– Вы всё прямо, прямо идите, до пруда. А у пруда налево повернёте. Это если вам в Липовку. А если в Собакино – направо.

Костя радуется:

– Ну, двинули вперёд!

Мама напоминает:

– Имейте в виду, в деревне положено здороваться со всеми! Так что, если встретим кого, чтоб сразу – «здравствуйте!». Иначе как выглядеть мы будем?

Мы с Костей в ответ:

– Помним, помним!

Нам это и папа, провожая, на автовокзале говорил!

Но на дороге нам никто не встретился. Хотя до пруда оказалось идти и идти.

Сумка с колёсиками прыгала на ухабах, буксовала в пыли, и сами мы покрылись пылью до самых макушек.

Очки приходилось протирать краем футболки, потому что салфетки были где-то в сумке, глубоко. Но очки снова быстро становились грязными.

По лицам у нас тёк пот. От него щёки и лоб щипало. Оправы очков натирали нам переносицу и щёки. То и дело Костя снимал очки и начинал тереть лицо кулаками – с силой, размазывая грязь.

И я, наверно, была не лучше.

Одна мама не трогала лицо, и на нём от пота оставались ровные узкие дорожки.

– Макар всё время так ходит, и ничего, – как будто в утешение нам сказал Костя.

Но мама ответила:

– Зачем ему всё время здесь ходить? Он там в своём мире живёт… – и рукой махнула неопределённо куда-то вперёд. – Всё у него там есть – и школа, и…

Мама запнулась. Может, не придумала, что ещё у Макара есть. Я шла и думала: что это за мир такой, до которого так трудно добираться?

Но ещё хуже стало, когда дорога стала спускаться к пруду. Теперь большая сумка норовила вперёд нас убежать. Мы еле удерживали её.

А дальше пришлось подниматься наверх. Мама сказала, что уже скоро. Костя промолчал, у меня тоже не было охоты разговаривать.

Я и глазам не поверила, когда мы наконец-то взобрались на холм и перед нами оказались деревенские домики.

Мама выдохнула чуть слышно:

– Нам нужен четвёртый с края. Надеюсь, с этого края, а не с того.

У четвёртого домика стояла бабушка, уж до чего худенькая и маленькая, в больших толстых очках. Лицо у неё было загорелое. Морщины теснились на нём густо-густо. Оправа была коричневой, и это выглядело тоже как линии морщин. Ещё по одной толстой закруглённой морщине вокруг глаз.

Мама сказала:

– Здравствуйте, Анна Ивановна!

И тогда бабушка заулыбалась, зашевелила все свои морщины.

– Я, – говорит, – жду, жду! И пироги уже испекла, и комнату вам приготовила…

Тут Костя говорит:

– Какую комнату? Я хочу на сеновал!

Анна Ивановна удивилась:

– Зачем на сеновал? Дом большой, места всем хватит.

Но Костя, видать, с самого начала решил определиться: на сеновал, и точка!

– Когда ещё, – спрашивает, – придётся ночевать на сеновале?

Во дворе у Анны Ивановны собака оказалась. Здоровенная, чёрная. И она зарычала-зарокотала, когда мы вошли в калитку. Мы трое – скорей назад, на улицу. И Костя, отступая, пробормотал – как будто в укор себе и нам:

– А она привязанная…

Маленькая Анна Ивановна подошла к собаке и что-то сказала ей. Мы не слыхали что. Потом она попросила подойти всех нас по очереди. Сначала маму, потом Костю и меня. Собака всех нас по очереди обнюхала. Мне было страшно, когда она трогала меня своей огромной мордой, будто раздумывая: укусить, не укусить?

– Свои, Пальма, свои, – повторяла Анна Ивановна.

И мне говорила:

– Ну, не молчи. Скажи ей: «Пальма». Пусть она твой голос услышит. А то как же вы познакомитесь?

– Пальма, – сказала я.

Голос у меня дрожал. Надо же, думаю, а я хотела, чтоб мне щенка купили! Это чтобы он вырос вот в такое чудище?

Я облегчённо вздохнула, когда Пальма закончила меня обнюхивать – и руки, и лицо, и шорты. Теперь наконец можно было отойти.

А Костя снова подошёл к Пальме. И она снова принялась нюхать его.

А он её тоже нюхал и чуть ли не облизывал и всё повторял:

– Дай лапу! Пальма, дай лапу!

Хозяйка повела нас с мамой в дом. Костя крикнул вдогонку:

– Анна Ивановна, а Пальма умеет давать лапу?

– Да не умеет, видно, – отозвалась с крыльца хозяйка. – Кто же её учил когда – лапу подавать?

Мы с мамой уже вымыли руки и доставали из сумки гостинцы. Анна Ивановна накрывала на стол и всё суетилась, всё говорила, как вовремя мы приехали. Как раз она скотину закрыла.

– Скотина-то, – говорит, – рано ложится, с солнышком. А мы с вами можем посидеть попировать. Брата зови за стол…

Я только встала позвать, и тут раздался Костин крик:

– Умеет! Анна Ивановна, ваша Пальма умеет давать лапу!

9. Всё не так

И тут же он в сени вваливается. Счастливый, что Пальма наконец-то ему лапу подала.

Сразу стал рассказывать, до чего же она смышлёная собака.

И до чего большая!

Как будто мы сами не видели!

– С такой, – говорит, – никакие враги не страшны.

Заигрался в своих тазоголовых, вот ему враги и мерещатся.

И тут же, от дверей, он спрашивает:

– Анна Ивановна, а где здесь у вас живёт Макар?

Анна Ивановна удивилась:

– А зачем тебе Макара?

Костя растерялся – как зачем? А наша хозяйка уточняет:

– Это который же Макар тебе нужен?

А Костя не знает, какая у Макара фамилия.

Хозяйка раздумывает:

– Это у Петровых Макар, что ли?

– Петровы, – говорит, – на том конце живут, у оврага. И Макар у них есть.

Костя – сразу выяснять:

– Что, у оврага? Это всё прямо, прямо, как мы шли, только ещё дальше по дороге?

Он прямо сейчас бежать к Макару готов. Точно и не устал вовсе.

– Там, там они все живут, – кивает хозяйка. – Дом большой, на дорогу в четыре окна глядит. Но это что, сзади-то хозяин сделал пристрой…

Нам про пристрой неинтересно, а хозяйке – только бы дорассказать, что начала:

– Семья-то какая у них, считай четыре колена живут…

И пальцы загибает:

– Баб Галя – раз. Дальше Максим с Валюшей. А дальше уже Юрка с Галкой, молодые… Это уже три? – спрашивает она вдруг у меня.

В растерянности я киваю.

– А четвёртое колено – это Макар. Макарчик. Он весной родился!

Тут мы уже не понимаем: как? Что ли, этой весной?

– Мне мальчик нужен, – говорит Костя. – Примерно такой, как я…

Мама объясняет:

– Они по интернету познакомились.

Хозяйка плечами пожимает.

– Мальчиков-то у нас больше Макаров нет. Вот Шурик Малинин такой, как ты, да ещё Серёжка Ужов, Лёня Светиков…

Мама тогда говорит:

– Ну, может, постарше немного. Серьёзный такой мальчик, умненький…

А Костя уточняет:

– В деревне правда все знают друг друга?

– Правда, – отвечает Анна Ивановна. – С чего бы нам друг друга не знать? Да только нет у нас ни одного Макара, чтобы как ты или чуть-чуть постарше. Есть дед Макар, Малинин, от нас через улицу живёт…

Мы тут головами помотали – ясно, это не тот Макар.

А наша хозяйка завздыхала:

– Макарами сейчас мальчиков не больно-то называют. У Петровых первенец родился – вот его назвали Макаром, да. Сперва хотели Робертом или Модестом. По-иностранному. Так Наталья Светикова ходила к ним, просила, чтоб Макаром.

И давай нам объяснять:

– Наталья-то – Валюшкина сестра. Юрке, значит, тёткой она приходится. А сыну Юркиному – двоюродной бабкой, что ли…

Нам было скучно слушать, кем приходятся друг другу все эти люди. Но Анна Ивановна как будто не догадывалась, что это скучно, – продолжала:

– Наталья им говорит: не так важно, кем я по родству буду, а по сердцу второй мамкой стану, если назовёте, буду считать за сына. Так ведь и то не сразу согласились – Макаром не модно, говорят. Да уж Наталья умолила их, сначала старших, а те уж Юрку с Галкой: мол, что за имена – Роберт или тот Модест…

И правда, странно, думаю. Был бы мальчишка – Петров Модест…

А Косте это всё равно. Он снова съёжился весь. Так бывает, когда мама его ругает. Но мама не собирается его ругать. Она тоже огорчилась за него. Он же своему товарищу на слово поверил, что тот – Макар из Липовки…

И чего ради мы в эту Липовку приехали? Устроились бы в Собакине, если уж маме так хотелось вывести нас на природу.

Маме теперь на работу и с работы ходить в один конец шесть километров.

После ужина хозяйка затопила баню.

Баней оказался маленький домик на краю двора. В домике было тесно, жарко. Пахло распаренными листьями. Анна Ивановна нам сказала вдогонку:

– Венички в кадке найдёте, похлещетесь веничками.

Но нам было не до веничков. Пар стоял тучами, и было трудно дышать. В этом пару я своих рук не видела, и шампунь сразу куда-то провалился. Костя, невидимый мне, ныл, что он уже взрослый и не будет при нас с мамой раздеваться. Мамин голос уговаривал его:

– Как же ты один? Здесь нет душа. И ванны…

Мыться надо было в тазах. Смешиваешь воду – кипяток из большого бака и холодную из ведра, пригоршнями берёшь, брызгаешь на тело, а после намыливаешься вся, по мокрому. А потом снова пригоршнями берёшь воду в тазу, мыло смывать… А если у тебя вода кончилась, то снова кипяток разбавляешь холодной. А мыло пока глаза ест…

После бани на сеновал пошли.

Сеновал был в сарае – вроде как вторым этажом. На первом этаже хозяйка наша поставила какое-то ведро и сказала:

– Вот, если кому надо будет, сходите на ведро. Чтобы недалеко ходить.

Мы поднялись наверх по приставной лестнице. Она качалась подо мной, и я боялась забираться. Анна Ивановна уговаривала меня:

– Не бойся, не упадёт. Я её держу.

Я сомневалась:

– Она сломается…

Анна Ивановна отвечала:

– Я поднимаюсь по ней, меня выдерживает.

Хотя, я думаю, наша хозяйка была не намного тяжелее меня. Должно быть, она весила, как девочка лет тринадцати.

Наверху тоже всё было хлипко, шатко. Я пожалела, что мы решили спать на сеновале. И Анна Ивановна уже сколько раз предложила пойти в дом. Но Костя стоял на своём:

– Хотя бы на сеновале посплю… – говорит. – Хоть такой плюс от этой Липовки…

Сено было колючее, несмотря на то, что наша хозяйка дала нам и одеяла, и какой-то коврик. Но твёрдые стебли царапались и через коврик. Мама и Костя оба ворочались, устраиваясь поудобнее. Сено шуршало. Я только подумала, что не смогу уснуть, – а дальше уже ничего не помню. Сильно устали мы в этот день – сон и сморил меня.

Просыпаюсь от какого-то резкого звука. Вроде как будильник. Кругом абсолютная темнота.

– Костя, выключи, – говорю.

Костя что-то мычит в ответ.

Потом слышу мамин голос:

– Это не будильник, это петух кричит.

Вот так, что ли, петухи кричат? За первым петухом второй, третий голос подал. И чего они разорались, ночь ведь ещё?

Но им, оказывается, и по ночам не спится.

Не поняла я, сколько их прокричало. Но когда каждый подал свой голос, наступила наконец тишина. Я только сказала себе: «Можно спа-а-ать…», как вдруг слышу, Костя говорит:

– Мама, мне нужно…

А мама ему отвечает:

– Анна Ивановна ведро поставила. Сейчас я с тобой спущусь…

Костя говорит:

– Да что я, маленький? Ты мне только телефоном посвети.

Мама взяла телефон как фонарик, светит на лестницу.

– Осторожнее, – просит. – Сначала нащупай ногой ступеньку, потом…

Костя перебивает, сердится:

– Я что, не знаю, как надо спускаться?

И вдруг как заорёт, и назад, наверх по лестнице! Она под ним так и запрыгала, затряслась.

Костя только что внизу был, а уже здесь. Дышит тяжко.

– Там, – говорит, – внизу кто-то есть.

Мама отвечает:

– Не может быть.

И зевает.

– Мне, – говорит, – через три часа вставать. Так что ты, Костя, давай сходи, куда собирался, и спать будем.

Костя говорит:

– Да я, кажется, передумал. Вовсе никуда я не хочу…