За дверями начиналась величественная анфилада залов; сквозь французские окна до пола был виден роскошный сад, откуда долетал аромат лимонных деревьев. Войдя, Майкл сразу заметил двух охранников в одном из залов. Он задумался, зачем дону Кроче столько охраны. Он – друг Джулиано, конфидент министра юстиции в Риме; ему не грозят карабинери, наводнившие Палермо. Тогда кого – или чего – боится великий дон? Кто его враг?

Мебель в гостиной явно создавалась для итальянского дворца – гаргантюанские кресла, диваны, длиной и шириной с небольшую яхту, массивные мраморные столы, словно украденные из музея. Подходящая обстановка для мужчины, который вышел из сада, чтобы приветствовать их.

Руки его были распростерты для объятия, предназначенного Майклу Корлеоне. Стоя, дон Кроче был примерно одного размера что в высоту, что в ширину. Густые волосы с проседью, кучерявые, как у негра, элегантно подстриженные, венчали крупную львиную голову. Глаза, черные, как у ящерицы, походили на две изюмины, торчавшие из жирных щек. Щеки эти были словно вырезаны из красного дерева: левая гладкая, а вторая – перекошенная от избытка плоти. Рот под тонкими усиками выглядел на удивление нежным. Объединял эти разнородные черты между собой толстый величественный нос.

Однако голова императора сидела на теле крестьянина. Безразмерные, кое-как подогнанные брюки обхватывали необъятную талию, держась на широких светлых подтяжках. Просторная рубаха была белая, свежевыстиранная, но неглаженая. На нем не было ни галстука, ни пиджака, и по мраморному полу он ступал босыми ногами.

Дон Кроче не выглядел человеком, который получает свою «десятину» с каждого бизнеса в Палермо вплоть до лотков уличных торговцев. Сложно было поверить, что на его совести тысячи смертей. Что он правил Западной Сицилией дольше, чем нынешнее правительство в Риме. И что он богаче герцогов и баронов, владеющих крупнейшими сицилийскими поместьями.

Объятие, в которое дон Кроче заключил Майкла, было легким, мимолетным; одновременно он сказал: «Я знал твоего отца, когда мы оба были детьми. Рад, что у него такой хороший сын». Дальше спросил, как добрался его гость и не нужно ли ему чего. Майкл улыбнулся и ответил, что не отказался бы от корки хлеба и глотка вина. Дон Кроче немедленно повел его в сад, поскольку, как все сицилийцы, старался по возможности есть на свежем воздухе.

Стол им накрыли под лимонным деревом. Там сверкало отполированное стекло, белели льняные салфетки и скатерти. Слуги отодвинули для них удобные бамбуковые кресла. Дон Кроче наблюдал за тем, как Майкл усаживается, с живостью, удивительной для его возраста – ему уже перевалило за шестьдесят. Майкла он усадил по правую руку, а своего брата, священника, – по левую. Инспектор Веларди и Стефан Андолини заняли места напротив; на них он глядел с прохладцей.

Все сицилийцы любят поесть; одна из немногочисленных шуток про дона Кроче, на которые тут осмеливались, гласила, что он предпочтет добрый обед доброму убийству. И вот дон Кроче сидел с благосклонной ухмылкой на лице, вооружившись ножом и вилкой, а слуги подносили и подносили еду. Майкл обвел взглядом сад. Его окружала высокая каменная стена, и по меньшей мере десять охранников сидели за собственными маленькими столиками – по двое, не больше, и на достаточном расстоянии, чтобы не стеснять дона Кроче и его собеседников. Сад благоухал лимонным цветом и оливковым маслом.

Дон Кроче собственноручно накладывал Майклу жареную курицу и картофель, следил за тем, как ему трут сыр на спагетти в отдельной тарелочке, подливал в бокал мутноватое местное белое вино. Все это он проделывал с искренней заботой, словно для него очень важно, чтобы новый друг хорошо поел и попил. Майкл проголодался – с самого рассвета у него маковой росинки не было во рту, – и дону неоднократно пришлось подкладывать ему добавки. Он присматривал и за остальными гостями, время от времени жестом указывая прислуге наполнить бокал или добавить в тарелку еды.

Наконец они наелись, и дон, получив свою чашку эспрессо, приступил к разговору о делах.

– Значит, – обратился он к Майклу, – ты собираешься помочь нашему другу Гильяно сбежать в Америку?

– Так мне велено, – ответил Майкл. – Я должен проследить за тем, чтобы он добрался до Америки без приключений.

Дон Кроче кивнул; на его мясистом красном лице застыло сонное выражение объевшегося толстяка. Голос – звонкий тенор – до странности не соответствовал его телосложению.

– Мы с твоим отцом договорились, что я доставлю Сальваторе Гильяно к тебе. Но жизнь не всегда течет гладко, случаются и неожиданности. Мне будет трудновато выполнить свою часть сделки.

Он поднял руку, показывая, чтобы Майкл не перебивал:

– Моей вины тут нет. Я действовал по плану. Но Гильяно больше никому не доверяет – даже мне. Многие годы, практически с первого дня, как его объявили вне закона, я помогал ему; мы были партнерами. С моей помощью он стал большим человеком на Сицилии, хотя ему и сейчас всего-то двадцать семь лет. Однако время его истекает. Пять тысяч итальянских солдат и полевой полиции рыщут по горам, разыскивая его. И все равно он отказывается мне довериться.

– Тогда я ничем не смогу ему помочь, – сказал Майкл. – Мне приказано ждать не больше семи дней, а потом уплывать в Америку.

Произнося это, он продолжал гадать, почему для его отца так важно обеспечить побег Гильяно. Майкл мечтал скорей оказаться дома после долгих лет ссылки. Он беспокоился о здоровье отца. Когда Майкл бежал из Америки, его отец лежал, тяжело раненный, в больнице. После его побега старший брат Санни был убит, а семья Корлеоне вела отчаянную битву за выживание против Пяти Семейств в Нью-Йорке. Битву, которая из Америки распространилась и на Сицилию, унеся жизнь невесты Майкла. Правда, отцовские посланники сообщали, что старый дон оправился от ран, примирился с Пятью Семействами и устроил так, чтобы все обвинения с Майкла сняли. Однако тот знал, что отец ждет его возвращения, ведь он был правой рукой дона Вито Корлеоне. Что всей семье не терпится воссоединиться с ним – его сестре Конни, брату Фредди, сводному брату Тому Хейгену и его бедной матери, которая наверняка до сих пор оплакивает беднягу Санни. На мгновение Майклу вспомнилась Кей: как она, не забыла о нем после двух лет разлуки? Но самым главным был другой вопрос: почему отец оттягивает его возвращение? Наверняка причина очень важная – и она связана с Гильяно.

Внезапно Майкл осознал, что инспектор Веларди буравит его своими холодными голубыми глазами. Его тонкое аристократическое лицо выражало презрение – он словно заподозрил Майкла в трусости.

– Будем терпеливы, – сказал дон Кроче. – Наш друг Андолини по-прежнему поддерживает связь с Гильяно и его семьей. Нам надо поразмыслить всем вместе. Отсюда ты отправишься к отцу и матери Гильяно в Монтелепре, это по пути в Трапани.

Он сделал паузу и улыбнулся; жирные щеки при этом даже не шевельнулись.

– Я в курсе твоих планов. Всех.

На последнем слове он сделал особый упор, но, подумал Майкл, всех планов он знать никак не мог. Крестный отец никогда и никому не говорил всего, от начала до конца.

Дон Кроче вкрадчиво продолжал:

– Все мы, кто на стороне Гильяно, согласны в двух вещах. Ему нельзя дальше оставаться на Сицилии, и он должен перебраться в Америку. Инспектор Веларди того же мнения.

– Это странно даже для Сицилии, – сказал Майкл с улыбкой. – Инспектор возглавляет полицию; он присягал, что будет ловить таких, как Гильяно.

Дон Кроче усмехнулся – короткий механический смешок.

– Сицилия, кто ее поймет… Вообще-то все просто. Рим предпочитает, чтобы Гильяно посиживал спокойно в Америке, а не выступал с разоблачениями со скамьи подсудимых в Палермо. Дело в политике.

Майкл был потрясен. Его охватило острое беспокойство. План рушился на глазах.

– Зачем инспектору Веларди помогать ему бежать? Мертвый Гильяно не представляет угрозы.

Недовольным тоном инспектор Веларди заметил:

– Я именно так и поступил бы. Но дон Кроче любит его, как родного сына.

Стефан Андонили вперил в инспектора зловещий взгляд. Отец Беньямино опустил голову и сделал глоток из своего бокала. Однако дон Кроче строго сказал, обращаясь к полицейскому:

– Мы все здесь друзья и должны говорить Майклу правду. У Гильяно имеется один козырь. Он ведет дневник – называет его своим «Завещанием». Там есть доказательства, что правительство в Риме, кое-какие чиновники, помогали ему, пока он разбойничал. Ради своих политических целей. Если этот дневник обнародовать, христианское демократическое правительство падет – и Италией будут править социалисты с коммунистами. Инспектор Веларди согласен, что это необходимо любой ценой предотвратить. Потому он и готов помочь Гильяно – с условием, что его «Завещание» не будет предано огласке.

– А вы видели это «Завещание»? – спросил Майкл. Интересно, отец знает о нем? В указаниях, полученных Майклом, оно не упоминалось.

– Я знаю его содержание, – ответил дон Кроче.

Инспектор Веларди воскликнул:

– Будь моя воля, я приказал бы убрать Гильяно – и к черту его «Завещание»!

Стефан Андолини зыркнул на инспектора с ненавистью такой острой и неприкрытой, что Майкл впервые осознал – этот человек не менее опасен, чем сам дон Кроче.

– Гильяно никогда не сдастся, – сказал Андолини, – а у вас кишка тонка, чтобы отправить его в могилу. Занимайтесь лучше своими делами.

Дон Кроче медленно поднял ладонь, и за столом воцарилось молчание. Он медленно проговорил, обращаясь к Майклу и игнорируя всех остальных:

– Возможно, я не смогу сдержать обещание, данное твоему отцу, и доставить тебе Гильяно. Не могу сказать, почему дон Корлеоне так в этом заинтересован; наверняка у него имеются на то причины, и причины весомые. Но что я могу поделать? Сегодня ты поедешь к родителям Гильяно. Постарайся убедить их, что их сын может мне доверять, и напомни этим добрым людям, что именно я вызволил их из тюрьмы. – На мгновение он замолчал. – Тогда, возможно, мы сумеем ему помочь.

За годы вынужденной ссылки у Майкла выработалось животное чутье на любого рода опасность. Ему не нравился инспектор Веларди, он боялся Стефана Андолини, жестокого убийцы, при взгляде на отца Беньямино у него по спине бежал холодок. А главный сигнал тревоги исходил от самого дона Кроче.

Люди за столом, обращаясь к нему, почтительно понижали голос – даже его брат, отец Беньямино. Они склоняли головы в ожидании ответа, забывая жевать. Слуги кружили вокруг него, словно он был солнцем; охранники, расставленные по саду, не спускали с него глаз, готовые по первому приказу броситься и порвать любого в клочья.

– Дон Кроче, – осторожно сказал Майкл, – я здесь, чтобы выполнять ваши поручения.

Тот одобрительно кивнул своей крупной головой, сложил ухоженные руки на животе и певучим тенором произнес:

– Мы должны быть предельно откровенны друг с другом. Скажи мне, каков план побега Гильяно? Откройся, как сын родному отцу.

Майкл коротко глянул на инспектора Веларди. Не хватало еще откровенничать в присутствии главы полиции Сицилии! Дон Кроче немедленно все понял.

– Инспектор Веларди полностью следует моим указаниям, – сказал он. – Можешь доверять ему, как мне самому.

Майкл поднес к губам бокал с вином. Поверх его края он видел охранников, наблюдающих за ними, – зрители на спектакле. От него не ускользнула гримаса на лице Веларди, который явно не оценил дипломатии дона, однозначно давшего понять: он командует и инспектором, и его ведомством. Заметил он и то, как нахмурил лоб губастый Стефан Андолини. Только отец Беньямино избегал его взгляда, держа голову опущенной. Майкл допил мутное белое вино, и слуга немедленно наполнил бокал. Внезапно сад показался Майклу крайне опасным местом.