Выйдя на набережную, она вытряхнула платье, дорвала рукава и засунула его в урну. Вдали виднелась Скала Двух Братьев, Сара любила смотреть на неё. Камни, будто брошенные в воду, как огромные могучие слёзы великана, стояли в воде. Ещё было не так темно, чтобы их не видеть. Сара поспешила к дому. Вряд ли её хватятся, но было не по себе.

Вернувшись к себе, Сара надела наушники, включила музыку и стала бесшумно танцевать, кружась по своей комнате в ритме сальсы.

2

Папа у Сары был еврей, чьи родители оказались в Италии во время войны. Мама родилась в Риме в семье польских эмигрантов. Сара – единственный ребёнок. Мама неоднократно делала аборты, детей не хотела. Отец занимался в своё время контрабандой и сколотил капитал. К ним домой стала заглядывать то полиция, то мафия. Но появился Димитрий, юрист из Сорбонны, он помог отцу и убедил оставить дела и жить на то, что заработал. У отца была вилла на Амальфитанском побережье, дом в Вьетри-суль-Маре и квартира в Париже, где он жил с некой француженкой. Мама тоже вела двойную жизнь. У неё были какие-то мужчины, она подолгу уезжала то с одним, то с другим, с отцом они встречались редко и только по делам. Все постоянно что-то скрывали и иногда говорили полушёпотом.

Никаких других родственников или друзей не было, по крайней мере, к ним никто не приходил. В доме не было фотографий, только картины. Дом свой Сара любила, несмотря ни на что. Особенно сад. Старалась больше проводить времени там, из него было видно море.

Сара была в выпускном классе, на занятия в школу ходила с неохотой, была средней ученицей, на переменах сидела одна и слушала музыку. Любимыми предметами были литература, география и физкультура.

Сегодня в школе было снова скучно, если не считать урока литературы. Все девчонки в школе сходили с ума от молодого сицилийца, который пришёл к ним совсем недавно. Его звали маэстро Стефано ди Джиованни, и он, наверное, единственный в школе не потерял ещё надежды заложить в головы студентов что-то полезное. Его уроки были всегда интересные: то они слушали музыку, то читали стихи, то разыгрывали сценки, то просто вели интересные беседы на важные темы. Но сегодня обычно активная Сара держалась тихо. Она легла на парту и закрыла глаза: ничего не могла представить, не знала, что и представлять. Как она вот так выйдет замуж, куда-то уедет. А что будет с мамой? С папой? С их домом? Кто будет там жить? Кухарка?

После урока маэстро Стефано подошёл к Саре, она осталась последней в классе.

– Сеньорита Джаннини, вы сегодня были не активны на уроке. Спали на парте. Я всё видел. – Он подошёл ближе и посмотрел своими карими глазами на Сару. Она смутилась и покраснела. Ей было и стыдно, и приятно одновременно.

– Простите, пожалуйста. Я просто не выспалась.

– Ты прочитала роман, который я просил?

– Да. Ношу его с собой. Мне понравился. – И Сара вытащила из сумки книгу. – Вот. Томас Гарди «Тэсс из рода Д`Эрбервиллей».

– «Чистая женщина, правдиво изображённая». Да-да. Прекрасный роман, трагичный, порой затянутый, но прекрасный. Ты проспала его обсуждение сегодня. Что тебе понравилось в этом романе?

– Мне было жаль, что всё так несправедливо закончилось.

– А разве справедливость вообще существует? – маэстро улыбнулся.

– Но…

– Ты ещё слишком юная, Сара. Неужели ты думаешь, что все истории любви на свете – со счастливым концом? Куда ни посмотри везде драма и грустный финал. Впрочем, в жизни также.

Он взглянул на Сару и вернулся к своему столу.

– А почему вы, маэстро, не верите в счастливые истории? – спросила Сара.

– Я не говорил, что не верю. Их просто нет. Также, как я не верю в Бога или в жизнь после смерти. Это всё чушь. Иллюзия, чтобы запудрить нам всем мозги. «Чистая женщина», как может быть женщина чистой? Вы задумывались, почему автор вообще использует эту метафору? Женщина – причина грехопадения, войн и постоянного соперничества. Порочная искусительница, как она может быть «чистой»?

Сара была католичкой, кухарка Лучия постаралась, поэтому подобный разговор ей был неприятен. Она хотела промолчать, но через минуту всё-таки тихо сказал:

– Я верю в Бога, маэстро. И для меня чистота связана с душой. Как бы тело при этом себя ни вело, если душа свята, то она чиста. Вспомним хотя бы великую грешницу Марию Магдалену.

– Католичка? Иудейка? Православная? Только избавь меня, пожалуйста, от проповеди. В жизни таких Магдален не бывает. На то она и жизнь. Слишком грешная.

– Католичка.

– Не полагайся на Бога, поверь мне. Когда тебе будет плохо, он не поможет тебе.

– Когда мне будет плохо, я смогу это пережить с Ним.

– В тебе говорит ребёнок. Но жизнь всё расставит на свои места. Не думай, что я ни во что не верю. Я верю в человека и в литературу. Знаешь, книги зачастую меняют жизни людей, – он улыбнулся.

– Простите, маэстро. Можно идти?

– Да. Мне нужно закрывать класс. До свидания, сеньорита Джаннини.

Сара застегнула рюкзак и вышла из кабинета.

После четырёх дня город совсем разленился и расползся под зноем. Растекался заряженный жаркий воздух по улицам, Сара шла и думала о Тэсс. Этот роман она прочитала за два дня. Саре была близка главная героиня, в чём-то она видела себя в ней: дитя, которое не принадлежит себе. Но даже несколько дней счастья – это счастье. Даже любовь с грустным концом – это любовь. Саре очень хотелось испытать это чувство.

Дома никого не было. Сара была этому очень рада. Проходя в свою комнату, она остановилась возле кабинета отца. Дверь не была заперта. Зайти ей вдруг захотелось страшно. И страшно было заходить.

– Мама, ты дома? – крикнула Сара.

Никто не ответил. Сара взялась за ручку двери и зашла в кабинет.

3

Вы знаете, какими томными могут быть вечера в Италии? Когда траттории и рестораны до отказа набиваются людьми. Тихая трескотня за столиками. Каждый выход – это ярмарка тщеславия, когда достаются лучшие наряды, украшения и туфли. Блёклые при свете дня женщины становятся похожи на ночных бабочек: ярких и разнообразных.

Ходят уличные музыканты, обычно это аккордеон, как во Франции. Иногда появляются продавцы роз и настойчиво предлагают кавалерам купить даме розу. Всем становится неудобно и самые романтичные всё-таки покупают цветок. В маленьких городах все друг друга знают, обсуждают и сплетничают. И это происходит почти каждый вечер за ужином. Сегодня в одном из ресторанов на набережной сидела женщина. Она была одна. И только её нетерпеливый и шарящий по столикам взгляд намекал на то, что она, возможно, кого-то ждёт. У неё были светлые волосы, огромные бриллиантовые серьги в ушах и обширное декольте. Она курила мужские сигареты и часто просила официанта заменить пепельницу на чистую. Перед ней стояла чашка эспрессо и бокал с красным вином. Лицо у неё было гладкое и холёное, у таких женщин нет возраста. Вскоре к ней подошёл красивый молодой мужчина, поцеловал в щёки два раза и присел за столик.

– Я рада тебе видеть, Димитрий.

– Я тоже рад видеть тебя, Линда. Вчерашний ужин был замечательным, как всегда.

– Как тебе эта новость? Готов жениться на Саре? Это шутка?

– Ты меня на допрос пригласила? У меня мало времени, скоро самолёт.

– Димитрий, – она положила свою ладонь поверх его руки, – мы могли бы быть вместе. Зачем ты так со мной?

– Мы это уже обсуждали.

– Называй меня сегодня Франческа. Просто Франческа.

– Линда, перестань.

– Мне сегодня хочется быть Франческой.

– Я не могу тебя называть Франческой.

Линда глотнула вина и откинулась на спинку стула.

– Димитрий, я устала. Не можешь, не называй. Это всего лишь часть игры. Такая же часть, как твоя свадьба с моей дочерью. Я не верю в то, что это искренний поступок. Ты что-то затеял. И я узнаю что.

Рядом заплакал чей-то ребёнок. Линда поморщилась.

– Надо бы запретить в рестораны вход родителям с маленькими детьми.

Димитрий ничего не сказал.

– Только не вздумай обрюхатить Сару в первый год. Смотри мне. Я, пожалуй, возьму десерт. Ты будешь?

Димитрий покачал головой и закурил.

– Мне уже пора. Я хотел попрощаться с тобой. Мне верилось, что мы с тобой друзья и ими останемся.

– Да, конечно. – Линда снова положила свою ладонь на руку Димитрия. – Я так надеялась на наше с тобой будущее. Мне очень жаль, что ты всё это придумал. Хочешь, чтобы я ревновала?

– Линда, прости, если я как-то ввёл тебя в заблуждение по поводу возможности совместного будущего. Мне казалось, наше краткое общение было в допустимых рамках. – Димитрий медленно убрал свою ладонь из-под тонких пальцев Линды. – О чём ты говоришь?

– Ты что любишь эту малолетку? Вы же совсем друг друга не знаете! – её глаза сверкнули от обиды. – Я тебя не отдам никому, Димитрий. Так и знай.

– Ты вздумала мне угрожать? – резко спросил Димитрий. – Я не вещь и не принадлежу ни тебе, ни Саре, ни кому бы то ни было! Я так решил и так будет.

– А Франческе? Ты принадлежишь своему прошлому, от которого никак не можешь оторваться. – Она глотнула вина. – Мы все принадлежим прошлому, потому что оно уже было с нами. Я читала твоё письмо ей.

Димитрий молча закурил сигарету. Дымя, он смотрела по сторонам, будто Линды и не было вовсе.

– Кому или чему принадлежать решает человек своей силой воли. Я не принадлежу прошлому, отнюдь. Но ещё нет сил ступить в настоящее. Я думаю, моя свадьба с Сарой поможет сделать это быстрее. И Линда, – он пристально посмотрел на нее, – откуда у тебя это письмо?

– Я вчера зашла к тебе, ты был в душе, увидела на столе письмо. Прочитала и забрала. А Даниэль забрал его у меня.

– Тебе не следовало так делать, Линда. Хотя сейчас это не имеет значения.

– Я хотела показать его Саре и…

– Сделать ей больно. Зачем, Линда?

– Я тебя люблю, – тихо сказала Линда и улыбнулась. – Неужели ты совсем ничего ко мне не испытываешь и тебе так невыносимо моё присутствие?

– Линда, я не могу ответить тебе взаимностью.

– Хорошо. В любом случае, позаботься о Саре. Я плохая мать. Но ты позаботься о ней, пожалуйста.

Она откинула волосы с плеч, встала и вышла из ресторана. Димитрий остался сидеть за столиком. Взял недокуренную сигарету Линды и втянул в себя дым. – Тебе не следовало забирать письмо, Линда, – сказал он сам себе. Потушил сигарету, взял чемодан и вышел из ресторана.

4

Зайдя в кабинет, Сара села за папин стол. Ей нравилась дубовая массивная столешница, глубокое кожаное кресло, немного протёртое. На столе она разглядывала папины карандаши, блокноты, книги, портсигар, какие-то керамические звери стояли в ряд на краю стола, а между ними стоял конверт. Покачавшись немного на стуле, Сара достала аккуратно конверт, чтобы фигурки не упали, там было письмо. Она решила его прочитать:

«Я знаю, что в письме мне будет выразить легче то, как сильно я по тебе скучаю. Ловлю воспоминания о тебе в прохожих, в запахе кофе по утрам, в стуке чьих-то чужих каблуков. Я всё чаще задаю себе вопрос, зачем мне всё, что я делаю? Зачем в принципе я что-то делаю? Зачем пишу это? Зачем помню? Зачем хочу чего-то? Многие вопросы так и останутся без ответа, пока мы живём. Наверное, все ответы там, где-то за гранью познания. Каждый день я вспоминаю тебя. Я никогда, никогда в жизни не смогу простить себя, я буду виноват и через сто лет, когда мои правнуки будут жить вместо меня, они тоже станут искуплением моей вины перед тобой. Прости меня, если сможешь. Уже слишком поздно. Тебя уже нет, а я все ещё живу тем днём. Я тебя очень люблю, Франческа. Влюбился ещё тогда, в музее. А потом, как ты танцевала в Испании, как забавно стучала кулачками по столу в такт фламенко. Как неумело поцеловала меня на пирсе. Верю, что у любви нет прошлого времени.

Иногда я виню и тебя. Почему ты так поступила? Зачем? Мне хочется, чтобы и ты тоже несла это чувство вины со мной. Но разве ты можешь быть виноватой?»

Сара не успела дочитать, в дверном замке послышалось копошение ключа. Нужно было бежать.