– Куда мне? – отмахнулась она от этой затеи. – Песком там на пол сыпать…

– Ну, не знаю, – сказала я нарочито равнодушно. – Папа, вот, с удовольствием завтра пойдёт.

Глаза женщины радостно блеснули. Теперь можно не сомневаться в том, что она завтра придёт на дискотеку восьмидесятых, которые мы традиционно устраиваем для взрослых в конце августа.

– Я подумаю, – с ноткой флирта ответила тётя Марина.

– Думайте-думайте, – улыбнулась я ей и вышла из магазина.

– Первый жених, значит? – поравнялась со мной Рамиль.

– Отвали! – закатила я глаза и пошла быстрее, надеясь потерять его где-нибудь между дворами.

Глава 7. Рамиль

– Ну, что, Рамилька? Как тебе моя окрошка? – спросил Николаевич, довольно ухмыляясь на другой стороне стола.

– Странная… – слово «хрень» пришлось опустить, так как у мужика в руках был нож, которым он подрезал себе ржаной хлеб. – …окрошка. Это такой крем-суп? Холодный ещё…

Вообще, реально странная хрень: мужик просто взял салат из мелко порубленных или даже тертых овощей и какой-то колбасы и просто залил его кефиром, а сверху еще холодной минералки добавил, будто и так недостаточно испортил, вроде, нормальное блюдо.

– Так ты от души черпни ложкой, а-то ты сверху укропную палку подобрал и губами ее причмокнул. Ешь нормально. Фигурка не испортится.

Капец…

Взял ложку покрепче, глянул на Гусыню, которая съела уже половину, и с лёгкой насмешкой наблюдала за мной.

С надеждой на то, что после дегустации не будет кровавого поноса, зачерпнул полную ложку окрошки. Прямо со дна. Полную густой жижи настолько, чтобы в нее вместились все ингредиенты от белого до зеленого и красного цвета.

Еще раз глянул на Николаевича, который с самодовольной ухмылочкой ждал, когда я хлебну месиво, им приготовленное.

Вдохнул, выдохнул и отправил всё содержимое ложки в рот. Сжал кулаки и начал несмело жевать, позволяя кремообразной консистенции коснуться всех вкусовых рецепторов языка.

– А теперь как? – спросил мужик.

Нажевывая, посмотрел на него и проглотил.

– Это… интересно, – сказал я честно.

Не восторг, конечно, но достаточно сносно. И, как ни странно, даже учитывая тот факт, что в эту хрень намешан весь огород, на вкус очень даже освежающе и при этом сытно.

– Интересно, – повторил я и зачерпнул ещё ложку. – Огурцы на тёрке, что ли, тёрты?

– Один потёр, чтобы кефир с минералкой были вкуснее.

– Прикольно, – хмыкнул я, зачерпывая очередную ложку.

– Да хватит тебе, – фыркнул мужик. – Интересно ему и прикольно… Просто скажи, что вкусно и, возможно, получишь добавки.

– Нормально, – ответил я снисходительно.

Достаточно ему того, что я ем это месиво и уже даже не морщусь.

– Спасибо, пап, – вскочила Гусыня. – Всё было вкусно.

– Вот! – указал на неё Николаевич. – Учись, студент.

Шум воды, пока Гусыня мыла за собой посуду, спас меня от того, чтобы что-то ему отвечать.

– Ладно, пап. Я пойду. Не скучай, – чмокнув его куда-то в район макушки, девчонка двинулась к выходу из кухни.

– Подожди-подожди! – остановил её мужик. – Не оставляй меня с ним наедине, – нарочито напугано выпучил он глаза. – Ему не нравится моя окрошка – страшный он человек.

– Пап. Ну, научи его готовить что-нибудь другое. Свекольник, например.

– Я не доверю ему секреты своих рецептов.

– Я, пожалуй, лучше на волейбол схожу, – хлебнул еще ложку окрошки и вышел из-за стола.

– Эй-эй! – окликнул меня Николаевич. – Это что за фокусы, Рамилька? Поел – помой за собой посуду.

– Но я не доел.

– Значит, доешь, помой за собой посуду и иди хоть на все четыре стороны.

– Фак! – чертыхнулся я, но дохлебал этот странный суп, пока Гусыня, насмешливо переглядываясь со своим батей, стояла у выхода из кухни и мяла в руках, то ли куртку, то ли мастерку, как из девяностых.

Опустил пустую тарелку в раковину. Включил горячую воду и стал ждать, когда наполнится тарелка. Вылил из нее мутную воду, наполнил еще раз и вылил, отставив посуду в сторону.

– Это ты здорово придумал, Рамилька. Ничего не скажешь, – саркастично подметил Николаевич.

– Я же помыл. Что ещё-то надо?! – терял я терпение.

– Так ты помой, а не просто помочи, – вклинилась Гусыня, на что получила мой не самый добрый взгляд. – Боже! – вздохнула она тяжело и подошла ко мне, встав рядом. – Давай, помогу. Возьми губку, намочи ее и капни на нее немного моющего средства. Вот оно, – кивнула в сторону белой пластиковой бутылки с нарисованной на ней стопкой сверкающих чистотой тарелок. – Вот так. А теперь помой тарелку со всех сторон…. Смой пену… Теперь то же самое с ложкой.

Подставил ложку под поток воды, и теплая струя от нее прилетела мне в прямо в лицо.

– Твою мать! – быстро выключил воду, чувствуя, как с лица стекала пенистая влага.

Гусыня успела отскочить и только смеялась в стороне.

– Ты хоть раз мыл посуду?

– Нет, – ответил я, стирая с лица капли воды, тыльной стороной ладони.

– Ну, это надо отметить, Рамилька, – веселился батя. – У тебя сегодня дебют на дебюте: и сенокос, и окрошка, и баня, и мытьё посуды… И это только половина дня прошла.

Половина одно дня?!

А по ощущениям, что я здесь уже неделю живу и офигеваю от всего происходящего ежесекундно.

– Всё. Помыл, – резюмировал я зачем-то, будто, блин, отпрашивался погулять у своего родного бати.

Что за фигня, вообще, происходит?!

– Ну, иди, раз ты всё, – одобрительно кивнул Николаевич и подмигнул Гусыне. – Детки помыты, покормлены, посуда чистая… Идите, гуляйте, детишки. И парней местных не порть. Слышал, Рамилька?

– Пап! Всё, мы ушли, – цокнула Гусыня, не дав мне и шанса на то, чтобы возмутиться, и фактически вытолкала меня из дома. – Идём уже. Одних нас, поди, ждут.

Глава 8. Рамиль

Волейбольная площадка – слишком громкие слова для того места, на котором собралась компания, чтобы поиграть в волейбол.

Два деревянных столба, рваная грязная сетка, а в качестве разметки просто узкие выкопанные траншеи. Место подачи – вытоптанная яма, что на одной половине площадки, что на другой.

– Ну, что, народ? – набивая мяч, спросил парень, который ещё утром был за рулём шишиги. Витя, кажется. – Разбиваемся на команды по парам?

– Да, – подхватил поц, рот которого не закрывался весь сенокос и, похоже, не закроется и этим вечером. – Я беру Ксюху в свою пару, а вы нам не мешаете.

– Дурак. Они не про это, – фыркнула девчонка, которая Ксюха. – Можно разбиться на команду мальчиков и команду девочек.

– Не. Так не пойдёт, – вклинился очкастый. – Это будет игрой в поддавки.

– И кто будет поддаваться? – спросила Гусыня. В голосе ее блеснула опасная интонация.

– Ну, мы, получается, – ответил, всё ещё набивающий мяч. – Иначе вы опять обижаться будете, что мы выиграли.

– То есть ты хочешь сказать, что у нас в принципе нет против вас шансов? Типа, мы, девочки, слабый пол и балласт для таких крутых типов, как вы?

– Вот не надо тут! – потряс в её сторону указательным пальцем Витя. – Никто так не сказал. Это я к тому, что вы же девочки – хрупкие создания, вас надо беречь и всё такое…

– Про «всё такое» поподробнее, пожалуйста, – заржал Лёха. – Я хочу знать, что конкретно подразумевается под «всё такое», чтобы потом не возникло недоразумений. А-то опять потом от Ксюхи, вооруженной крапивой, через всё село бежать.

– Тебе «всё такое» за твоё вчерашнее поведение не светит ещё лет пятнадцать, – нарочито воинственно заявила девушка, держащая за руку Гусыня.

Видимо, подружки они с ней покрепче, чем с Леной, раз та стоит в стороне и, скрестив руки на груди, наблюдает за всеми, чуть сморщив нос. Но взгляд её, к сожалению, я чаще остальных я ловлю на себе.

– Ну, вот, – вздохнул Лёха горько и обнял обшарпанный деревянный столб, на котором держалась грязная сетка. – Опять Ксюшка не даст мне сегодня себя отвсётакоить. Зря только в бане мылся.

– Давайте уже разобьёмся и поиграем, пока солнце не село, – быстро взяла всех в оборот Гусыня. – Ксюша и Лёша идут в команду ко мне и Рамилю, а Лена, Витя, Стёпа и…

– Недобор, – выпятил нижнюю губу тот, что Стёпа. – Надо еще одного человека.

– Сгоняйте за Лёнькой. Чего ему дома тухнуть?

– Я позвоню ему, – вытянула Гусыня из заднего кармана шортов телефон и быстро набрала чей-то номер. – Да, Лёнь, привет. Чем занимаешься?… Тогда тебе срочно нужно к нам на площадку. Нам как раз одного человека не хватает. Придёшь?… Ждём, – отняла телефон от уха и убрала его обратно в карман. – Сейчас придёт. Как раз думал, чем заняться.

– Ну, всё, – махнул Лёха рукой как-то отчаянно. – Сейчас придёт Черная Пятница, встанет к ним в команду, и мы всосём.

– Да ладно тебе, – ткнула его Гусыня в плечо. – Просто внимательнее будь, а не флюиды тут свои разбрасывай. Ксюха уже не знает, куда глаза прятать.

Лёха резко опустил взгляд вниз и проверил ширинку:

– Фух! Ты так не говори! Я уж думал, что выпало чего.

– Дебил, – хохотнула Гусыня и вступила с этим Лёхой в шуточную борьбу.

Устало откинулся на спинку деревянной скамейки и посмотрел в чистое голубое небо. Пора валить домой. Сегодня еще переночую, а завтра свалю отсюда нахрен. Батя, наверное, уже всех собак поднял. Да и друзья уже потеряли меня.

Жаль только, что телефон сдох, и невозможно, проверить, кто звонил, писал, слал голосовухи.

– О, здорово, Лёнька! – загалдела толпа.

Опустил голову и увидел странно приближающегося к нам чувака. Он, либо бухой, либо явно под чем-то.

– Привет-привет! – отвечал он всем.

Здоровались с ним так, будто он местная звезда: пожимали его руку, обнимали и похлопывали по спине.

– Встанешь к нам в команду? – спросил его очкастый. – А-то эти все разбились по сладким парочкам, а у нас недобор.

– Это кто у вас тут сладкие парочки? – сказал этот тип. И говорил он как-то замедленно и коряво, будто реально был под какими-то веществами.

– Я с Ксюхой, естественно, и Гу́ся со своим.

– Он не мой.

– Привет, – обратился ко мне этот поц и протянул руку для пожатия. – Я Лёня.

– Рамиль, – встал со скамьи и нехотя пожал его руку.

– Играем? – спросил Гусыня, уже завладевшая мячом.

– Давайте! – снова этот до тошноты дружный галдёж.

Странный парень встал на противоположной стороне площадки.

– Все ждём скидок от Чёрной Пятницы, – оповестил Лёха всё, блин, село и встал напротив меня под сеткой.

– А он играть-то, вообще умеет? – указал я кивком головы на этого Пятницу. – Может, ему обратно домой, чтобы проспался или лекарство какое принял?

Со всех лиц мгновенно сползли улыбки. Только этот Лёня продолжал улыбаться, но уже несколько снисходительно.

Кто-то резко схватил меня за футболку на плече и потянул в сторону к вытоптанному месту подачи мяча.

– Ты идиот?! – шикнула на меня Гусыня. – У Лёни ДЦП. Нужно объяснять, что это такое?

– Предупреждать, блин, надо! – теперь пришла моя очередь пучить глаза и шипеть ей в лицо.

– Предупреждать о чём?! О том, что нужно за языком следить и оставаться человеком, даже если незнакомый тебе человек пьяный? Он к тебе, вроде, без агрессии и гнилых подкатов обратился. Или нет? – сверкала она гневным взглядом.

– Твою мать! – оборачиваться не хотелось. И так понятно, что там я увижу лишь осуждение на лицах всех собравшихся.

– Извинись, – смотрела мне прямо в глаза Гусыня.

– За что?! Я ничего не сделал!

– И именно поэтому тебя через минуту закопают под одним из столбов. Извинись, и мы начнём игру.

Стиснул челюсти. Никогда ни за что не извинялся и не хотел, потому что не за что было. Но сейчас впервые почувствовал себя отвратительно и жалко. Осуждение на лицах собравшихся было заслужено.

Прошёлся по лицу ладонью и, резко вдохнув, повернулся ко всей компании.