– Я живучий. Наверное, если бы тот приятель не смог помочь и стало хуже, они все же отвезли бы меня в больницу. Но мне всего-то и нужно было, что перевязать раны и дать немного покоя. Остальное тело сделало само. Но какое-то время твоя мама меня выхаживала. Подолгу была со мной, мы много разговаривали…

– Интересно, как? – буркнула я мрачно. – Парень, которого ты прислал за мной, молчал, пока мы не оказались здесь. В истинном мире, как он выразился. Мол, только здесь все говорят на одном языке, а на изнанке мы бы друг друга не поняли.

– Он просто поленился применять магию на вашей стороне. Дело не в истинности мира. На всю территорию Содружества наложены соответствующие чары, чтобы разные кланы и виды могли без проблем понимать друг друга. Это было необходимо для объединения. Но тот, кто знает, как работает эта магия, может применить ее в любом месте. Даже в вашем мире.

– Предположим. – Я пытливо посмотрела на него. – Но, полагаю, вы с мамой не только разговаривали, потому что от разговоров дети не родятся.

Колт наконец оторвал взгляд от невидимой точки и спокойно встретил мой.

– Между нами ничего не было. В тот раз. Я позволил себе только поцеловать ее, когда уходил.

– Уходил?

– Ну, война никуда не делась, я все еще оставался солдатом и не мог просто остаться. Как только достаточно окреп, вернулся к туннелю и нашел проход обратно в свой мир.

– Очевидно, история на этом не закончилась.

– Очевидно, – все так же спокойно согласился Колт. – Я думал о Леле практически постоянно. Она снилась мне. Меня с такой силой влекло к ней, что как только появилась возможность, я снова пошел к туннелю. Правда, не знал, как найти ее на другой стороне. Туннель и почти покинутая деревня – все, что я знал в вашем мире. Поэтому вернулся в дом, где меня лечили, и провел там два дня в надежде, что Леля заглянет. На третий она действительно пришла.

– И ты позволил себе больше, чем просто поцелуй?

Колт снова отвернулся и кивнул.

– Я не мог этому противостоять. Да и не хотел. Она была… необычной. Другой такой я никогда не встречал.

– Ты любил ее? – спросила я в лоб, сверля отца взглядом и не зная, какой ответ хочу услышать. Мне казалось, я швырну в Колта что-нибудь тяжелое, если он скажет «нет», и заору благим матом, если услышу «да».

– Как больше никого и никогда.

Пожалуй, этим вариантом ему удалось сбить меня с воинственного настроя. Я даже немного растерялась, потому что слова прозвучали неожиданно искренне и как-то… чувственно. В самое сердце кольнуло знакомой болью, которая появлялась всегда, когда я думала о маме. И только тогда, когда я думала о ней. В его голосе прозвучало эхо этой боли.

– Так почему ты бросил ее? Почему бросил нас обеих? Не был готов к ребенку и семейной жизни?

– Повторюсь: у нас шла война, – холодно отозвался Колт, всякая иллюзия эмоций исчезла из его тона. – А я оставался солдатом этой войны. Я не мог притащить сюда любимую женщину и новорожденную дочь, потому что все равно не смог бы ни остаться с вами, ни защитить. У меня даже дома тогда не было, вас негде было бы поселить.

– А вариант остаться в нашем мире ты совсем не рассматривал?

На его лице промелькнуло такое оскорбленное выражение, словно я спросила, не надевает ли он время от времени женское платье и белье.

– Дезертировать? Нет, это мне не приходило в голову. Мы с твоей мамой, конечно, обсуждали, как быть, в каком мире жить, но только после войны. Леля была готова уйти со мной, возможность возвращаться и навещать родных у нее оставалась. Но война затягивалась. Время шло. А потом Леля заболела… И умерла раньше, чем война закончилась.

– Мне было три года, когда ее не стало, – процедила я, дрожа от накатившей злости. – Вы так долго воевали?

– Слишком долго.

– А потом? Почему ты не забрал меня потом? Почему повесил на шею дяде с тетей?

Наши взгляды снова встретились. Я смотрела на Колта с вызовом. Примерно так, как мечтала с тех пор, как заподозрила, что он на самом деле жив: с немым укором. Потому что ничего другого человек, бросивший меня ради собственного удобства, не заслуживал. И вся эта история с войной… Готова поспорить, что он просто вешал маме лапшу на уши, заставляя ждать, когда рак на горе свистнет. Это ведь удобно, когда новостей из другого мира нет, говори что хочешь.

– Я виноват перед тобой, Ника, признаю. Тогда это казалось правильным решением – оставить тебя там. Я подумал, твой дядя лучше справится с ролью отца, ведь у него уже был ребенок.

– И ты был чертовски прав! – вырвалось у меня. – Он был классным папкой. Поэтому, как только появится возможность, я хочу вернуться к нему. Ясно?

Последние слова вырвались как-то сами собой, я не собиралась говорить ничего подобного. Меня интриговал этот мир. И магия. И драконы. Даже горгульи. И мужчина, которого я видела накануне: хотелось научиться держать огонь голыми руками, как он. И выяснить, что за символы вспыхнули на его запястьях. Здесь было столько интересного!

И да, я хотела узнать лучше родного отца. Потому что узнать маму я уже никогда не смогу, а этот родитель хотя бы оказался жив в итоге. Наверное, каждый брошенный ребенок мечтает однажды найти того, кто его бросил, и показать, как он был неправ. И мне тоже хотелось.

Но злость, с которой я жила все эти годы, никуда не делась. И сейчас она заклокотала во мне с новой силой.

Колт так долго смотрел мне в глаза, что я едва не опустила взгляд.

– Ясно, – кивнул он и отвернулся первым. – Глеб будет держать меня в курсе расследования, но главная проблема не в том, что тебя могут обвинить в тройном убийстве. Надеюсь, ты это понимаешь.

– А в чем?

– В том, что на тебя напали, – произнес он таким тоном, словно говорил с неразумной пятилеткой.

И именно так я себя почувствовала, когда услышала это. Потому что в последние дни почти не думала об этом факте. Не хотела думать.

– На тебя напали, но кто-то убил нападавших. По крайней мере, так все выглядит. А еще у тебя появилась печать, значит, моя кровь все-таки проснулась. И если ты не пройдешь инициацию, не научишься управлять магией, это может со временем плохо закончиться.

– Какая еще печать? – в ужасе переспросила я, потому что после этих слов уже не особо вникала в сказанное. – Где появилась? Почему ты об этом знаешь, а я нет?

Колт вновь выглядел удивленным, как будто моя неосведомленность стала для него еще одним сюрпризом.

– Вот здесь, – он коснулся собственной шеи. – У основания. Ты не видела? И не почувствовала?

Я, конечно, тоже потянулась рукой к указанному месту, и нащупала в районе седьмого позвонка какие-то неровности. Вообще-то, моясь в душе после ночного происшествия, я что-то такое ощущала, но сочла сыпью или выступившими прыщами. Случается время от времени. У меня были заботы поважнее кожных дефектов – ну там, три исполосованных трупа, рядом с которыми я очнулась.

Теперь же мне требовалось срочно взглянуть, что у меня там такое появилось. Обведя комнату взглядом, я заметила ближе к выходу зеркало, подскочила и бросилась к нему, спуская с плеч куртку и оттягивая ворот футболки. Однако оказалось, что невозможно изогнуться перед зеркалом так, чтобы увидеть в отражении основание собственной шеи.

Зато я увидела, как ко мне приблизился Колт. Ему, вероятно, тоже хотелось взглянуть на печать. Было странно почувствовать его прикосновение, ведь он все еще оставался для меня практически незнакомцем, а я не очень-то люблю прикосновения незнакомцев. Поэтому я проворно вырвалась, повернувшись к нему с весьма воинственным, как мне хотелось думать, видом.

Колт с улыбкой протянул небольшое зеркало, с помощью которого можно было посмотреть на печать в двойном отражении, что я и поторопилась сделать, буркнув невнятное «спасибо».

– Обычно такие печати появляются у детей нашего мира на первом году жизни. Даже у магических полукровок… То есть, у кого один из родителей не владеет магией. Но у тебя этой печати не было ни в год, ни в три, ни почти в пять.

– Да ее еще недели назад не было, – пробормотала я, разглядывая в отражении выступающий на коже рисунок, отчасти похожий на безболезненный след от ожога, отчасти просто на раздражение. Но линии складывались в некий рисунок, заключенный в круг. – Я бы заметила, появись она раньше. Или кто-нибудь другой заметил…

Я осеклась, вспомнив, как дядя «завис», пялясь на мою спину, прежде чем оставить меня в ванной одну. Вот что он увидел! И, очевидно, знал значение печати, поэтому и связался с моим отцом… как-то.

– Я решил тогда, что ты не унаследовала мою магию…

– Или что я не твоя дочь? – вырвалось у меня.

В принципе, это многое объяснило бы. Как минимум то, что он слился из нашей жизни.

Колт после непродолжительного молчания покачал головой.

– Нет, такой мысли у меня не возникало. Я списал это на то, что ты родилась в другом мире. В мире, практически лишенном магии. Даже моя там едва работала. Возможно, это действительно стало причиной столь позднего проявления печати. Но раз магия проснулась, тебе нужно научиться с ней жить, пока она не начнет бесконтрольно фонтанировать. А мне надо найти способ выяснить, что произошло в ту ночь, когда на тебя напали. И действительно ли те люди напали на тебя или все это какая-то нелепая случайность. Когда я буду уверен, что тебе не угрожает опасность, ты сможешь вернуться к дяде с тетей. Если захочешь.

– Какая трогательная забота о моем благополучии, – не удержалась я от язвительного замечания, все еще поглаживая кончиками пальцев печать, но уже не рассматривая ее в отражении.

– Хочешь – верь, хочешь – нет, но твое благополучие для меня имеет значение, – заметил Колт, принимая обратно зеркало. Куда оно делось после, я так и не поняла, но через пару секунд руки отца были свободны. – В конце концов, ты мой единственный ребенок.

– Я давно не ребенок, – снова огрызнулась я. – С этим ты опоздал.

– Да, я понимаю, – кивнул Колт, и в его голосе снова послышалась горечь. Померещилось, должно быть.

– Значит, ты все-таки не против, чтобы я училась в твоей академии? – уточнила я на всякий случай, заодно меняя тему. – Оказывается, мне это даже нужно?

– Справляться с магией на бытовом уровне мы научили бы тебя и так. Без спешки и давления. Но чтобы начать обучение на первом курсе с этой осени, тебе придется потрудиться летом. И потом, скорее всего, тоже будет непросто. Но если ты действительно хочешь…

– Уж определенно больше, чем замуж в вашем отсталом мире, – буркнула я. – У вас, наверное, до феминизма еще как до луны.

– До чего? – нахмурился Колт.

– Что и требовалось доказать, – вздохнула я, театрально закатив глаза.

Он не стал просить объясненить странное слово, лишь деловито заявил:

– Что ж, тогда начнем с решения самых срочных бытовых вопросов, вечером проведем инициацию, а завтра составим расписание твоих летних занятий…

– О, расписание… – протянула я тоскливо. – Обожаю расписания.

Колт улыбнулся.

– Постараемся сделать так, чтобы у тебя оставалось свободное время. Хотя тратить его здесь особо не на что. Разве что на походы в город…

– И осмотр замка, – не удержалась я. – На одно это половина лета уйдет.

– Если тебе интересно, – равнодушно пожал плечами Колт.

Конечно, он здесь, должно быть, давно живет, а мне все в новинку. Я никогда не жила в замке! Только в кино и на картинках их видела.

– Но держись подальше от закрытой части, в ней все обветшало и находиться там небезопасно. И да, имей в виду: к колоколу тебе следует всегда возвращаться, а звонит он за час до полуночи. Полагаю, ты слышала вчера?

Я кивнула, вспоминая, как нервничал провожатый и торопился кучер. Боялись, что их не пустят? Или боялись чего-то другого?

– А что будет, если я опоздаю? Меня не пустят?