Когда у человека появляется цель и некие конструктивные планы по ее достижению, когда день загружен плодотворной работой, за которую еще и благодарны окружающие, жить становится гораздо интереснее и веселее. Так Катя в скором времени желающая стать вновь Пермяковой, с головой окунулась в свою новую деятельность по гармонизации душевной атмосферы всех жителей «Северного». И труды ее не проходили даром.

Этим же вечером она познакомилась с семейством Морозовых-Зиминых, совершенно очаровала Лизу своей молодой непосредственностью и задором, вызвала несколько благосклонных улыбок невозмутимого Бриса. Даже Игнат-Брок, кажется, был в гораздо лучшем настроении, чем поутру и охотно поддерживал общую беседу на тему фольклора и русской национальной кухни.

Маша была в полном восторге от новой подруги, смеялась и шутила как прежде, раскраснелась, похорошела, отчего Броку даже стала приходить в голову навязчивая мысль выпроводить всех гостей из дома, уложить детей спать и, наконец, остаться наедине с любимой женщиной хоть десять минут, пока снова не завозится в кроватке Мишутка.

Но даже малыши сегодня выглядели неожиданно повзрослевшими и окрепшими, уже уверенно держали головки, улыбались своим многочисленным «нянькам», глядели вполне осмысленно, вызывая всеобщее умиление и радость. Брис поцеловал Лизу в щечку, ласково поглядывая на округлый животик жены.

– Она, наверно, там все уже слышит, да? Как хочу скорее на руки взять мою малышку.

– Скорее не надо, лучше в свой срок. Она же крохотная еще совсем. Ей внутри тепло и безопасно.

– Пусть не волнуется, мы братика ей сделаем обязательно.

– Одну сперва дай родить… – смеялась Лиза, хотя в глубине души таилось смутное беспокойство, впрочем, вполне обычное для ее состояния.

– Родим, родим… я рядом с тобой буду, ни на минуту не оставлю одну. Справимся вместе.

– Я еще не решила, Володя, и все же, думаю, это не самая лучшая идея.

Лиза всегда была против партнерских родов, особенно после одного случая в практике, когда пришлось приводить в чувство впечатлительного молодого «папочку». К слову сказать, роды у его худенькой супруги действительно выдались непростые. Доктор Морозова сразу же рекомендовала «кесарево сечение», но женщина слишком уж бурно настаивала на естественном ходе событий.

Все закончилось хорошо, слава Богу, но до этого «хорошо» было истрачено очень много мужских нервов, впрочем, как и женских, но так заведено в природе: «Живот болит, а дите родит. Горьки родины, да забывчивы…». А нервы врача-акушера? Их и вовсе в расчет никто не берет, работа такая, ничего не попишешь.

Конечно, Лиза не сомневалась, что Брису хватит спокойствия и выдержки поддержать ее в таком сокровенном деле как появление на свет их первого малыша, но вот эстетический аспект данного «мероприятия» вызывал у мамочки – врача серьезные сомнения.

Даже удивительно, что в этой новой обстановке, среди практически незнакомых людей Катя быстро освоилась и привыкла, легко влилась в небольшой дружный коллектив. Стала интересна и даже незаменима, как помощник, приятный собеседник и надежный друг.

В «Северном» ей все нравилось, уже за неделю они стали с Машей не разлей вода. Да и с малышами поубавилось хлопот, животик у Мишутки стал меньше болеть, мальчик реже просыпался ночью, а Дашенька, та всегда была девочкой спокойной.

Днем Катя увозила деток спать на улицу, оставляя Машу с Игнатом вдвоем. Вскоре в семью Русановых вернулись мир и покой. Брок ходил довольный, женушка его потихоньку становилась прежней, даже еще более притягательной и желанной, отчего в личных отношениях произошли положительные перемены. Маша даже как-то призналась ему на ушко, что теперь испытывает новое, неизведанное до сих пор удовольствие от интимной близости.

Она стала гораздо смелее и активнее, оставаясь наедине с любимым, обоим стало казаться, что наступил второй молочно-медовый месяц. И тому было немало доказательств, так как порой после страстных любовных игр Брок бывал обильно залит Машиным молоком, которого у нее хватало с избытком на двоих ненасытных младенцев.

Это необычное обстоятельство поднимало Машу в глазах Брока чуть ли не на уровень женского божества, заставляя безмерно обожать супругу. Кроме того, заметно округлившиеся Машины формы просто сводили его с ума.

– А я-то, дурочка, думала, он меня разлюбил, – откровенничала Маша с Лизой в присутствии Кати, – нет, девочки, даже не сомневайтесь, после рождения детей на любовь тоже остаются силы и желания, даже в большем объеме.

– И с новыми ощущениями… – добавляла мудрая Лиза, прищурившись на сияющую «мамочку».

– Точно-точно, я боялась сначала, думала, он меня уже не захочет так, как раньше, а получается-то все наоборот. А еще Брок сказал, что я сама отдалилась, а он беспокоить меня не хотел, переживал за нас. Девочки, я такая глупая была… Спасибо, что меня поддержали. Дальше у нас все будет прекрасно, я теперь твердо знаю.

– У всех все будет прекрасно, – расплывчато сформулировала Лиза и спросила будто невзначай, – а Иван давно к вам не заходит?

– Уже полмесяца не вижу его, сама переживаю. Как он там… один в лесу?

– Ему не привыкать, Брис с ним встречался недавно, все в порядке, говорит, пока в своем доме на озере поживет.

– Позвать бы его сейчас… – прошептала Маша, стрельнув глазами в сторону Кати, которая делала Дашеньке массаж, воркуя над пухлыми розовыми коленками.

– Не будем торопить события, – заметила Лиза, – сводня из меня никакая, а ты вообще к нему не подходи, мне Ольга рассказала, что он тут натворил, извращенец.

– Да, Ваня не очень виноват, это все я – курица мокрая, распустила нюни, да и что страшного случилось? Подумаешь, потыкался мне в грудь носом, как щеночек, не убыло же… гм… ну, ладно-ладно, не ворчи.

Маша вдруг смущенно рассмеялась, а Лиза осуждающе покачала головой.

– Вот бесстыдница, скажи еще, что тебе понравилась забава и ты повторить не против, а если узнает Игнат, он же ему голову оторвет, жалеть не будешь потом?

Маша немедленно прекратила смех и теперь уже грустно посмотрела на Лизу.

– Жаль его стало. Он передо мной листочком осиновым дрожал. Я как мать дала грудь чужому ребенку, когда свои уже сыты. И ничего более… а теперь стыдно.

– Жалость такая, Машенька, очень опасное свойство имеет. Благими намерениями сама знаешь, куда дороги вымощены.

– Знаю, Лиза, прекрасно знаю, потому и выгнала его, когда на следующий день заявился, как ни в чем не бывало. Подснежники еще принес, а они между прочим, редкие охраняемые цветы.

– Ах, ты наш маленький эколог! Строгая защитница природы… – дразнила Лиза, потягиваясь в кресле.

– Ничего себе маленький, меня Игнат скоро на руки не поднимет, такую пышку!

– Еще как поднимет, видела раз, как на второй этаж тебя уносил, аж через две ступеньки прыгал… бабочкой залетел наверх.

– Так у меня тогда только животик появился, а сейчас и здесь… и здесь уже все кругло…

Женщины смеялись, ворковали о своем, а Катя, слушая обрывки их разговора, невольно возвращалась мыслями к странному мальчику, который живет в дремучем лесу один-одинешенек.

Глава 5. На берегу

Подкрадывались теплые майские сумерки. Простившись с Машей и ее малышами, Катя уже хотела идти к себе в комнату вечеровать, но передумала.

«Утром дождик капал, дети спали дома, потом мы стряпали пироги, трещали на кухне… И так полдня просидела в помещении, хорошо бы перед сном прогуляться возле леса».

Она беспечно закинула сумочку подальше за спину и, обогнув лиственницы у домика Русановых, зашагала в сторону озера, поскольку с детства любила бывать у воды.

В деревне у бабушки Зои дом стоял недалеко от реки Исети. Катя рано выучилась плавать и много времени проводила на берегу. И здесь в заказнике озеро Дубровное тоже манило своей синеватой гладью, таинственными вскриками птиц, вечерним урчанием лягушек.

«Скорее всего, там где-то в камышах и лодки привязаны, попрошу, чтобы покатали меня, может, даже Игнат согласится, если будет в добром настроении».

Выйти в лодке на просторы открытой воды было давней Катиной мечтой. В таких путешествиях было что-то древнее, загадочное. А если еще летним вечером да выплыть на самую середину озера…

Ах, сердце сладко замирает – до чего же волнительно! Сразу вспоминаются рассказы Ивана Бунина, возникает ощущение присутствия исконной русской старины, чего-то утраченного ныне и вдруг открывшегося здесь у сумеречного леса во всей своей первозданной прелести.

Сердце Кати забилось быстрее, она даже несколько ускорила шаг, а потом вдруг пустилась вприпрыжку до зарослей ивняка. Господи, как же хорошо жить, когда ты молод, свободен, полон сил и надежд! И все самое лучшее непременно ждет впереди. Вот-вот столкнешься нос к носу, только поверни за угол, раскрой глаза и увидишь…

Теперь уже медленным и размеренным шагом она шла вдоль густой поросли камыша, даже не подозревая, что в своем радостном порыве пропустила ближайшие мостки, а до следующих еще оставалось немалое расстояние. В голове возникла четкая уверенность, что скоро рядом покажется прогалина и просмоленные доски, ведущие к самому озеру.

Но впереди все больше попадалось разросшегося ольшаника, а тропа становилась тоньше и вскоре исчезла. Понимая, что поселок остался далеко позади, Катя все-таки продвигалась вперед уже без дороги.

«Вдруг я сейчас стою в двух шагах от цели, обидно повернуть назад, зря что ли так далеко забралась».

Подбадривая себя вслух, она смело отодвигала ветки высоких раскидистых ив. Потом деревья неожиданно расступились, образовав что-то вроде высокого шатра. Под ногами показалась глинистая насыпь наподобие старой заброшенной дороги.

Сейчас же вспомнились рассказы Ольги о том, что лет десять назад на озере добывали ил-сапропель в качестве удобрений на колхозные поля, а вокруг озера соорудили искусственную дамбу. По ней-то и шла теперь Катя, затаив дыхание от легкого страха. И не мудрено, вскоре она отчетливо поняла, что возвращаться придется в полнейшей темноте, идти дальше уже не было смысла.

И ведь как нарочно впереди показались те самые деревянные колышки мостика, а заросли рогоза сбоку поредели, именно теперь легко можно было выйти к озеру.

«Ну, раз уж забралась в такую глушь, дойду до конца, омою ладони в священных водах Дубровного, так сказать, на удачу!»

Даже находясь одна на пустынном берегу посреди темнеющих зарослей, Катя старалась не терять чувства юмора. Она смело ступила на шаткие доски, старые и хлипкие на вид, а потом убедившись в их прочности осторожно подошла к самой воде и сейчас же обратила внимание на огромную, молочно-белую луну, зависшую над серединой озера.

«Вот красотища! В городе не увидишь такого чуда. Словно мраморный шар в бархатных ладонях ночи…»

Любила Катя красивые, поэтические выражения и, наверно, долго бы еще любовалась дивным небесным телом под стрекот кузнечиков, как относительную тишину леса вдруг прорезал заунывный вой где-то неподалеку.

От жуткого звука у Кати сами собой подкосились ноги, пришлось тихонько сползти на колени. Какое-то время она сидела неподвижно на деревянных подмостках, расширявшихся у воды в маленькую площадку, а потом заставила себя подняться и пойти в ту сторону, откуда пришла.

Дрожа всем телом, она ступила на берег, и уже направилась по насыпи обратно, как вдруг увидела в полумраке на своем пути крупного волка. В том, что это был именно волк, она не сомневалась – выглядело животное точь-в-точь как волки на фотографиях и картинках, как в кадрах телепередач. Зверь стоял на дороге под пологом темных ивовых ветвей и смотрел на Катю в упор.

Катя медленно попятилась назад, а волк, бесшумно переступая лапами, двинулся в ее сторону. «Только не показывать своего страха, – мелькнула в голове мысль, – надо вести себя так, будто я ни капельки его не боюсь, надо зашуметь, закричать, и он сбежит… возможно».

Но встречать приближение зверя молчком оказалось просто невыносимо.

– Хватит! Хватит, уже ко мне подходить! – попыталась крикнуть она как можно более грозно и убедительно, но голос вдруг сорвался после первых же слов.