– Да он чуть не матерился в прямом эфире, когда работал на телевидении. Вел себя по-хамски. Не ценил репортерской этики. Возомнил себя, понимаешь, правдорубом и единственным Воином света. В итоге нагадил всем: иски на СМИ, где он работал, лились рекой. Рекламодатели и мэрия были недовольны. Ну и, понятное дело, с ним постепенно перестали сотрудничать. Ярик долго пытался изображать из себя жертву кровавого режима, но в итоге создал свой сайт и начал работать на ниве горячих новостей. Похоже, этот болван так и не понял, что дело не в его гражданской позиции, а в том, что он попросту непрофессионал. Никто из вменяемых журналистов с ним не работает, но горожанам его статейки нравятся. Внутренней кухни они не знают, а жареные скандальчики любят.

– Ясно.

– А тебе эти сведения зачем?

– Я сейчас статью читаю про вчерашнюю автобусную забастовку, и написана она, мягко говоря, с большим пристрастием.

Гарик засмеялся:

– Ты про забастовку «Тарасов-транса»? Ну, а чего ты хотела? Буданов Одинцова ненавидит.

Я уселась поудобнее.

– Рассказывай.

– Господи, ты на Луне, что ли, живешь? Олег Юрьевич опозорил этого гаврика в прямом эфире. Буданов года три назад интервью взялся делать для аналитической передачи городского телеканала, но не по Сеньке шапка оказалась. Этот идиот кривлялся, задавал глупые вопросы, ну, Одинцов ему так и заявил – отвечать, мол, вам не буду. Вы хам и бездарь. Буданов стушевался и толком не нашел что ответить. В эфире по-быстрому пустили рекламу, а когда снова показали студию, Одинцова в ней уже не было. Буданов кое-как завершил трансляцию, краснея и заикаясь. Думаю, за кадром он много чего выслушал и от Одинцова, и от главы телеканала. Короче, из телика его вскоре поперли, и, насколько я знаю, он до сих пор винит владельца «Тарасов-транса» за убитую карьеру. Ярик же мечтал реализовываться именно на телевидении, а вынужден был уйти. Вот такие пироги.

Я присвистнула:

– Ничего себе, страсти по-итальянски! Спасибо, милый друг, за ценные сведения.

– Да не за что, рад помочь. Ты под Буданова, что ли, копаешь?

– Да нет, – уклончиво ответила я, – просто вся эта ситуация вокруг реформы городского транспорта меня сильно интересует.

Гарик помялся.

– Не знаю, насколько тебе поможет, – наконец сказал он, и я замерла в предвкушении полезной информации, – но ходит слух, дескать, в окружении Одинцова есть засланный казачок.

– Что ты имеешь в виду?

– Поговаривают, что у Одинцова все идет прахом, потому что кто-то сливает на сторону информацию о внутренних делах в его компании.

Пират прыгнул на стол и прошелся, помахивая пушистым хвостом у меня под носом. Я попыталась столкнуть его на пол, но он уперся лапами и зацепился когтями за столешницу.

– Сволочь!

– Конечно, сволочь, – отозвался Гарик, думая, что я имею в виду шпиона в «Тарасов-трансе». – Кто это, непонятно. Но судя по тому, что Одинцов предпринял ряд попыток сохранить бизнес и репутацию, которые ни к чему не привели или потерпели фиаско, вывод один: кто-то работает изнутри.

Голос Гарика уже не был сиплым. Он окончательно проснулся и теперь с жаром настоящего журналиста рассказывал мне о событиях в «Тарасов-трансе».

– Противники опережают его на полшага. Два месяца назад, к примеру, Одинцов готовился выступить на телевидении. Интервью было рекламным, он планировал рассказать о высокой компетенции своих сотрудников и отличном техническом состоянии автопарка. Так вот, за полчаса до пресс-конференции его автобус сбивает фонарный столб вместе с остановкой в центре города.

– Помню этот случай, – вставила я.

– Сама понимаешь, удар по репутации. Интервью при этом не отменили. Свои же люди Одинцова не поставили в известность – он уже находился в телестудии и готовился к эфиру. В общем, выходит интервью и, разумеется, на фоне новостей о разбитой остановке выглядит печально.

– А почему сотрудники его не предупредили?

– Этого никто не знает. В «Тарасов-трансе» потом последовали какие-то увольнения, но ситуацию они, конечно, не исправили.

Я погладила кота по загривку. Он спрыгнул наконец со стола и перебрался ко мне на колени.

– Или вот еще случай, – продолжал Гарик громко. Я услышала, как на фоне жена попросила его не орать и выйти из комнаты. В трубке хлопнула дверь, и голос моего собеседника стал чуть сдержаннее. – Перед Новым годом Одинцов планировал уволить одного сотрудника из финансового отдела. За что – не знаю, не вникал. Видно, за дело. Но в СМИ и интернете разгорелся скандал: сотрудник, узнав о предстоящем увольнении, срочно дал интервью – кстати, тому же «Голосу Тарасова». Мужик оказался болен онкологией, он отец-одиночка и вообще. Одинцова выставили монстром, которому плевать на людей. Естественно, в «Тарасов-трансе» отказались от идеи его уволить, чтобы не вызвать еще большего негатива в свою сторону – по крайней мере, до окончания конкурса и реформы транспортной системы. Но так, для справки – видел я этого сотрудника в одном местном ресторане пару недель назад. Тот отдыхал в шумной и веселой компании, налегал на спиртное, ржал как конь и вообще выглядел вполне здоровым. А ребенок его, как выяснилось, живет с бабушкой в Москве уже два года.

– Хорошенькая история.

– Да. Одинцову планомерно перекрывают кислород, подрывают репутацию. Поэтому он нервничает, и, очевидно, результатом этого мандража становятся такие дурацкие ходы, как эта забастовка. Совершенно ненужное действо.

– Согласна.

Мы с Гариком поговорили еще минут пять, после чего я попрощалась и некоторое время изучала статьи в сети, посвященные вчерашним событиям. Материалы других изданий были написаны сдержанно и профессионально, но все они сходились в негативной оценке того, что было устроено компанией «Тарасов-транс» на одном из центральных проспектов города.

– М-да, – задумчиво произнесла я, потрепав Пирата по загривку, – с твоим хозяином происходит что-то непонятное.

– Мяр-р, мяу, – сказал кот.

Я потянулась. Темное зимнее утро за окном навевало мысли о том, чтобы вернуться в постель и поспать еще пару часиков. Но на душе свербело – разве можно валяться в кровати, когда кто-то, совершенно очевидно, нуждается в помощи.

Я отправилась в душ и долго стояла, пытаясь смыть недосып, под струями горячей воды. Между тем мысли мои были целиком заняты добытыми сведениями. Итак, забастовка показалась нелепой выходкой не только мне. Мог ли дальновидный человек и расчетливый бизнесмен, создавший успешную компанию, пойти на столь опрометчивый шаг? Не мог. Но тем не менее заместители и сотрудники фирмы уверяют, что действовали по инициативе главы компании, который связывался с ними по телефону.

Закономерный вывод – писать с телефона Одинцова мог кто угодно. Перекрытие центра города – это глупая акция, которая ударит только по «Тарасов-трансу». Не понимать этого он не мог.

То есть, скорее всего, забастовка организована руками противников Одинцова с целью окончательно подорвать его репутацию и выбить компанию из конкурентной борьбы.

Выйдя из душа, я посмотрела на часы. До встречи с сотрудником Антимонопольной службы оставалось несколько часов.

* * *

Кафе «Кебаб» было «своей» достопримечательностью, о которой туристам не рассказывали. С виду оно представляло собой невзрачный павильон – один из многих в длинном, грязноватом палаточном ряду у рынка. Справа его подпирала крытая автобусная остановка, слева – мастерская по ремонту обуви. Внутреннее убранство «Кебаба» искушенному гурману могло показаться даже оскорбительным: деревянные, грубо сколоченные столы с длинными скамейками по бокам, салфетки в пластиковых стаканчиках, на широкой барной стойке – железное ведерко, ощерившееся вилками и ножами. Еду в «Кебабе» подавали на картонных одноразовых тарелочках, освещение тусклое, окна, выходившие на проезжую часть, были захватанными, и в них каждую минуту маячили спины пассажиров, ожидающих на остановке свой автобус.

А вот готовили здесь божественно. Уже с порога тебя окутывал густой аппетитный запах жаренного на углях мяса и аромат свежевыпеченных румяных лепешек, так что желудок сводило голодным спазмом. Огромные блюда с чебуреками, самсой, хачапури и прочими радостями кавказской кухни стояли на раздаче у барной стойки, бережно накрытые полотенцами. За спиной молчаливого бармена-раздатчика маячило окошко кухни, где метались в чаду и дыму повара в заляпанных фартуках.

Войдя, я тут же увидела в дальнем углу человека в красной куртке. В павильоне было холодно, и он только расстегнул верхнюю одежду, но снимать не стал. В это время дня тут было немноголюдно – основной контингент подтянется к вечеру, а более гламурные посетители предпочитали брать еду навынос.

Я подошла к столику, и мужчина поднял голову.

– Татьяна?

– Да.

– Присаживайтесь. Что-то закажете?

На столе стояла тарелка с шашлыком и овощной нарезкой, а также пластиковый стакан с остывшим кофе.

Мне тут же захотелось есть, но я ответила:

– Нет, спасибо. Не хочу вас надолго задерживать разговором.

– Тогда давайте приступим к допросу, – сказал он без улыбки и протянул мне большую медвежью ладонь: – Алексей.

Я пожала собеседнику руку и села напротив, разматывая шарф. Алексей огляделся. Сбоку от нас за соседним столиком сидел невзрачный субъект и цедил пиво из пузатой кружки. Я поежилась – в такую холодину, да еще белым днем!

– Очень приятно.

– Зря вы отказываетесь – мясо и выпечка тут вкуснейшие.

– Знаю, – ответила я, – всегда беру тут хачапури, если проезжаю мимо. Просто недавно пообедала, поэтому ничего не хочу.

– Так что вы хотели узнать? – спросил Алексей, почесав большой нос мясистым пальцем.

Я заметила, что все у него в два раза больше, чем у обычного среднестатистического человека. Рубашка в шотландскую клетку, которая виднелась под курткой, была буквально распята на его животе, и пуговицы на ней с трудом цеплялись одна за другую.

– Владимир Сергеевич сказал вам, что я интересуюсь ситуацией вокруг компании «Тарасов-транс»?

– Да. Но мне кажется, он и сам не понимает, зачем вам это нужно. – Алексей громко чихнул в рукав куртки. – Может, объясните?

Я вздохнула. Терпеть не могу ненужных объяснений.

– В данный момент я работаю над одним делом, которое напрямую касается компании Олега Одинцова.

– Работаете в качестве кого?

– В качестве частного детектива.

Мой собеседник громко фыркнул и оглянулся. Мужик с пивом лениво посмотрел в нашу сторону, но тут же склонился над своей кружкой.

– Вы из американского фильма к нам прибыли?

Я опять вздохнула. Сколько раз в своей жизни я слышала подобные подколки?

– Частный детектив – обычная практика, лицензируемая и повсеместно применяемая в нашей стране. Я не храню дробовик на заднем сиденье своего «Мустанга» и у меня нет чернокожего напарника. Но я могу показать удостоверение.

Мужчина расхохотался. Глаза его покраснели.

– Да не обижайтесь вы. Володька мне про вас рассказывал. Просто трудно поверить в то… – Он замялся.

– В то, что девушка может выполнять эту работу, и выполнять хорошо, – закончила я за него.

– Без обид. Я не хотел показаться рабом стереотипов, но в них есть доля здравого смысла.

Я откинулась к стенке и критически оглядела Алексея-из-Антимонопольной-службы. Он раскрыл руки, словно приглашая меня проанализировать себя.

Через минуту я сказала:

– Вы недавно развелись, хотя, судя по всему, были верным мужем своей жене. У вас двое детей, и они остались с женой. Думаю, причина в том, что вы злоупотребляли алкоголем. Теперь вы завязали и пытаетесь наладить отношения с женой. Но, судя по всему, получается пока не очень. Вы долго состояли в браке и сильно поправились именно во время семейной жизни. А еще у вас, скорее всего, сильная аллергия на кошек.

Алексей явно опешил и сердито зыркнул на меня круглым, как у совы, глазом:

– Ну, допустим. Но Кирьянов мог вам все это рассказать.