– Я тоже про это думал… и так, и этак… только, понимаешь, это не мог быть чужак. Не мог! Я никому не рассказывал, что не переношу розовый перец. Не просто не люблю, но у меня горло отекает, задыхаться начинаю. И вот как-то за семейным ужином подали крем-брюле с цитрусовой глазурью. Благо, не успел съесть много… все свалили на новую помощницу кухарки, как раз третий день трудилась. Она, правда, клялась, что розовый перец не использовала, что его и на кухне-то не было никогда. Мне повезло в тот раз.

– Случайность? – предположила я, подвигая ногу.

И голем мигом шмыгнул под юбку.

Острые коготки пробили и гетры, и чулки из местной толстой шерсти, чуть царапнули кожу.

– Знаешь… я почти себя убедил, что да, случайность, пока однажды вечером не споткнулся на лестнице. На ровном, мать его, месте! – он загасил остаток сигареты. – Я его вдоль и поперек излазил… Если бы не зацепился тогда за перила… а я ведь из кабинета с бумагами выхожу… как правило… руки заняты… тогда просто что-то понадобилось, не помню, что именно… ерунда какая-то, а колокольчик, которым Кириса вызываю, пропал куда-то. Я и выскочил. Быстро. Помню, злился, что отвлекаться приходится, а пол вдруг из-под ног вывернулся…

Коготки исчезли, но ногу мою обвили конечности голема, сомкнулись сомнительного свойства украшением.

– И главное, ничего… ни следа… я уже не только магию искал, хотя бы нитку какую, которую поперек лестницы натянули, но нет. В третий раз букет появился. Вроде обыкновенный, но… слышала про шермский многоцветник?

Я кивнула.

Кто ж не слышал. Дурманный цветок с тягучим плотным ароматом, который на одаренных оказывает престранное влияние. Сперва отмечается немалый прилив сил, в скором времени, однако, сменяющийся беспричинной тоской.

Сила выходит из-под контроля, а в голове появляются мысли крайне нехорошего свойства.

– Я не сразу понял… то есть, я бы, наверное, вообще не понял, если бы не Кирис… снял меня с башни. Как я там оказался? Не помню. Но помню, что очень хотел шагнуть в пустоту. Полетать. До сих пор… – Мар стиснул кулаки до побелевших пальцев. – Во сне вижу этот край… и желание такое… почти непреодолимое. Понимание, что все вокруг напрочь лишено смысла, что… только в смерти он есть.

Ого… а вот это уже не случайность.

Шермский многоцветник не растет на островах. Разве что… в оранжереях.

– Верно. Моя матушка увлекается разной… экзотикой.

Я поежилась.

– У нее изрядно… всякого собралось. Пытались расследовать…

– Без результата?

– Отчего же… мой камердинер сбежал. На него и свалили вину. Объявили имперским шпионом.

– Ты не веришь?

– Он был клятвой крови связан. Правда об этом знали я и Кирис.

Что за Кирис такой, которому этакое доверие оказано?

– И при чем здесь я? Ты не подумай, я сочувствую…

Теперь, держа в руках бумагу, которая высочайшею волей даровала мне свободу от брака, я была готова проявить милосердие. И даже пожалеть уже, к счастью, бывшего мужа.

– Мы думаем, что это не прекратится, что меня попытаются убить снова, и не факт, что новое покушение удастся предотвратить. Поэтому я умру. А все свое имущество оставлю тебе.

– Что?!

– Завещание я уже составил…

– Мы в разводе!

– Со следующего месяца. Эгле, когда ты научишься правильно читать документы?

Наверное, никогда.

Я развернула бумагу и убедилась. Так и есть, рано радоваться – целый месяц я еще числилась законной супругой Маруна Ильдиса, чтоб его демоны за пятки грызли. Та толика благодарности, которая появилась было в моей душе, немедленно истаяла.

– Послушай, Эгле, – в голосе Мара появились мягкие нотки, и я насторожилась: вот определенно пакость задумал. – Я понимаю, что это… неприятно. Будет очень неприятно, но кроме тебя мне некому помочь. Ты ведь не хочешь, чтобы меня убили?

– Не знаю, – честно ответила я. – Если тебя убьют, развод мне не понадобится. Стану честной вдовой…

– Нищей вдовой.

Ну… это как посмотреть. Та шкатулка с алмазами, которые были моей долей от совместного предприятия, подозреваю, не позволит мне сгинуть в нищете и безвестности. Да и счет, открытый, правда, на имя Корна, пополнялся с завидной регулярностью.

И вообще…

– Эгле, это всего-то месяц… не буду лгать, что это единственный способ. Я просто хочу умереть и взглянуть на это дело со стороны. А еще не хочу скандала. Как понимаешь, одно дело слегка… безумная супруга.

– Безумная?

– Самую малость, – он показал, насколько эта малость мала, почти, считай, незаметна. – Нормальные люди не бегут от успешного мужа, чтобы десяток лет провести в никому не известной глуши.

Оно, конечно, может и так… но эта конкретная глушь была вполне себе пригодной для жизни. И для работы, что куда как важнее.

– В последнее время я заговаривал о том, что поступил с тобой несправедливо… что мне следует пересмотреть дела прошлые, что… в общем, твое появление сочтут закономерным шагом… я заявил, что еду с тобой мириться.

И меня, само собой, не спросил.

– Эгле, – Мар преочаровательно улыбнулся. – Все просто… ты едешь со мной и помогаешь, тогда бумага остается у тебя. Или же… я ведь могу ее и отменить.

– А что тебе помешает отменить ее после?

Голем зашевелился, переползая повыше.

– Клятва крови?

Что ж…

Выбор у меня есть. Месяц… один-единственный месяц… я ждала столько лет, а теперь…

– Меня ведь попытаются убить?

Я бы вот на месте благодарных родственников покойного всенепременно попыталась. Конечно, можно пойти другим путем, опротестовать завещание, сославшись на явную неадекватность завещателя, – адекватные люди не завещают имущество безумным, даже самую малость безумным, женам – но это долго и дорого. Убить проще.

– Очень на это надеюсь, – улыбка Мара стала шире. – Но ты не переживай. Кирис о тебе позаботится. Он у меня ответственный.

Глава 14

Остров Ольс сверху казался крохотной бусиной на сизом полотнище моря. Цеппелин поднимался медленно, будто позволяя мне смириться с мыслью, что вернусь сюда я не скоро.

Месяц.

Это ведь недолго, верно?

И клятва принесена, сала Терес сам ее составлял, а ему я верила. И он сказал, что мне, пожалуй, будет полезно, а если уж Мар вздумает дурить, то упокоить покойника всяко проще, нежели человека живого. Мне всего-то надобно, что знак подать.

Я вцепилась в сумочку обеими руками.

Было ли страшно?

Было.

Я все-таки сроднилась с Ольсом за эти годы, а теперь… вон обрыв и красные скалы, к которым лодки крадутся осторожно, зная, что скальная подошва протянулась далеко в море, и острые пики рифов прорастают на ней цветами капризной Эйры.

Вон зелень пологого южного берега, такая нарядная, несмотря на осень.

И север, с которого тянет туманом.

Лодки.

Лодчонки. Снуют муравьями, ткут нити тайных путей…

– Волнуешься? – Мар появился за плечом, и сумочка моя дернулась. Все же Этне мой почти бывший муж активно не нравился. Я положила на сумочку ладонь.

– Волнуюсь. Все же… не каждый день тебя будут убивать.

– Не переживай, это только в первый раз страшно. Потом как-то привыкаешь даже…

– Как-то не хочется мне к такому привыкать.

Мар пожал плечами и отвернулся. Молчал он довольно долго, явно испытывая некоторое стеснение, и я даже знала, отчего: смотрелись мы нелепо. Он в роскошном костюме, сшитом на заказ, а потому идеальном от ниток до костяных пуговиц, и я в платье, тоже шитом и почти на заказ – на острове иных не было – только из грубоватой плотной ткани.

Бурое.

И сине-желтые узоры лишь удивительным образом подчеркивают общую его невзрачность. Кожаный пояс с заклепками. Несколько кошельков, с него свисающих, и отнюдь не все для денег.

Короткие волосы.

Темная обветренная кожа. На руках кожа и вовсе потрескалась. На ночь я смазывала ее китовым жиром, но трещины не спешили заживать.

– Мне нужно будет выходить в свет? – уточнила я на всякий случай.

– Если ты того хочешь.

Не знаю. Я сунула палец в рот и мысленно отругала себя за дурную привычку грызть ногти. В свете этого точно не поймут. Но… волосы можно отрастить, пусть и не косу до пояса, но сделать чуть длиннее… я ведь не собираюсь работать там?

Или собираюсь?

С кожей поработают. Гардероб… да, сейчас меня в приличный дом и служанкой не возьмут, не говоря уже о жене. Или сумасшедшим позволено? С другой стороны, даже если я неделю в салонах проведу, более благородной мне не стать. Они давно уже составили свое мнение, и длина волос на него никак не повлияет.

– Ты спешишь? – уточнила я.

Мар кивнул.

– Стало быть, сойдет… потом… думаю, у тебя в поместье найдется кто-нибудь, кто поможет разобраться с этим, – я почесала щеку.

Соль и вправду въедалась в кожу.

– Знаешь… – Мар окинул меня насмешливым взглядом. – Ты права… пожалуй, так будет даже лучше… только, Эгле… прошу лишь… постарайся держать себя в руках. Я знаю, что мои родные далеко не всегда приятны в общении и порой выводят из себя. Но… просто постарайся продержаться.

– Месяц?

Уже чуть меньше, но…

– Месяц, – подтвердил Мар.

– А ты… – я постучала пальцем по стеклу, за которым проплывали рыхлые облака. – Не хочешь рассказать, кого подозреваешь сам?

– В том-то и дело… – Мар отвернулся от окна. – Я… не хочу никого подозревать. Я был бы рад получить иное объяснение… любое иное объяснение.

Но логика убивала надежду.

Бывает.

* * *

…мы прибыли ближе к вечеру. Помню темное, какое-то бархатистое небо с россыпью мелких, в полтора карата, звезд. Луну, что повисла над морскою гладью, явно любуясь собственным отражением. И тень цеппелина на воде.

Быстрый.

И надежный.

Почти бесшумный. Комфортный… и чем дальше, тем меньше хотелось покидать свою каюту.

– Справимся? – поинтересовалась я. И темные жвалы щелкнули, выражая согласие. – Веди себя хорошо и постарайся лишний раз не попадаться на глаза…

Нет, у меня имелся паспорт, благо, империя запустила производство големов-спутников, тех самых собачек и кошечек, способных ходить, лаять и выполнять простейшие команды. Впрочем, игрушки эти – не могла же я пройти мимо такой новинки – были на диво примитивны, хотя по словам салаа Терес пользовались немалым спросом.

Так что паспорт имелся.

И свидетельство, что голем оный, выполненный по специальному заказу, принадлежит Корну. Этого хватит для людей несведущих, а вот попадись моя Этна на глаза кому-нибудь, кто хоть немного понимает в артефакторике…

Я тронула бусы.

И браслет.

От прямого удара они защитят, выдержат и огненный шторм, благо, синхронизация минералов оказалась настоящей находкой, но вот от яда… или от дурмана… на амулеты надеяться не стоит.

Со стороны они мои казались жалкими стеклянными бусинами, кое-как отшлифованными и нанизанными на суровую нить. Нить, к слову, была и вправду суровой, местной, которой рыбаки прошивали темные акульи шкуры. Не знаю, из чего их делали – еще одна маленькая местная тайна – но нить эта способна была выдержать вес взрослого человека, а уж гниению и разложению вовсе была не подвержена.

– Эгле? – Мар нахмурился. – Может… у меня жемчуг есть.

– Рада за тебя.

Бусы я погладила.

Кусочки серебра, выполнявшие роль передатчиков – серебро на удивление легко поглощало энергию, разлитую в воздухе – ощутимо нагрелись. Все же над остаточным полем двигателей стоило поработать. Пока оно распределяется равномерно по ребрам гондолы, особого неудобства пассажирам не доставит, но если мощность двигателей увеличится или цеппелин окажется в насыщенном поле, где рассеивание невозможно, это чревато внутренним износом.

Надо бы сказать Мару…

Или не надо?

– Ты… уверена?

Уверена.

Я подхватила сумочку, в которой тоже не было ничего изящного – сшитая из акульей кожи, все той же нитью, украшенная камешками и ракушками, она хранила в себе много интересного. Помимо Этны, которая, несмотря на размер, весила прилично.