– Если негде остановиться в городе, – вступила мать, – можешь пожить тут, у нас… – К концу фразы голос ее стал тихим, приобретя своеобразную интонацию. Так что даже я понял смысл.

– Не беспокойтесь, мэм, – отозвалась Фериус. – Дом у вас уж больно приличный для меня. – Она поднялась и, обогнув родителей, направилась к выходу. – И еда переперченная.

Фериус вдруг резко ударила кулаком по двери. С противоположной стороны послышался испуганный вскрик Шеллы:

– Ой!

Фериус издала короткий смешок и покачала головой; ее рыжие кудри вздрогнули – словно они тоже посмеивались.

– Джен-теп! Вы не перестаете меня изумлять. – Обернувшись, Фериус бросила на меня взгляд. – А карты оставь себе, малыш. Пригодятся.

С этими словами она открыла дверь и вышла, оставив меня наедине с родителями.

Мать подошла и положила руку мне на лоб.

– Я здоров, матушка, – сказал я.

– Надо же! Ты успел стать целителем? Если нет, позволь мне судить. – Мама легонько обвела пальцем мой левый глаз. Так она всегда делала, когда я дурно себя чувствовал. Ее способ выразить ласку.

Отец вернулся к двери, поднял карту, которой я угодил ему в лоб, а потом собрал и остальные, разбросанные по полу. Положил колоду на столик.

– Утром отправишь слугу, чтобы вернул карты дароменке.

– Но она сказала: я могу оставить их себе.

Отец присел на краешек стола возле канапе. Необычно для него.

– Келлен, люди Дома Ке не занимаются карточными играми. Как и азартными играми вообще. И не жульничают во время состязаний.

– Я победил Тенната, – сказал я. Не стоило перечить отцу, но усталость и тот странный душевный подъем, который я ощущал до сих пор, заставляли язык бежать вперед мыслей. – Так ли важно, как я это сделал?

– Трюки. Обман. Мошенничество. Ты вечно мухлюешь, Келлен. Но трюками ты не обеспечишь безопасность своей семье.

Высокомерные слова отца внезапно разозлили меня. Конечно, легко быть гордым, когда умеешь творить магию! Но разве я виноват, что мои татуировки не желают светиться? Разве я виноват, что во мне так мало силы? Я даже магический фонарь не могу зажечь! С самого детства мне приходилось искать обходные пути, а не переть напролом, как делала Шелла. И мои родители.

– Трюки – это все, что у меня есть, – сказал я.

Отец обернулся к матери.

– А он умен. Свой ум мальчик умеет использовать.

Он произнес слово «ум», словно это было что-то неприятное – вроде дурного характера или болезни. Подойдя к письменному столу, отец взял небольшой магический светильник. Вроде того, какие используют дети, чтобы тренировать концентрацию. Протянул его мне.

– Джен-теп должны быть сильными.

Я взял шар в ладони. Он ярко светился, но когда мать и отец направились к двери, сияние померкло. Не просто стало тусклее – исчезло. Я сосредоточился, пытаясь заставить его вновь засветиться. Тщетно.

«Давай же! – говорил я себе. – Ты делал это тысячу раз!»

Ничего. Свет словно бы умер. В голове снова зазвучал холодный голос Ра-мета: «Ты окажешься среди ше-теп, где тебе самое место».

– Джен-теп должны быть сильными, – повторил отец, выходя их комнаты.

Я поднял взгляд и понял, что он говорит не со мной. Он говорил сам с собой – как делают люди, готовясь к чему-то, что будет очень трудно или очень больно.

До моего шестнадцатого дня рождения оставалось совсем немного. И впервые в жизни я по-настоящему испугался собственного отца.

Глава 8
Абидос

Большую часть дня я провел в своей комнате, то засыпая, то просыпаясь, а в промежутках между сном и явью – глядя на шарик, который по-прежнему держал в руках. Мне удалось выдавить из него слабенькое мерцание, не ярче огня свечи. В конце концов я просто швырнул шар об стену. Он даже не соизволил разбиться. Еще одна проверка – и снова мимо. Никто не принесет мне на блюдечке золотой диск – символ пройденного испытания.

Так я и лежал в постели, держа руки перед собой – мечтая, чтобы узоры на шести татуировках наконец-то озарились светом, заискрились, означая, что теперь мне подвластны заклинания. Это было нечестно! Всю жизнь я делал то, что должен делать посвященный джен-теп. Я заучивал идеальное произношение каждого заклинания, совершенствовался в каждом жесте. Я мог с идеальной ясностью держать в голове образ любого заклятия – даже если вокруг меня грохотала и бушевала буря. Но все это не имело значения. Татуировки не светились…

Я ощущал обиду и разочарование. В отчаянии я царапал татуировки ногтями, раздирая кожу до крови, – пусть и знал, что от этого не будет толку. Так их не оживить. Нужна магия. Нужна сила. А их-то у меня и не было.

Я вцепился зубами в одеяло, боясь, что отец или мать – или, хуже того, Шелла – услышат, как я плачу. Я ненавидел весь мир, понимая, что однажды придется смириться и принять ту судьбу, которая мне уготована. Я стану ше-теп. Клерком или слугой. Хотя ни покорность, ни раболепие никогда не были моими сильными сторонами…

Нужно что-то придумать!

Отец назвал меня лжецом и мошенником. Ладно! Если только это я умею, значит, буду лгать и мошенничать, чтобы заполучить магию. Раз нет другого пути, я пойду этим. У нас есть легенды о медеках, которые воровали магию у богов или духов. Они пили колдовские зелья и проводили тайные ритуалы, чтобы заполучить могучие заклинания. Конечно, в этих историях медеки были ворами, а не героями. Что ж, стало быть, я стану первым героем.

Стук в дверь вернул меня с небес на землю.

– Да, – сказал я. Мне не хотелось никого видеть. Но и демонстрировать это я не собирался.

Свет в комнате не горел, и я не сразу рассмотрел вошедшего. Тень в дверях превратилась в человека с подносом в руках, и я узнал Абидоса.

«Дядю Абидоса», – напомнил я себе.

– Ты весь день ничего не ел, – тихо сказал он.

Странно, что он принес мне еду. В нашем доме существовали на этот счет строгие правила: есть полагается в кругу семьи. Если я или Шелла не желали выходить из комнаты, то просто оставались без обеда. Прошлой ночью, когда я болел, у меня еще была уважительная причина. Но сегодня?…

– Отец знает, что ты принес мне ужин в комнату?

Абидос вошел и поставил поднос на столик в углу. Сел на стул – который был маловат даже для меня, а уж дядя и вовсе казался на нем гигантом. Абидос снял крышку с подноса. На тарелке лежал кусок жареного ягненка, и запах от него шел просто невероятный.

– Все уже поужинали, господин Келлен. А это моя порция, я могу съесть ее, где пожелаю.

– И ты собираешься есть в моей комнате.

– Если вы не возражаете.

Я поднялся с кровати. Одежда, которую я так и не удосужился сменить со вчерашнего дня, казалась заскорузлой и неприятно царапала кожу. Я присел за столик и заметил, что Абидос принес большую порцию мяса – слишком уж большую для одного человека. Вдобавок…

– Кажется, ты прихватил два набора ножей и вилок.

– Хм-м? – Абидос посмотрел на лишние столовые приборы с насмешливым удивлением. – И правда. Как странно. – Он оглядел тарелку с ягненком. – Да и мяса, кажется, взял больше, чем смогу съесть. Может быть, вы…

Я взял нож и вилку и улыбнулся Абидосу. Не то чтобы я в самом деле испытывал радость. Но даже притворное счастье – все же лучше, чем сидеть одному в комнате, пялясь на черный магический шар.

Сперва мы ели в молчании. Мы с Абидосом никогда не проводили много времени вместе. И он всегда казался мне простым и незамысловатым человеком – полной противоположностью моему отцу. Однако сейчас, когда я наблюдал, как он ест – аккуратно и неторопливо, – я находил все больше схожих черт. Абидос был всего на пару лет младше отца и походил на него внешне – те же темные волосы, такое же крепкое сложение. Однако дядю не окружала эта атмосфера властности, как отца. Он выглядел так, как мог бы выглядеть какой-нибудь дароменский фермер или солдат-берабеск. Невзрачный. Ничем не примечательный. Обыкновенный. Или он просто кажется мне таким, потому что не владеет магией?…

– Ты всегда знал, что станешь ше-теп? – спросил я, понимая, что вопрос очень грубый, – но отчаянно желая услышать ответ.

Дядя, если и обиделся, не показал этого.

– Думаю, да, – сказал он, глядя в пространство. – Я даже в детстве едва был способен творить заклинания. Большинство из нас что-то да могут, особенно рядом с оазисом. Но ко времени получения имени мага моя сила окончательно исчезла.

Именно это происходит сейчас со мной! Я ощутил, как меня охватывает паника. Словно все мое существо вопило о помощи. Это неправильно! Я был рожден, чтобы стать магом. Как отец, и мать, и Шелла! А не каким-то бесполезным ше-теп…»

Абидос смотрел на меня. Его взгляд был мягким, спокойным. Ужас и гнев улеглись, когда я почувствовал укол совести. Но где-то внутри меня по-прежнему таилось отчаяние.

– Когда магия начала угасать… ты… ты как-нибудь пытался с этим бороться?

Абидос поднял руки. Цветные узоры давно поблекли, но были еще видны.

– Я сидел и смотрел на них часами, пытаясь призвать силу. Молил предков зажечь мои татуировки. – Он провел кончиком ногтя по предплечью. – Я даже пытался… У мальчишек иногда бывают глупые мысли. – Абидос покачал головой и вернулся к еде.

– Расскажи мне, – сказал я.

Выражение его лица чуть заметно изменилось. Я осознал, как выгляжу со стороны, как разговариваю с ним – словно приказываю.

– То есть… я слышал… другие посвященные говорили, что можно зажечь сигиллы при помощи сернистой меди и…

Абидос проглотил кусок ягненка, положил нож и вилку на стол и улыбнулся.

– А, да. Сказки об эликсирах, сваренных из металлов, – тех, что добывают под оазисом. Особые зелья, в которые могут вложить энергию три молодых мага. Они работают сообща, благородно жертвуя частью собственной силы… Келлен, ты можешь представить, чтобы кто-нибудь из твоих приятелей пошел на такое?

– Почему не… – Вопрос застыл у меня на губах. Я уже знал ответ. Магия была самым ценным имуществом моего народа. Кто захотел бы отдать часть этой силы? И все же… это какой-никакой план. У Панакси огромный потенциал. Может, он согласился бы отдать немного мне?… Или моя сестра – если б ей стало стыдно… если б я сумел как следует надавить ей на жалость. Или воззвать к ее гордости.

«Ну, Шелла, ты и так сильная! Ты обладаешь сильной магией, она мощнее, чем у всего нашего клана, вместе взятого, правда же?»

Конечно, шансов мало. Но, как я узнал вчера от Фериус, когда она учила меня странной игре под названием «Покер», иногда приходится играть теми картами, которые тебе выпали.

– Нет, – сказал Абидос, возвращая меня к реальности. – Я видел такой взгляд на лицах многих посвященных. Только, видишь ли… Да, есть легенды о магах, которые обращались к темной стороне и там обретали силу. Но на каждую такую легенду есть сотни правдивых историй о тех, кто погиб, пытаясь это сделать. Такова цена, которую мы платим, желая обрести больше могущества, чем предки готовы нам дать.

Мне вдруг вспомнились слова отца, сказанные прошлой ночью.

– Так случилось с моей бабушкой? – спросил я. – У нее правда была Черная Тень?

Думаю, такой вопрос шокировал бы любого, но Абидос остался невозмутим. Он промедлил лишь секунду, прежде чем ответить.

– Она была больна, – проговорил он почти рассеянно. Поднеся указательный палец к лицу, Абидос начертил на щеке контур какой-то фигуры. – У нее появились черные отметины, которые росли и росли – так же, как в ее душе росла тьма.

– Я не понимаю. Какая тьма? О чем ты?

Абидос откинулся на спинку стула, и я увидел, как у него на переносице появились морщинки.

– Тьма, которая, казалась, овладела ею… Уродство души, изменившее ее. Она стала совсем другим человеком. Та женщина, которую я знал ребенком, исчезла без следа. В конце концов твоему отцу пришлось… остановить ее.

И снова слова отца зазвучали в моей голове: «Мое право и моя обязанность – защищать семью и клан от порченной крови». Тогда речь шла о Шелле, и он прибавил: «Я свяжу ее навеки, если придется».