Берия разделся, повесив верхнюю одежду во встроенный шкаф. Остался в кителе и новенькой, недавно сшитой гимнастерке.

Прошел в комнату отдыха, где стояли кожаный диван и кресла. И с удовольствием посмотрел на себя в зеркало. Там он увидел худощавое восточное лицо с высоким с наметившейся лысиной лбом, умные проницательные миндалевидные глаза, закрытые блестящими стеклами пенсне, придававшим его лицу какую-то «змеиную» интеллигентность и делавшим его взгляд похожим на холодный зеркальный взгляд кобры.

Лаврентий знал, что этот взгляд внушает людям страх. И это ему нравилось.

Но особенно нравилось ему сейчас то, что он видел в собственном одеянии. Недавно вождь присвоил ему звание комиссара госбезопасности первого ранга, и его парадный китель теперь украшала красная петлица с вышитой звездой и четырьмя ромбами. На сегодняшний день в его ведомстве не было никого, кто носил бы такую же звезду и особый нарукавный знак.

Поэтому он так важно и медленно прошествовал через приемную. Чтобы все обратили внимание на его новые регалии.

* * *

Берия, как хороший «дирижер», взял с собой в Москву из Закавказья и свой «оркестр», который мог «сыграть любую музыку».

Первая скрипка в нем, конечно, был Всеволод Николаевич Меркулов, «Меркулыч», как ласково называл он своего доверенного помощника.

Вторым числился Богдан Кобулов. С Богданом его связывали особые отношения личного свойства.

Еще с ним приехали сюда, в столицу, Деканозов, Мешик, Гоглидзе, Влодзимирский, Мамулов. И разные люди помельче калибром. Такие, как Борис Александрович Людвигов – аккуратный, всегда подтянутый сухарь, начальник его секретариата, помощник Федор Васильевич Муханов, адъютант Рафаэль Семенович Саркисов, водитель-охранник Сардион Николаевич Надарая.

В общем, все красавцы как на подбор. А с ними он, Лаврентий Павлович Берия. Как дядька Черномор.

Вот с этой командой он и прибыл сюда, чтобы, как говорится, «решать вопросы». А вопросов столько, что голова идет кругом. И не знаешь сразу, за что хвататься.

Но он не привык пасовать. Ни тогда, когда расправлялся с оппозицией в Закавказье, выкорчевывая троцкистов, ни тогда, когда поднимал Грузию, одновременно сажая чайные и мандариновые плантации, строя новый Тбилиси…

Берия походил по кабинету взад-вперед и попытался внутренне уложить в относительно строгий порядок те задачи, которые поставил перед ним вождь, назначая и направляя его во «внутренние» органы государства.

Первое, что необходимо сделать, – это «зачистить» и заменить центральный аппарат, который достался ему от Ягоды и Ежова. Люди эти свою миссию выполнили. И теперь, когда меняется функция госбезопасности, когда на смену «революционным, пламенным чекистам» должны прийти государственные служащие, от слишком ретивых придется избавиться. Не зря же мудрый Иосиф Виссарионович всегда говорит: «Кадры решают все!» Надо набирать новых. Тех, кто не будет шарахаться, умствовать, поддерживать разные линии, а будет держаться одной – линии вождя.

Коба уже поставил задачу Георгию Маленкову. И тот обязан помочь ему. Подобрать из молодых, энергичных комсомольцев, коммунистов новый состав.

Конечно, никто не может до конца разгадать ход мыслей Джугашвили. Но кое о чем он, Лаврентий, догадывается. Многие недоумевают, не понимают: отчего вдруг так обострилась борьба? Вроде уже двадцать лет прошло после революции. А он все ищет врагов. Ведь всё! Победили! И даже деревню раскулачили!

А того они не понимают, что сейчас и пошло самое опасное. Самое страшное. Не Троцкий и не троцкизм стали главной опасностью. А перерождение кадров. И наиболее ярко оно проявило себя в тридцать шестом году. Тогда было решено принять новую, можно сказать, социалистическую Конституцию СССР. Конституцию, самую демократическую, самую передовую в мире, гарантирующую все права трудящимся и обеспечивающую настоящую социалистическую демократию. В этой Конституции предусматривались прямые, тайные выборы во все органы советской власти. А главное – кандидатов в советы могли выдвигать не только парторганизации, но и другие, беспартийные образования. Это подрывало монополию партийных функционеров. И по словам самого Иосифа, такие: «Всеобщие, равные, прямые и тайные выборы в СССР будут хлыстом в руках населения против плохо работающих органов власти».

Сталин понимал, что, проводя такую реформу Конституции, он нажил немалое количество недоброжелателей в правящей верхушке. Они уже были при власти и, конечно, не хотели бороться за нее на выборах снова и снова.

И номенклатура не дала ему этого сделать.

Еще одной причиной, по которой поднималась новая волна репрессий, была гражданская война в Испании. Она недавно закончилась. И закончилась поражением республиканцев. В огромной степени причиной этого поражения стала так называемая «пятая колонна», которая подняла мятеж в самое критическое время.

Вождь сделал далекоидущие выводы. Начнись война в СССР – не повторит ли она испанского сценария?

А то, что война рано или поздно постучится и к нам, – в этом сомнений нет. Ведь она, Вторая мировая, уже идет полным ходом. Люди стараются, делают вид, «прячут головы в песок». Нет! Войны нет! А она началась с 1 октября 1938-го. Началась с того момента, как немцы вступили в Судетскую область и оторвали кусок Чехословакии. (Чехи сразу обосрались. И подняли ручки кверху.) В этот же день в войну вступили поляки – захватили другую часть Чехии.

А вот теперь в дело вступили и венгры, которые сейчас, в ноябре тридцать восьмого года, прибирают к рукам южные районы. «Так что дело пахнет керосином, – думал Лаврентий Павлович. – И похоже, Коба, понимая это, решил подстраховаться – ликвидировать тех, кто может во время схватки ударить в спину нам… И конечно, он понимает, что взялся за великое дело. Переустройство мира и… человека. А для этого нужны другие люди. Нужны другие люди. Не эти революционные болтуны, которые только и знают, что шептаться за спиной… Да что они умеют? Я на таких в Грузии насмотрелся… Уря! Уря! Сплошь демагоги. Нужны новые, грамотные, молодые строители социализма…»

Берия отошел от зеркала и подошел к окну. Даже самому себе он не хотел признаться и боялся этих несвоевременных мыслей. Даже мыслей…

«Как Коба изменился после убийства Кирова!.. Очень изменился. Видно, понял простую вещь. Каждый из этих чекистов, которые стоят на каждом углу в Кремле, может в любой момент выстрелить тебе в спину… Страх! Предательство… Не это ли еще одна причина репрессий… Очень похоже, что это так!

Обсуждают, прикидывают. Потом заговор. И хочется, и колется. Но и убить боятся. А власти хочется. А он это чувствует. Как он вчера вскинулся, когда обсуждали работу НКВД. И то, какие там люди подвизаются. Прямо ночью назначил своего телохранителя Николая Власика на место арестованного Дагина начальником первого отдела Главного управления государственной безопасности. Передал ему всю полноту ответственности за свою жизнь и жизнь высшей власти нашей страны. За пять минут передал. Видно, испугался…

Да ну их к черту, эти мысли. Они до добра не доведут! Рабочий день уже в разгаре…»

Лаврентий Павлович еще раз поглядел в окно, посмотрел на широкую, покрытую брусчаткой площадь перед зданием на Лубянке, на виднеющиеся на той стороне приземистые московские здания. И, вернувшись к столу, нажал кнопку звонка.

Через секунду в дальней от стола стене кабинета открылась дверь. На пороге появилась подтянутая аккуратная фигура в военном кителе – его начальник секретариата Борис Александрович Людвигов.

– Что у нас, Борис? – спросил первый заместитель наркома.

– Вы вызывали! К вам Меркулов Всеволод Николаевич. С докладом. По делам во внешней разведке.

– Ну, пускай заходит!

Людвигов исчез и появился Меркулов.

Свою команду Лаврентий Берия собирал все эти годы из совершенно разных людей, руководствуясь исключительно теми качествами, какие были нужны ему для дела. Поэтому в ней состояли люди абсолютно разные как внешне, так и, условно говоря, по своему внутреннему наполнению.

Меркулыч был человеком абсолютно не чекистского склада. Во-первых, он был из дворян. Во-вторых, окончил гимназию и три курса университета. В-третьих, был женат на племяннице царского генерала. Более того, этот тихий застенчивый человек всю жизнь хотел стать не генералом, а писателем. И у него был соответствующий круг общения – режиссеры, сценаристы, актеры.

Но при таких вот биографии, характере и самом главном недостатке, на который указал ему сам вождь, – «избытке человеколюбия» – он все-таки служил в ЧК. Держался в команде. Потому что не только был хорошим исполнителем, но и работал тем, кого в более поздние времена назовут «спичрайтером». То есть он писал все речи Лаврентия Павловича.

Сейчас он пришел с докладом о состоянии внешней разведки, проанализировать которое ему поручил начальник.

– Ну что, Меркулыч! Как у нас обстоят дела?

Интеллигентный, с дворянским породистым лицом Меркулов ответствовал коротко, но емко:

– Можно определить одним словом – полный провал! Нет у нас внешней разведки!

– Это как? – вскинулся шеф.

И Меркулов принялся за анализ состояния дел.

– Ситуация – полный швах. Вот список людей, связанных с нашими спецслужбами и ставших невозвращенцами. Иван Поветуха, Георгий Агабеков, Григорий Беседовский, Иван Карпов, Кирилл Калинов, Федор Раскольников, Вальтер Кривицкий (Гинзберг), Александр Бармин (Графф), Игнатий Рейс (Натан Порецкий). Ну и в последнее время сами знаете кто. Ушел за кордон к японцам Генрих Люшков, наш представитель на Дальнем Востоке. И Никольский, он же Орлов, он же Фельдбинг. Эти люди знали о нашей развед-сети практически все… И, конечно, они всех агентов сдали.

– Это что же получается? Может, все наши резиденты работают под контролем врагов?

Верный Меркулыч в ответ только пожал плечами, что означало – все может быть.

– Понятно! И ниточки могут тянуться сюда, даже в центральный аппарат. А аппарат здешний практически переродился. Так сказать, плоды революционного бардака. Чистим, чистим эту навозную кучу. Ежов чистил, не дочистил. И сам увяз. Теперь мне приходится дочищать. Ладно. Примем к сведению твою информацию. Я тебя просил посмотреть старые дела. Еще с двадцатых годов. Может, еще оттуда тянутся какие-то ниточки.

– Все готово. Просмотрел дела на всех начальников разведки еще со времен ВЧК. Только почти все они уже расстреляны. Так что нам от них помощи в плане информации, кто есть кто, уже не дождаться.

– Прямо так и все? – недоверчиво поднял из-под пенсне глаза Берия. – И ничего нельзя в этих делах полезного почерпнуть?

Меркулов даже как-то обиженно поджал губы, как бы говоря этим жестом: «Не доверяешь, начальник?» И принялся перечислять поименно:

– Давтян Яков Христофорович – начальник иностранного отдела ВЧК в двадцать первом году. Расстрелян по троцкистско-зиновьевскому делу 28 июля 1938 года. Катанян Рубен Павлович – тоже в двадцать первом был начальником ИНО. Репрессирован. Мессинг Станислав Адамович, начальник в двадцать девятом, ликвидирован в прошлом году. Артузов Артур Христианович – правил с 1931-го по 1935-й. Ликвидирован в 1937-м. Слуцкий Абрам Аронович…

– И этот тоже? – спросил Берия, знавший Слуцкого.

– Нет, этот сам умер. Как говорится, на посту. 17 февраля нынешнего года…

– Ну вот. А ты говоришь всех ликвидировали! – хмыкнул Лаврентий Павлович, довольный тем, что, так сказать, поддел подчиненного.

– Конечно, кое-кто еще остался, как говорится, из тех, кто побывал в «ежовых рукавицах». Вот Трилиссер Меер Абрамович. Арестован. И сидит. Ждет.

– И что? Все они, по-твоему, враги и предатели? – снова напрямую спросил Берия своего верного Меркулыча.

– Следствию виднее, – как-то неопределенно ответил тот. – Но есть и явное предательство. И попытки замести следы. Например, вот я принес с собою дело Блюмкина…