– Так ежели что, вы только скажите, я домой уйду, – пожал Мишка плечами.

– Миша, я похож на дурака? – неожиданно спросил старший.

– Нет, – пожал парень плечами.

– Так с чего ты решил, что я такого охотника прогоню?

– Да уж, давно я свежатины не пробовал, – поддержал начальника один из пришлых.

– Вы только не вздумайте из своих винтовок палить, – неожиданно ответил Мишка. – У них выстрел резкий и звучный. Его далеко слышно. Это не охотничья грохоталка. Сразу всю тайгу насторожите.

– А если зверь? – с интересом спросил старший.

– Все равно не стреляйте. Зверь еще сытый, просто так не бросится. А если лось там или кабан, то вообще лучше затаитесь.

– И остаться без такой добычи? – не удержался второй.

– А вы тут ради охоты или ради дела? – повернулся Мишка к нему. – Да и не съедим мы столько мяса за раз. А на себе тащить – вообще до места не доберемся.

– И ведь не поспоришь, – удивленно покрутил старший головой.

– А тут и спорить не о чем. Спать устраивайтесь. Завтра на место придем. Если до ветру кому, то вон в ту сторону, ложбинка есть. Там и оправляйтесь.

– А почему именно там? – не унимался второй приезжий.

– Ну, если хотите собственное дерьмо нюхать, можете не ходить, – отмахнулся Мишка, убирая нож.

В ответ раздался хохот четырех луженых глоток. Не смеялись только Мишка, спросивший и японец. Услышав возмущенный стрекот белки, Мишка, насторожился и, подхватив прислоненное к дереву ружье, тихо сказал:

– Пойду пройдусь.

Такой шум белка поднимает, если рядом есть опасный для нее хищник. Отойдя от стоянки на три десятка шагов, он достал из мешка свой маскхалат и, накинув его на плечи, завязал тесемки на груди. Накинув кое-как сшитый на манер капюшона край на шапку, он переломил ружье и, проверив патроны, скользнул в темноту. Обойдя бивак по кругу, Мишка подобрался к указанной им ложбинке и, притаившись за деревом, осторожно выглянул, опустившись на колено.

Все эти маневры были проведены не просто так. Вскоре от лагеря отделились две фигуры и спустились в ложбину. Благодаря своим переходам Мишка оказался в нескольких шагах от тихо беседовавшей пары. Сопровождавший японца третий пришлый, горячась, то и дело повышал голос, на что японец тихо шипел на него сквозь зубы.

– Вы понимаете, что предлагаете мне?! – возмущался пришлый.

– Всего лишь обменять мои знания на голову одного грязного раба.

– Он не раб. Да, он простой крестьянин, но не раб.

– Хорошо. Пусть будет грязный крестьянин. Вы хотите получить повышение по службе и избавиться от своего начальника? Тогда подарите мне голову этого сопляка, и я помогу вам. Поверьте, я много знаю. Уберите его и уговорите своего начальника вернуться в город. Там мы заберем моего брата и поедем в вашу столицу. Даю вам слово. Сведения от меня будете получать только вы.

– Зачем вам это? – спросил пришлый, явно поддаваясь на уговоры.

– Он оскорбил меня и моего брата. Такие оскорбления смываются только кровью. Имейте в виду, или так, или я буду водить вас по этому лесу до следующего года.

– Почему я должен вам доверять?

– Потому что я дам слово самурая древнего рода и поклянусь именем Будды Амиды. Это священная клятва.

– Хорошо, – тихо выдохнул пришлый. – Но мне нужно время на подготовку. Это нужно сделать так, чтобы все подумали, что это случайность.

– Его голова… – напомнил японец.

– Зачем она вам, если он умрет? В столице таким сувенирам не рады.

– Хорошо. Но я сам проверю, умер ли он, – отрезал самурай.

– Это пожалуйста, – пожал плечами пришлый. – Нам пора возвращаться.

«М-да, говорила мне чуйка, не ходи, так нет, не послушался, поперся», – мрачно подумал Мишка, осторожно отходя от дерева.

Сделав еще один круг, он встал в паре десятков шагов от бивака и, убедившись, что заговорщики вернулись, шагнул к своей куче лапника. Глаза японца при виде парня торжествующе сверкнули, но физиономия сохранила каменное спокойствие. Держа ружье в руках на уровне пояса, Мишка чуть повернулся и, не целясь, спустил курок. Малокалиберная пуля вошла японцу в глаз. Уже готовившиеся укладываться спать растерянно замерли. Только заговорщик попытался схватиться за оружие, но застыл, увидев наведенные на него стволы.

– Не балуй, – рыкнул Мишка. – У меня картечь в стволах. С такого расстояния одним выстрелом троих положу.

– Ты что наделал?! – буквально клокоча от ярости, но оставаясь сидеть, спросил старший тройки. – Ты понимаешь, что сорвал дело государственной важности?

– Нет у вас никакого дела, – фыркнул Мишка. – Он вас как телков на веревочке собирался по тайге водить. Все это он задумал, только чтобы до моей головы добраться. Не так ли, господин хороший? – повернулся Мишка к растерянно замершему заговорщику.

– Что это значит, Леонтий? – тут же спросил старший, повернувшись к своему подчиненному.

– Они в ложбинке договаривались. Этот японцу мою голову, а тот ему все, что сам знает. И все это мимо вас. А что до секретов, так он один. Война с ними скоро будет. В Корее начнут, а на границе с Китаем продолжат. Вот и весь секрет. А вы еще офицерское слово мне давали, – поддел старшего парень. – Да только мне моя голова дороже всех секретов. Не двигаться! – Последний приказ прозвучал как щелчок кнута. – Еще одно движение, и все тут останетесь. А уж что полиции рассказать, придумаю.

– Леонтий, неужели правда? – растерянно спросил старший.

– Он лжет, – прохрипел заговорщик.

– Да что ты говоришь? – делано удивился Мишка. – И про то, что он у тебя мою голову требовал, вру. И про то, что ты ему сказал, что все нужно как случайность обставить. И даже про то, что в столице гостя твоего с моей головой не примут, тоже вру.

– Как ты… Откуда… Этого не может быть, – растерянно залепетал пришлый.

– Я к оленю подкрасться могу, а уж к двум воякам, когда один другому обещает Буддой Амидой поклясться… – Мишка только презрительно скривился.

– Этого он придумать не мог, – еле слышно проговорил старший группы.

– В общем так. Я сейчас уйду, а вы сами решайте, что дальше делать станете. Не по пути нам более, – отрезал парень и, прихватив лыжи, принялся осторожно пятиться, удерживая сидящих на мушке одной рукой. Благо ремень был через плечо перекинут.

Отойдя за деревья, Мишка быстро вбил ноги в крепления лыж и заскользил обратно к поселку. В том, что сделал, он ни секунды не сомневался и угрызений совести не испытывал. Его хотели убить, он оказался хитрее. Вот и весь расклад. Отбежав примерно на пять верст, парень быстро нарубил лапника и устроил под разлапистой елью настоящую берлогу. Костер разводить не было острой необходимости. Хищники еще и вправду не успели оголодать, а долго разлеживаться он не собирался. Поспать несколько часов, и можно идти дальше.

Разбудил его возбужденный сорочий треск. Едва открыв глаза, Мишка с удовольствием потянулся и, умывшись снегом, встал на лыжи. Толком еще не рассвело, и сороки явно ругались не на человека. Но оставаться в берлоге смысла больше не было. Легко скользя по тайге, он отслеживал каждое движение вокруг и, приметив белку, плавно вскинул ружье. Эхо негромкого выстрела еще не заглохло, а парень уже подобрал добычу и, освежевав ее, понесся дальше.

Уже подходя к поселку, Мишка подумал, что кто-то наверху решил компенсировать ему потерянное время, выводя под выстрел пушного зверя. В мешке у него лежали одна шкурка кабарги, три беличьих и две куньих шкурки. Добравшись до окраины деревни, он снял лыжи и не спеша зашагал к дому. Глафира хлопотала по хозяйству и, увидев парня, охнула.

– Как тут у тебя, мама Глаша? – спросил Мишка, доставая добычу.

– Тихо все было, сынок, – улыбнулась женщина, восторженно любуясь игрой куньего меха. – Даже толстяк твой не заходил.

– Ну и слава богу. Правила где у нас остались?

– Так в сарае.

Сходив в сарай, Мишка принес плетенные из орешника правила для шкурок и, быстро натянув на них добычу, вынес рухлядь в сарай. На мороз. Заниматься выделкой ему не хотелось. Нудное это дело и вонючее. Да еще и купцы начинали придираться к качеству выделки. А так сырье оно и есть сырье. Цену дадут. А вздумают кобениться, так купцов в округе много. С этими мыслями Мишка вернулся в избу, где тетка уже суетилась, накрывая на стол.

– В баньку бы сейчас, – мечтательно протянул Мишка.

– Так худая у нас баня, сынок, – вздохнула Глафира. – Крыша течет и печку перекладывать на добно.

– Ничего. Если сложится, на будущий год поправим, – отмахнулся Мишка, запуская ложку в наваристые щи.

* * *

Собрав очередную дощечку с готовыми патронами, Мишка устало вздохнул и занялся уборкой. Прошла неделя с того памятного похода, а его так никто и не спросил, что случилось и почему, уйдя с группой, он через двое суток оказался в выделенной ему мастерской. Вернувшись домой, он сходил на торг и, продав добытые шкурки, приволок домой салазки, полные гостинцев. Как выяснилось, они с Глафирой оба оказались сладкоежками и потому предпочитали пить чай со всякими вкусностями.

Полученные за шкурки рубль двадцать копеек он потратил почти все. Оставшийся полтинник Мишка отдал тетке. Скоро в участке должны были уплатить жалованье, так что деньги будут. Свое дело парень знал на «ять». Запасные патроны собраны, в мастерской полный порядок, а за каждую щепотку пороха он готов был отчитаться, благо было чем. От размышлений его отвлек звук тяжелых шагов на лестнице.

«Вот и наш толстячок пожаловал», – угрюмо подумал Мишка.

– Здрав будь, Михаил, – прогудел урядник, протиснувшись в двери.

– И вам здоровья, Николай Аристархович, – склонил голову парень. – Присаживайтесь. В ногах правды нет.

– Благодарствую, – кивнул толстяк, тяжело опускаясь на табурет.

Отставив веник, которым подметал пол, Мишка отступил к стене и, сложив руки на груди, вопросительно посмотрел на урядника. Что-то с ним было не так. Толстяк, знавший его с малых лет и по сути являвшийся в нынешней реальности благодетелем, явно был сильно смущен. То и дело расправляя усы, он мялся и не пытался смотреть в глаза.

– Случилось чего, дядя Николай? – тихо спросил Мишка, намеренно назвав его родственным словом.

– Так это, виноват я перед тобой, Миша, – вздохнув, решительно заявил урядник. – Ума не хватило понять, что басурман тот смерти твоей хочет.

– Нет тут твоей вины, дядя Николай, – сообразив, в чем дело, отмахнулся Мишка. – Его вон и волки столичные не сразу раскусили. Свой же их чуть не предал. А что настаивать стал, так служба у тебя такая. Лоб расшиби, а начальству потрафь. Лучше скажи, когда у нас жалованье будет?

– Так завтра обещают, – развел урядник руками, явно опешив от такого перехода.

– Вот и ладно. А со стрельбами что решил?

– Так тут начальство спрашивать надо, – снова вздохнул урядник.

– Да горькую пьет твое начальство, – презрительно усмехнулся парень. – Сам реши. У меня все готово. Заодно и новинку людям твоим покажу.

– Мишка, язык придержи, – шикнул на него урядник. – А что за новинка?

– Вот, смотрите, – не удержавшись, принялся хвалиться парень. – Берем винтовку, открываем затвор, стравляем вот эту штуку вот сюда и нажимаем пальцем на патроны. Ап! Пластину убираем, затвор закрываем. Все. Стреляй.

Сопровождая свои комментарии действиями, Мишка одним движением зарядил трофейную винтовку и, не закрывая затвора, протянул ее уряднику. С интересом покрутив оружие в руках, толстяк вернул винтовку парню и, ткнув в обойму пальцем, спросил:

– Только для себя сделал, или еще есть?

– Пять штук. Две себе, под английский патрон, и три в службу, под наш калибр.

– Ловко. Это что ж выходит, наши винтовки одним движением заряжать можно будет?

– Ну, вы ж сами все видели, – пожал Мишка плечами и, ловко орудуя затвором, разрядил винтовку.