Это весьма удобная точка зрения для тех, кто создает технологии. Если технологии нейтральны, изобретатели могут сосредоточиться на разработке своих штуковин. И если они начинают оказывать нежелательное воздействие, виновато общество, а не изобретатели. Но если технологии не нейтральны, то есть если в них закодирована какая-то форма идеологии или система власти, это может означать, что их создателям следует быть более осторожными. Мы даже можем пожелать управлять создателями или ввести законы, регулирующие их творчество и творения. А такое регулирование грозит обернуться весьма хлопотным делом.

К несчастью для таких специалистов, их взгляд на технологии ложен. Технологии вовсе не нейтральные инструменты, всего лишь кем-то используемые (или неправильно используемые). Это продукт деятельности людей. А эти люди создают и направляют свои изобретения в соответствии с собственными предпочтениями. Подобно тому как в некоторых религиозных текстах говорится, что люди созданы по образу и подобию Господа, так и инструменты созданы по образу и подобию тех людей, которые их изобрели. А это означает, что наши технологии часто воспроизводят и поддерживают ту расстановку сил, которая существует в обществе в целом. Наши телефоны спроектированы так, что мужской рукой их держать удобнее, чем женской. Многие лекарства менее эффективны для чернокожих и азиатов, потому что фармацевтическая индустрия часто разрабатывает их в расчете на белого потребителя. Внедряя новые технологии, мы, сами того не осознавая, можем укреплять сложившуюся общественную систему, так как технологии становятся частью инфраструктуры, с которой сложно что-то поделать.

Я не рассматриваю технологии как некую абстрактную силу, отдельную от остального общества. Здесь они исследуются как нечто, созданное людьми и отражающее человеческие стремления, даже если они способны радикально и неожиданным образом менять это самое общество. Эта книга в равной степени о том, как технологии взаимодействуют с нашими формами социальной, политической и экономической организации, и о самих технологиях как таковых.

Вторая проблема всех наших дискуссий о технологиях еще коварнее. Многие из тех, кто не связан с технологическим миром, даже и не пытаются понять его или выработать правильную реакцию на него. Политики часто демонстрируют полное невежество по части даже базовых принципов действия наиболее распространенных технологий^[9]. Этим они похожи на людей, которые пытаются заправить автомобиль, набив багажник сеном. Соглашение об условиях выхода Великобритании из Евросоюза, подписанное в декабре 2020 года, именует Netscape Communicator «современным пакетом программного обеспечения для электронной почты». Однако Netscape Communicator появился еще в 1997 году, а его последняя версия – в 2002-м.

Несомненно, понимание сути новой технологии – дело непростое. Оно требует новых знаний в самых разных областях, а также представлений о существующих в социуме правилах, нормах, общественных институтах и договоренностях. Другими словами, для эффективного анализа новых технологий нужно уметь пребывать одновременно в двух мирах, что заставляет вспомнить о знаменитой лекции британского ученого и романиста Ч. П. Сноу^[10], прочитанной им в 1959 году. Эти «две культуры» никак не пересекались, и те, кто разбирались в одной, редко когда понимали что-то в другой: «пропасть взаимонепонимания» была порождена «обращенной в прошлое интеллигенцией», состоящей из претендующих на понимание и любовь к искусству оксфордских и кембриджских выпускников, которые свысока взирали на технический и научный прогресс. Это, как считал Сноу, вело к катастрофическим последствиям: «Пока эта пропасть существует, общество не в состоянии мыслить здраво»^[11].

В настоящее время пропасть между двумя культурами еще шире. Только сегодня на одной стороне стоят технари: программисты, разработчики, управленцы Кремниевой долины, а на другой – все остальные. Культура технологий постоянно развивается в новых, подчас опасных и неожиданных направлениях. Другая культура – культура гуманитарных и общественных наук, в которой обитают большинство комментаторов и политических деятелей, – не в состоянии идти в ногу с происходящим. При отсутствии диалога между двумя культурами ведущие мыслители с обеих сторон будут сражаться друг с другом в поисках верных решений.

* * *

Эта книга – моя попытка свести два мира. С одной стороны, я постараюсь помочь технарям посмотреть на их действия в более широком общественном контексте. С другой – попробую помочь гуманитариям лучше понять технологии, лежащие в основе этого периода быстрых социальных изменений.

Такое сочетание дисциплин как раз по мне. Я ребенок микрочипа, родившийся через год после выпуска первого коммерческого компьютера; молодой адепт интернета, студентом открывший для себя Сеть; профессионал технологической индустрии, поскольку запустил свой первый сайт для британской газеты Guardian в 1995 году. С 1998 года я основал четыре технологические компании и инвестировал в тридцать с лишним стартапов. Я пережил «пузырь доткомов» на рубеже тысячелетий. Позже я руководил группой инноваций в компании Reuters, где наши команды выпускали неожиданные, иногда абсолютно невероятные продукты и для менеджеров хедж-фондов, и для фермеров в Индии. Несколько лет я работал с венчурными капиталистами в Европе, поддерживая самых амбициозных создателей технологий, которых мы только могли отыскать, и до сих пор активно инвестирую в технологические стартапы. В качестве инвестора я разговаривал с сотнями основателей технологий в таких разных областях, как искусственный интеллект, передовая биология, устойчивое развитие, квантовые вычисления, электромобили и космические полеты.

Однако мое образование связано с социальными науками. В университете я сосредоточивался на политике, философии и экономике, хотя (и это необычно) посещал также курс программирования вместе с группой физиков, которые были куда умнее меня. И мне всегда было интересно то, как технологии преобразуют бизнес и общество. Я работал журналистом сначала в газете Guardian, затем в журнале Economist, и мне приходилось объяснять широкой аудитории сложные темы из мира программной инженерии. Особенно меня интересовали политические последствия внедрения новых технологий. Некоторое время я был членом Ofcom – агентства, которое регулирует работу теле- и радиокомпаний, интернета и медиаиндустрии в Великобритании. В 2018 году я стал членом совета директоров Института Ады Лавлейс^[12], который изучает этические последствия использования цифровой информации и искусственного интеллекта в обществе.

В последние нескольких лет я пытаюсь говорить об этих двух культурах в Exponential View – информационном бюллетене и подкасте, где исследую влияние новых технологий на общество. Я создал его после того, как мой третий стартап, PeerIndex, был приобретен гораздо более крупной технологической фирмой. PeerIndex применял методы машинного обучения (о которых я подробнее расскажу позже) к большим объемам открытых данных о том, чем люди занимаются онлайн. Мы столкнулись с множеством этических дилемм относительно того, что можно и что нельзя делать с этими данными. После продажи компании у меня появилось пространство и время для исследования этих вопросов в моем информационном бюллетене.

Материалы платформы Exponential View нашли отклик у людей. На момент написания этой книги у меня насчитывалось около двухсот тысяч подписчиков по всему миру, среди них – известные создатели компаний и инвесторы, политики и ученые из ста с лишним стран. Это позволило мне углубиться в наиболее сложные вопросы, вызванные новыми технологиями. При подготовке подкастов я взял более ста интервью у инженеров, предпринимателей, политиков, историков, ученых и руководителей компаний. За шесть с лишним лет в рамках своего исследования я прочитал множество книг, газетных и журнальных статей, блогов и научных статей. Недавно я подсчитал, что, пытаясь понять происходящее, за последние пять лет я прочитал более двадцати миллионов слов. (К счастью, в этой книге слов поменьше.)

Вывод, к которому я пришел в результате всех этих исследований, обманчиво прост. В основе аргументации в этой книге лежат два ключевых утверждения. Первое: новые технологии возникают и масштабируются все более быстрыми темпами, но при этом их стоимость стремительно снижается. Если построить график развития этих технологий, то у нас получится экспоненциально растущая кривая.

Второе: наши институты – от политических норм до систем экономической организации и способов выстраивания социальных отношений – меняются медленнее. На диаграмме адаптация этих институтов выглядела бы как постепенно возрастающая прямая.

В результате возникает то, что я называю экспоненциальным разрывом: пропасть между новыми формами технологий – вкупе с порождаемыми ими новыми подходами к бизнесу, работе, политике и гражданскому обществу – и корпорациями, работниками, политиками и социальными нормами вообще, которые значительно от этих технологий отстают.

Естественно, это порождает еще больше вопросов. Какое воздействие оказывают экспоненциальные технологии на разные сферы – от работы до конфликтов и политики? Как долго будут продолжаться эти экспоненциальные изменения и прекратятся ли они вообще? И что мы – политики, лидеры бизнеса и обычные граждане – можем сделать, чтобы этот экспоненциальный разрыв не разрушил наше общество?

Я попытался структурировать материал книги так, чтобы мои ответы были максимально понятными. Сначала я объясняю, что такое экспоненциальные технологии и почему они возникли. Я считаю, что наша эпоха определяется появлением нескольких новых многоцелевых технологий, каждая из которых совершенствуется со все возрастающей скоростью. Это история, которая начинается с компьютеризации, но также охватывает энергетику, биологию и производство. Размах этих изменений означает, что мы вступили в совершенно новую эпоху человеческой истории и экономической организации, именно ее я и называю экспоненциальной эпохой.

Далее я перехожу к последствиям этого для человеческого общества в целом – к возникновению экспоненциального разрыва. Существует множество причин, по которым созданные человеком институты адаптируются медленно, – от психологических трудностей понимания экспоненциальных изменений до неизбежных проблем, вызванных преобразованиями большой системы. Все это увеличивает пропасть между технологиями и нашими общественными институтами.

Но каковы последствия экспоненциального разрыва на практике? И что мы можем с этим сделать? Вот те вопросы, о которых я пишу далее. Я буду говорить с вами об экономике и работе, о геополитике в торговых отношениях и конфликтах и о взаимоотношениях между гражданами и обществом в более широком смысле.

Во-первых, мы посмотрим, как экспоненциальные технологии влияют на бизнес. В экспоненциальную эпоху технологические корпорации становятся все более влиятельными – подобное могущество раньше и представить было невозможно, – в то время как традиционные компании остаются позади. Это приводит к появлению рынков, на которых победитель получает все. На них господствуют несколько компаний-суперзвезд, а их конкуренты стремительно уходят в никуда. Возникает экспоненциальный разрыв между существующими правилами, регулирующими положение на рынках, монополию, конкуренцию и налоги, и новыми огромными корпорациями, которые на этих рынках доминируют.

Я также покажу, как благодаря появлению этих компаний меняется жизнь сотрудников. Отношения между сотрудниками и работодателями всегда были переменчивы, но сейчас они меняются гораздо быстрее, чем прежде. Компании-суперзвезды предпочитают новые форматы работы – через гиг-платформы^[13], что создает проблемы для работников. Существующие законы и практика трудоустройства едва справляются с изменениями в сути труда.