Ну, вот как эта хитрая лиса так легко расставляет ловушки?

– Важней тебя нет ничего на свете! – убеждённо говорю я и, чтобы положить конец этому трудному для нас всех разговору, добавляю: – Рассказывай, что ещё ты хотела бы видеть в своей новой детской. Я думаю в следующий раз взять с собой на объект дизайнера. М-м-м? Что скажешь? Будет интересно.

– И меня возьмёшь?

– Не знаю. У тебя же лагерь. Если что, я всё-всё покажу тебе на визуализации.

– Что такое «визуализация»?

– Это такие картинки, воспроизводящие то, как будет выглядеть наш дом после ремонта.

– Если старые хозяева захотят его продать.

– Да. Точно. – Растираю переносицу двумя пальцами.

– Ты их убедишь! – уверенно кивает головой Мишель.

– Почему ты так в этом уверена?

– Потому что ты – это ты, – она закатывает глаза. Как всегда в такие моменты, моё сердце пропускает удар. Есть что-то ужасно трогательное в этой её святой вере в мои возможности.

– Я постараюсь что-нибудь придумать. Ух ты ж чёрт! Только посмотри, сколько времени. Тебе уже давно пора в кровать…

– Сначала мыться!

– Точно. Сама справишься?

Мишель опять закатывает глаза и, прихрамывая на одну ногу, выходит. Для ребенка с ДЦП она очень и очень подвижная. Пока Мишель купается, я проверяю почту, вспомнив о злосчастной статейке. Пробегаюсь по сопровождающим её фото. Наталья красива, бесспорно. Но мне неприятно на неё смотреть. И читать неприятно её излияния о том, как важно составлять чертово меню. Потому что она никогда этим не занималась. Хватает меня примерно до середины текста. Чувствуя, как в душе вновь поднимается мутная злоба, я отвечаю на письмо коротким «ок» и сворачиваю переписку.

Глава 4

Нелли

Следующие три недели пролетают, как один день. Время вообще с возрастом ускоряется, а лето проносится как-то уж совсем ненормально быстро. Я порхаю с одного светского мероприятия на другое. Что-то пишу, делаю какие-то обзоры, посещаю презентации, различные ивенты, уделаю много времени развитию своего «Телеграм»-канала, тусуюсь со звёздами, выступаю в роли модного эксперта на съёмках ТВ-шоу. И вроде бы всё идет как надо. Вот она – та жизнь, к которой я всегда стремилась, но почему-то она меня совершенно не радует. Ближе к середине августа я ловлю себя на том, что уже и забыла, когда нормально спала. Когда ехала после работы домой, а не на очередную халтурку, когда сыто ела… Был ли у меня за это время хоть один трезвый день? Ведь куда не придёшь – тебе первым делом норовят сунуть в руки бокал шампанского. Не жизнь, а сплошной праздник, от которого я ужасно устала. Оказывается, выгорание запросто можно схлопотать, даже занимаясь любимым делом. Осознание того, что полностью выдохлась, приходит внезапно. Прошу у Вишневской несколько выходных. Она даёт, видно, понимая, что на работе толку от меня всё равно мало. Еду домой с единственным желанием – завалиться в кровать и провести перед телевизором несколько дней, тупо пересматривая любимые фильмы. И, наконец, выспаться. В квартире никого – свобода. Соседи днём на работе. Димка уехал проведать родителей, а Василий Александрович выбил для себя и Симочки путёвку в санаторий. Позавчера их проводили.

Захожу в квартиру.

– Есть кто? – кричу на всякий случай.

Ни-ко-го. Только эхо прокатывается. Довольно качаю головой. Заказываю поесть, иду в душ, смывая липкий пот – жара в этом году ужасная. Доставка приезжает неожиданно быстро. Расплачиваюсь. Плетусь в кухню. М-да. С голодухи я назаказывала столько, что еды теперь хватит на неделю. Щедро наполняю свою тарелку. Остатки убираю в холодильник. Настроение медленно, но верно ползёт вверх. Я красиво сервирую поднос, пританцовывая, выхожу в коридор и сталкиваюсь в дверях с…

– Вы кто?! – отскакиваю в сторону, но уже поздно. Бокал с вишнёвым соком падает, заливая белоснежную рубашку мужика, макароны съезжают с тарелки на поднос, а с подноса – на всё ту же белоснежную рубашку.

– Твою мать!

– Вы кто?! Что вам надо?! – я пячусь назад, отбрасываю поднос на стол и хватаюсь за огромный разделочный нож. В коридоре темно, кухню, напротив, заливает яркое солнце, и поэтому картинка у меня перед глазами далеко не сразу обретает чёткость. А может, это от страха.

– Нож убери. Не то поранишься. Я покупатель квартиры. А ты здесь живешь, выходит?

– Вы?!

– Да, я. Ч-черт. Дайте мне, что ли, полотенце…

Я откладываю тесак. Взволнованно облизываю губы. Промаргиваюсь и снова на него пялюсь. Ну, да… Точно. Передо мной Андрей Казак собственной персоной. Никакой ошибки тут быть не может, хотя, конечно, в подобные совпадения даже как-то не верится сходу. Скольжу взглядом по его раздосадованной физиономии, плотно сжавшимся челюстям, мощной колонне шеи, мышцам, которые облепила намокшая ткань. Во рту сохнет.

– Постойте. Что значит – покупатель?

Казак беспардонно пересекает комнату. Не дождавшись от меня помощи, берёт Симочкино кухонное полотенце и начинает растирать безобразное пятно на груди. Меня обдаёт волной исходящего от него аромата. Ух ты… Я вроде бы неплохо разбираюсь в парфюме, но это что-то совершенно мне незнакомое. Но оттого не менее привлекательное. Казак резко оборачивается и ловит мой заинтересованный взгляд прежде, чем я успеваю взять себя в руки. Приплыли…

– То и значит.

– И кто же продает свою комнату?

Наверное, чтобы не попадать в такие идиотские ситуации, мне нужно чаще трахаться с чем-то кроме работы. Отворачиваюсь к столу, стряхиваю остатки макарон в мусор. Руки дрожат. Я пытаюсь припомнить, когда бы меня так клинило на мужике – и не могу. Со своим последним парнем я рассталась года два назад. Но там точно всё было не так. Более сдержанно и… пресно, что ли?

– Все.

– О, нет. Тут вы ошибаетесь. Я, – тычу в себя длинным пальцем, – ничего не продаю.

– Ах, так это ты владелица двух комнат слева? – Козак залипает на секунду на моём лице, соскальзывает вниз. Проходится от макушки до пяток и обратно. Я переминаюсь с ноги на ногу, понимая, как сейчас выгляжу. Впрочем, какого хрена? Гостей я не ждала. Спортивный топик, оставляющий открытым живот, короткие шорты-парашюты – вполне нормальная одежда для дома.

– Именно. – Я скрещиваю на груди руки. То, как приглашающе выглядит в этом положении грудь, понимаю, лишь когда Козак начинает на неё откровенно пялиться. Его взгляд тяжелеет. Он трясёт головой, будто избавляясь от наваждения. М-да… Похоже, не меня одну приложило.

– Сколько ты хочешь сверху рыночной стоимости?

– Нисколько. Моя квартира не продаётся.

– Вздор. Миллион? Два? Больше не дам. И никто не даст…

– Вы совсем меня не слышите? Квартира не продается. Никогда. Ни за какие деньги. Кто вас вообще впустил?

И ведь меня злит вовсе не то, что кто-то из наших снова отдал ключи постороннему дяде с улицы. Бесит собственная реакция на этого самого дядю, который ко всем прочим своим недостаткам спит и видит, как бы заграбастать мою жилплощадь. Что за чёрт? Откуда такая реакция? Я ведь знаю, какой он деспот. Я сама своими ушами слышала, как о нём отзывалась жена. Неужто жизнь меня ничему не учит? Нет. Быть такого не может. Я далеко не дура. И парни у меня были всегда исключительно положительные. Будто я собственным примером стремилась опровергнуть утверждение о том, что девочки выбирают похожего на отца партнёра. Может, в этом и заключается моя проблема? В том, что не было в этих отношениях огонька?

– Дарья, кажется. Они как раз обсуждают с моим юристом сделку. А я решил ещё раз посмотреть, что покупаю. – Казак, наконец, переводит взгляд с меня на потолок.

– Не тесно вам будет в Дарьиной-то комнате? – усмехаюсь я.

– Почему только в ней? Я уже заручился согласием на продажу от всех жильцов.

Казак холодно улыбается и окидывает меня ледяным нечитаемым взглядом. У меня внутри зарождается дрожь и перекидывается на руки. Сжимаю кулаки. Врет он всё! Мы это тысячу раз обсуждали.

– Не верю. Симочка и Василий Александрович ни за что не захотят съехать. В этой квартире прошла вся их жизнь.

– Все изменилось с тех пор, как Василий Александрович сделал Серафиме Аркадьевне предложение.

Я открываю рот. Какое ещё предложение? Эх. Всё же зря я решила вести трезвый образ жизни. Сейчас бы мне точно не помешал бокал вина. Или чего покрепче.

– Предложение? Вы шутите?

– Ни в коем случае. Они решили пожениться. Разве это не мило? – и снова его красивых губ касается холодная улыбка, от которой у меня одновременно и стынет кровь, и по-новой вскипает. Соображай, Нелли! Ну, же…

– Даже если так. Я всё равно ничего продавать не стану.

– Ума не приложу, зачем вам так упрямиться. Деньги я предлагаю хорошие и…

– Не всё можно купить за деньги! – не даю ему договорить.

– Да? – Казак иронично приподнимает бровь. – Мой вам совет – подумайте о продаже. Пока я предлагаю хорошую цену.

– Вы мне угрожаете?! – изумляюсь я. В голове проносятся страшилки Симочки о чёрных риелторах и прочая дичь, которой определённо нет места в двадцать первом веке.

– Что вы. Мы цивилизованные люди. Я прошу. – Он подходит ко мне вплотную и касается пальцами разгорячённой щеки. Мое дыхание обрывается. Есть в нём что-то демоническое, какая-то сила, способная убедить собеседника в чём угодно. Не удивительно, что он считается одним из лучших адвокатов страны. – У меня, знаете ли, есть дочь. Ей страшно понравилась ваша квартира. Она называет её комнатой принцессы и мечтает в ней жить.

Это определенно гипноз. Сто процентов. Я, не в силах отвести взгляда, слежу за тем, как шевелятся его губы, как под плотной кожей перекатываются желваки, а вокруг демонических глаз собираются морщинки… На какой-то миг мне и впрямь начинает казаться, что он всё говорит правильно. Я почти готова уступить свою комнату его дочери. Можно даже без денег.

К счастью, мне хватает мозгов одуматься. Не веря в то, что это происходит со мной, я резко отступаю. Туман нехотя рассеивается. Я определённо сошла с ума!

– Очень жаль. Мне моя квартира тоже, знаете ли, очень нравится. Боюсь, вашей дочери придется с этим смириться.

Казак явно намеревается оставить за собой последнее слово, даже набирает воздуха в грудь, но наш диалог прерывают.

– Ой, а ты чего дома? – испуганно интересуется Дашка, завидев меня на кухне. Следом за ней в кухню входит неопределённого возраста парень.

– У меня выходной. А вы… что здесь забыли?

– Мы обсуждаем сделку купли-продажи! – вклинивается тот самый парень в разговор. Видно, это юрист, о котором упоминал Казак. – А вы, надо полагать, та самая неуловимая собственница двух прекрасных комнат с видом на канал?

– Почему же неуловимая?

– Потому что тебя дома никогда нет! Шляешься где попало, а у нас тут серьёзные вопросы решаются, – вмешивается Дашка.

– Решаются? Правда? А я думала, обтяпываются за моей спиной. Кстати, – оборачиваюсь к юристу, – я свою долю в коммуналке продавать не намерена. Так что, боюсь, зря вы старались.

По тому, как парень реагирует на мои слова, я понимаю, что ему известна моя позиция. Но, похоже, не очень-то она его волнует. Неужели думают, что сумеют меня убедить? Или… надеются заставить?

Ну да! Бред какой-то… Не желая и дальше продолжать этот бесполезный разговор, выхожу из кухни и запираюсь в собственной комнате. Всё здесь принадлежит мне! Так было, и так будет. Я не собираюсь никуда съезжать, а если Казак только попробует на меня надавить, я ему такое устрою! Такое устрою… что мало ему не покажется. Да, может, я не могу похвастаться его связями. И уж конечно у меня нет его влияния. Однако ему не стоит меня недооценивать. Я ведь вполне могу предать это дело огласке! У меня тысячи подписчиков. Это тоже чего-то да стоит… Казаку не по силам меня запугать. Я не из робкого десятка. Была бы такой – осталась бы жить в задрипанном военном городишке. У папеньки под крылышком.