить твердость, но я почему-то решил, что мой новый знакомый в велосипедах разбирается, и пошел в сарай за инструментом. Вернувшись, я застал его сидящим на земле. Зажав колесо между ногами, он крутил его, пропуская через растопыренные пальцы. Останки велосипеда были разбросаны рядом, на дорожке.

– C передним колесом что-то не то.

– В самом деле?

Но такие люди иронии не понимают.

– По-моему, подшипник полетел.

– Не утруждайте себя понапрасну. Давайте поставим колесо на место – и поехали.

– Раз уж оно снято, стоит посмотреть, что там приключилось. – Он говорил так, будто колесо «снялось» само.

И прежде чем я опомнился, он где-то что-то отвернул, и тысячи шариков понеслись, обгоняя друг друга, по дорожке.

– Ловите! – закричал он. – Держите! Не дай бог потерять хоть один!

Проползав с полчаса на животе, мы собрали ровно шестнадцать шариков.

– Будем надеяться, заявил он, – что не пропало ни одного; в противном случае ваш аппарат будет работать еще хуже.

По его словам, когда отлаживаешь велосипед, самое главное – ничего не потерять, особенно шарики. Разбирая и собирая подшипник, шарики следует тщательно пересчитывать – проверять, все ли на месте. Я заверил его, что если мне доведется отлаживать велосипед, то непременно последую его совету.

На всякий случай я сложил шарики в шляпу, а шляпу отнес на крыльцо. Не скажу, что я поступил осмотрительно. Более того, я совершил глупость. Вообще-то идиотом меня не назовешь, но дурной пример заразителен.

Затем «отладчик» сказал, что надо заодно посмотреть и цепь, и тут же стал снимать ведущую шестерню. Я попытался было остановить его, процитировав одного моего многоопытного друга, который как-то раз торжественно провозгласил: «Если у тебя полетела передача, продай машину и купи новую – дешевле будет».

– Так рассуждают люди, ничего не понимающие в технике. Разобрать ведущий блок – пара пустяков.

Тут он оказался прав, надо отдать ему должное. Не прошло и пяти минут, как коробка передач была разобрана на части, а он ползал по дорожке в поисках винтиков. По его словам, для него всегда оставалось загадкой, куда деваются винтики.

Только мы принялись искать винтики, как появилась Этельберта. Она ужасно удивилась, застав нас в саду, – по ее расчетам, мы должны были выехать несколько часов назад.

– Скоро тронемся, – успокоил ее велосипедных дел мастер. – Вот, решил помочь вашему мужу аппарат отладить. Хороший аппарат, только нужно кое-что подрегулировать.

– Умываться ступайте на кухню. Я только что прибрала в комнатах, – предупредила Этельберта.

Она сказала, что зайдет за Кейт, и, если та дома, они поедут кататься на яхте и к обеду вернутся. Я готов был отдать соверен, лишь бы поехать с ними: стоять и смотреть, как этот болван калечит мою машину, мне здорово надоело.

Внутренний голос нашептывал мне: «Останови его, пока он еще чего-нибудь не натворил. Ты вправе защищать свою собственность от посягательств этого безумца. Возьми его за шиворот и выставь за ворота!»

Но обидеть человека я по природе своей не способен, и разрушительная деятельность продолжалась своим чередом.