– Проклятье! – в ужасе закричал мальчишка, увидев на обращенных кверху гранях маленьких кубиков три и четыре точки. Не две и четыре, или три и три, или пять и одну, которые были ему нужны. Выпали несчастные семь очков, а значит, он проиграл.

– Сожалею, сэр, – произнес крупье с чисто профессиональным равнодушным почтением в голосе и отработанным движением пододвинул к себе лопаточкой ставку белобрысого мальчишки – кучку двадцати-, пятидесяти- и стодолларовых банкнот.

Этот проигрыш, пожалуй, равнялся новому – и самому большому в его жизни – годовому жалованью Эрла. Впрочем, мальчишка только ухмыльнулся и вытащил из кармана комок смятых купюр, большой, как кулак Демпси^[8].

– Он просадил кучу денег, – сказал Эрл Ди-Эй Паркеру, который стоял рядом с ним в переполненной комнате на втором этаже клуба «Огайо», наблюдая за игрой. – И продолжает улыбаться. Откуда у такого молокососа столько бабла, чтобы пригоршнями разбрасывать ее? И где он подцепил эту куклу – прямо с календаря?

– Там, откуда он взялся, всего этого добра хватает, – ответил Ди-Эй. – Вы ведь не часто ходите в кино, верно, Эрл?

– Нет, сэр. Времени не хватает.

– Ну так вот, этого мальчишку зовут Микки Руни. Большой актер. Всегда играет этаких деревенских олухов, молодых парней из провинции. Он выглядит на четырнадцать, но на самом деле ему двадцать шесть, он был дважды женат и выбрасывает по десять тысяч за ночь всякий раз, когда приезжает в город. Я слышал, что игроки называют его «мистер Эй-парни-давайте-устроим-шоу!».

Эрл потряс головой, не скрывая отвращения.

– Это Америка, Эрл, – сказал Ди-Эй. – То, за что вы сражались.

– Давайте пойдем отсюда, – предложил наконец Эрл.

– Конечно. Но только сначала осмотритесь, запомните все как следует. Возможно, когда вы в следующий раз увидите это место, у вас в руках будет «томми».

В клубе было темно и людно. Здесь, на втором этаже, где царила игра, висела непроницаемая пелена дыма и воздух был пропитан въевшимся навсегда запахом табака. Этот запах напоминал серную вонь на Иводзиме, а в помещении ощущалось безумие, сходное с тем, что владело людьми на очищенной от японцев прибрежной полосе, куда начали доставлять раненых и боеприпасы и где никто не представлял, как можно попасть вглубь острова. Шуму было, пожалуй, не меньше, чем там.

В одном конце зала крутилось колесо рулетки, выкачивая деньги из карманов сосунков. Под низко висящими лампами стояло с дюжину столов, за которыми играли в покер. Вдоль стен выстроилась шеренга игровых автоматов, перед которыми толпились многочисленные паломники, взывавшие к милосердию бога наживы и приносившие ему свою дань в виде пятицентовиков, десятицентовиков и серебряных долларов. Но любимой игрой посетителей «Огайо» были кости; собравшиеся вокруг многочисленных столов щеголи доверяли свою удачу паре кубиков, которые, подпрыгивая, катились по зеленому сукну, отчего похожие на айсберги груды денег перемещались по столам. Негритянская джазовая группа наяривала горячий бибоп^[9], фортепиано выдавало сумасшедшие риффы^[10], саксофон, кларнет и еще какой-то инструмент с печальным звуком повествовали об утраченном – состояниях, любви и надеждах.

Эрл снова покачал головой. «Господи помилуй!» – подумал он.

– А теперь, Эрл, пора идти, – сказал старик. – Здесь не любят бездельников вроде нас. Либо играй, либо проваливай.

Спускаясь вниз, они миновали бар, тоже переполненный. Пять девушек сбились с ног, выполняя заказы. За их спинами на причудливом стеллаже красного дерева выстроились ряды темных бутылок, обещавшие заманчивое забвение.

– Хотите выпить, Эрл?

– Нет, – отрезал тот. – Я завязал с этим дерьмом.

На Эрле был новый костюм-тройка, синий в полоску, на шее – желтый галстук, на ногах – сверкающие коричневые полуботинки. Коричневую фетровую шляпу он низко надвинул на глаза. Он чувствовал себя так, словно его обмотали бинтами, зато выглядел на полсотни долларов – столько он истратил на свое новое барахло.

– Это, пожалуй, хорошо, – одобрил Ди-Эй. – Пьяным я победил в шестнадцати перестрелках, но, будь оно все проклято, потом стал пить так, что боялся в один прекрасный день проснуться в Гонконге с разбитым носом, большой бородой, татуировками на всем теле и вновь обретенной китайской семьей, которую нужно будет содержать.

– Такое случалось со знакомыми мне морскими пехотинцами, не с одним и не с двумя, – заметил Эрл.

Они вышли на улицу. На другой стороне, словно семь роскошных лайнеров, пришвартованных к пирсу, в ночи сверкали семь главных городских достопримечательностей – водолечебниц, которые даже в этот час были переполнены людьми. Все они стремились причаститься к чудесной силе богатых минералами вод, которые поступали из невидимой с этого места горы: мощный неиссякаемый поток с температурой в сто сорок один градус по Фаренгейту.

Люди посещали эту маленькую долину уже несколько столетий, и таким образом город приобрел весьма необычную постоянную клиентуру – тех, кому было просто необходимо попасть сюда. Если вам требовалось избавиться от растяжения мышц, или артрита, или сифилитического нервного расстройства, вы приезжали в Хот-Спрингс и по многу часов просиживали в воде, от которой поднимался пар и которая, как ничто другое, снимала боль и вычищала заразу из всех уголков тела. Выходя из ванны, вы чувствовали себя заново родившимся. Лучше? Ну… возможно. Во всяком случае, не так, как прежде. Но годы шли, город предлагал своим посетителям все новые и новые услуги, уже не столь прозаического характера, и к 1946 году основную массу приезжих составляли не больные старики, а молодые и вполне здоровые люди. Не было ни одной человеческой потребности, которую в Хот-Спрингсе нельзя было удовлетворить за один-единственный вечер, к какой бы сфере она ни относилась – сексуальной, финансовой, криминальной или религиозной.

Трубопровод от пресловутых горячих источников теперь тянулся по кривой, отмечавшей былое местоположение засыпанного ручья. По одну сторону располагались водолечебницы, а по другую раскинулась коммерческая, вернее, развлекательная часть города: устричные заведения, рестораны, тиры, ночные клубы, казино, букмекерские конторы и, конечно, публичные дома. Улица представляла собой широкий бульвар и была так освещена, что вряд ли можно было заметить разницу между дневным и ночным светом. Только гора, находившаяся в собственности американского правительства, оставалась невидимой, зато прочую пакость можно было рассмотреть во всех подробностях.

– Похоже на Шанхай в тридцать шестом году, – сказал Эрл, – вот только глаза у шлюх не раскосые.

С их наблюдательного пункта – они стояли на тротуаре перед водолечебницей «Фордайс», откуда открывался обзор в оба конца улицы, тянувшейся между горами и как бы охраняемой с севера гигантскими воротами, образованными массивным зданием отеля «Арлингтон» с одной стороны и намного более высоким зданием «Медикал арт» с другой, – улица казалась просто гигантской. Миля суеты и греховности сияла огнями, уходившими за горизонт. Но это была лишь показная сторона сложного явления, носившего наименование Хот-Спрингс. От главного проезда, извиваясь, уходили и тянулись по холмам другие дороги, и в каждом квартале имелись публичный дом, и казино, и букмекерская контора, а часто – по нескольку штук. Дальше, в сторону Малверна, цвет становился черным, поскольку греховный Хот-Спрингс не знал никаких расовых барьеров, и чем дальше, тем больше становилось дыма и пара – там находились отель «Питиэн» и одноименная водолечебница, единственное место в городе, где негры, которые делали здесь всю реальную работу и обеспечивали жизнедеятельность округи, имели возможность и сами окунуться в целебную горячую воду.

– Нет, я совершенно не понимаю, как Беккер собирается прикрыть эти заведения силами всего двенадцати человек, – сказал Эрл. – Да здесь дивизии не хватит.

– Для того и нужна подготовка, – ответил старик. – В городе около полутысячи букмекерских контор, и они-то и есть первая цель всей операции. От них кормятся все остальные. Но среди них есть одна, так называемая центральная контора, откуда денежки растекаются по всей сети. Туда сходятся все телефонные линии, там первыми узнают все результаты всех соревнований, тамошние гении постоянно выдают сведения о текущем соотношении шансов и передают их в другие конторы, чтобы там могли принимать ставки до последнего момента. Потом они получают результаты, объявляют их, и все продолжается. Очень даже серьезный бизнес: контора берет два процента и всегда находится в выигрыше, независимо от того, выиграл или проиграл игрок. Но есть проблема: все сильно зависит от состояния связи, от того, насколько быстро они получают внешнюю информацию. Без этой информации их просто нет. Понимаете, в чем хитрость? Если мы сможем закрыть главную контору, то разрушим всю систему. Мы прижмем их к ногтю.

– А нам известно, где она находится?

– Нет, конечно. Об этом знает много народу, но вряд ли кто-нибудь захочет известить нас. Нужно будет ударить сразу по многим местам, закрыть их, сломать машину и передать задержанных копам. В полиции их не продержат и дня, но весь смысл в том, чтобы машина дала сбой. Стоит только пошевелить эти заведения, и сразу выяснится, что некоторые уже десять, а то и двадцать раз получали от департамента полиции Хот-Спрингса предписания о закрытии. Только дело почему-то никогда не доводилось до конца. Поэтому мы разносим букмекерские лавки, уничтожаем игровые таблицы, конфискуем деньги и бланки, ищем финансовые отчеты и все, по чему можно установить, где находится центральная контора. Сами видите, это довольно просто. Очень похоже на войну. Мы занимаем японский штаб, и вот она, победа.

Они не спеша шли на север по Сентрал-авеню. Из большинства окон двух- и трехэтажных домов на западной стороне, непритязательных с архитектурной точки зрения, высовывались девушки, которые то и дело окликали двоих видных собой мужчин.

– Эй, сладенькие! Заходите к нам, мы научим вас интересным штучкам.

– Малыш! Ты, большой! У нас здесь так сладко, что ты обязательно растаешь!

– Сэры, у нас самые лучшие девочки, настоящие конфетки. Самый высший сорт.

– Что, Эрл, тянет зайти? – поинтересовался старик.

– Не-а. Если я туда сунусь, то как пить дать подхвачу гонорею. Плюс ко всему моя жена далеко отсюда и к тому же беременна, так что мне не нужны осложнения.

– Беременна? И давно?

– Мм… Если честно, не знаю. Уже некоторое время, только я не замечал.

– Эрл, если бы я знал, что ваша жена беременна, то не стал бы уговаривать вас идти к нам. Здесь может быть довольно горячо.

– Не беспокойтесь на этот счет, старина. Сами знаете: я буду заниматься делом, которое знаю лучше всего на свете.

– Неужели вы не чувствуете себя счастливым? У меня был сын, и я никогда не сожалел об этом, хотя он умер совсем молодым. Это было счастливое время. Так или иначе, вы будете отцом. Считается, что это радостное время для каждого мужчины.

– А-а, – недовольно буркнул Эрл.

– Вы поймете это, Эрл. Поверьте мне, обязательно поймете.

Они шли дальше, справа тянулись водолечебницы, слева – казино и дома терпимости. Через некоторое время водолечебницы уступили место премиленькому небольшому парку, где отцы города посадили деревья, разбили цветущие клумбы и тому подобное. Это было действительно очень красиво, а сзади высилась гора, дарившая Хот-Спрингсу нагретую минеральную воду, благодаря которой город не походил ни на один другой.