Жители деревни, общаясь между собой, называли господский дом двуликой усадьбой. Произносилось это имя всегда приглушённым голосом с некоторой мистической интонацией. Старшие люди были суеверны. Нас же, детей, такое название нисколько не пугало, а скорее забавило. Впрочем, у любого прозвища существует причина. Господский дом имел словно бы два лица. Главный вход размешался с северной стороны здания. Здесь от ветров бухта была защищена высокими, поросшими густым лесом холмами. Сквозь них пролегала мощёная извилистая дорога, ведущая к парадному двору особняка. Приезжающий по этой дороге гость мог видеть перед собой старинное каменное здание с узкими окнами, словно бы презрительно уставившимися на непрошенного гостя. С этой стороны серые стены особняка выглядели холодными, неприступными и абсолютно недружелюбными.

Совсем иной вид открывался тем, кто взирал на господский дом с южной стороны. Здесь от самых стен до песчаного побережья тянулся цветущий почти круглый год сад. Меж пышных кустов и ярких клумб петляли песчаные дорожки, лабиринтом уходящие к самому морю. В тени аллей прятались оплетённые плющом беседки. Облик особняка, холодный и серый с северной стороны, здесь же, с юга, озарённый ярким солнцем и обрамлённый растительностью самых разнообразных цветов, выглядел столь уютно и тепло, что невозможно было поверить в то, что это одно и то же здание.

Не знаю, специально или нет, но тётушка Рут привела меня к господскому дому именно со стороны сада. Беспрестанно озираясь, я тревожно держала её за руку. Наверное, я многое бы отдала за то, чтобы сейчас мы развернулись и отправились обратно в нашу родную деревню, но тётушка Рут была неумолима. С решимостью тигрицы она шла в направлении усадьбы, ни на миг не сбавляя шаг.

В июльские дни господский сад был особенно пышен и красив. Меня пьянил аромат гортензий, и, если бы не необходимость скорой встречи с хозяйкой, я, вероятно, ликовала бы от восторга лицезреть всю эту красоту. Меня тяготила мысль, что я могу больше никогда не увидеть свой старый дом. Я чувствовала, что с каждым шагом сердце в моей груди стучит всё звонче. Мне казалось, его уже слышно в каждом уголке усадьбы.

Вскоре мы оказались на развилке. Одна дорожка вела прямиком к дому, другая же, петляя между кустами алых роз, уводила куда-то в сторону моря. Обречённо вздохнув, я направилась к дому, но тётушка Рут одёрнула меня. Мы пошли по тропинке, уводящей к морю.

– Разве мы не идём в дом? – снедаемая тревогой, спросила я.

– В дом ты пойдёшь немного позже, – пояснила тётушка Рут. – Миссис Вильерс предпочитает летом завтракать в саду. Тебе стоит это запомнить. Она ожидает нашего прихода в беседке с видом на побережье.

Мы прошли ещё несколько развилок, прежде чем оказались перед одинокой беседкой, выполненной из белого камня. Сразу за беседкой сад уходил резко вниз, и, как следствие, из неё открывался прекрасный вид на море. Вокруг росли кусты белых и тёмно-бордовых роз. Внутри беседки помещался резной деревянный столик, на котором находился изящный фарфоровый кофейник и маленькое блюдце с печеньем. За столом в плетёном кресле на подушках сидела женщина. Она глядела на волны и задумчиво теребила в руках небольшую кофейную кружечку.

Я думаю, что не совру, если скажу, что никогда прежде не встречала женщины более красивой, чем она. Миссис Вильерс, а это оказалась именно она, была значительно старше меня, но, несмотря на то, что первые морщинки уже начали проступать на её лице, оно сохранило природную свежесть и чистоту. Кожа её поразила меня своей белизной, особенно подчёркнутой на лице иссиня-чёрными волосами, аккуратно собранными на затылке. Строгое тёмно-зеленое платье подчёркивало цвет голубовато-зелёных глаз. Весь облик её говорил о сдержанности и величии. Я видела перед собой женщину мудрую и уверенную в себе, женщину, которой не требуется надевать на себя дорогие наряды и украшения, чтобы показать свой статус. Для этого ей достаточно было просто повернуть голову. Её осанка и грация говорили о ней больше, чем могли бы сказать все драгоценности мира.

Оказавшись перед ней, тётушка Рут отпустила мою руку и, низко склонив голову, отступила на шаг назад, тем самым оставляя меня одну перед лицом хозяйки. Я не знала, что можно говорить, как вообще обращаться к подобной величественной женщине. Впрочем, мне не пришлось ничего выдумывать. Миссис Вильерс заговорила первой.

– Ты – Бетти? – спросила она, едва я оказалась перед ней. Голос её был негромким, но в нём чувствовалась удивительная мощь. Казалось, внутри этой женщины бушевала невероятная сила, которой она лишь всепоглощающим контролем над собой не давала вырваться наружу.

Миссис Вильерс оглядела меня скучающим, но отнюдь не злым и не презрительным взглядом. Я же смущённо опустила глаза и, комкая в дрожащих руках свой узелок, тихо пробормотала:

– Да, госпожа.

Изящным движением руки миссис Вильерс отставила в сторону фарфоровую кружечку и чуть более заинтересованно повернулась ко мне. Её глаза слегка прищурились, но на лице не проступило ни тени улыбки.

– Правду ли говорят, что ты умеешь читать? – осведомилась она.

– Правду, госпожа, – я торопливо кивнула. – Читать и писать немного.

– Это хорошо, – миссис Вильерс произнесла эту фразу как-то задумчиво, а затем, вновь обратив взгляд к морю, добавила: – Можешь идти в комнаты прислуги. Найди там миссис Харрис. Она объяснит тебе твои обязанности.

Едва сдерживаясь, чтобы не вскрикнуть от радости, тётушка Рут вновь схватила меня за руку, и мы, низко поклонившись хозяйке, заторопились обратно в сторону господского дома.

Тётушка Рут показала мне, где находится корпус прислуги, но сама туда не пошла. Мы распрощались прямо там же, в саду. В этот момент, глядя на удаляющуюся спину тётушки Рут, я вдруг с особенной остротой осознала, что моя прежняя жизнь закончилась. Меня пронзило одиночество. Мне захотелось заплакать, побежать за тётушкой, вцепиться в штопаный подол её платья и умолять забрать меня домой. Я хотела сделать это душой, но ноги, словно прикованные к земле, не сдвинулись с места. Я дождалась, пока тётушка окончательно скроется за пышущими жизнью кустами, и только потом, обречённо вздохнув, поплелась ко входу в корпус прислуги.

Он находился с западной стороны особняка. Это была довольно скромная одноэтажная пристройка, выполненная из того же серого камня, что и остальные помещения усадьбы. Деревянная дверь оказалась широко распахнута, и через неё то и дело вбегали и выбегали люди, несущие в руках тяжёлые ведра с водой, подозрительно гремящую посуду или огромные тюки, плотно набитые неизвестно чем. Люди были поглощены своими заботами и потому не обращали на меня никакого внимания. Даже тогда, когда я сама подходила к ним и спрашивала, где найти миссис Харрис, они нетерпеливо отмахивались от меня, словно от назойливой мухи. Кое-как мне удалось выведать, что миссис Харрис сейчас находится на кухне и что эта самая кухня размещается от входа прямо по коридору.

Миссис Харрис, как мне рассказала тётушка Рут, была старшей над всей прислугой господского дома. Слух о ней ходил далеко за пределами усадьбы, и даже от родителей я не раз слышала о том, что с миссис Харрис лучше не шутить. Женщиной она была уже не молодой, но точного возраста её никто не знал. А ещё она была вдовой. Среди прислуги даже ходил ничем не подкреплённый слух о том, что вдовой она стала, собственноручно задушив мужа, излишне любившего посещать господский винный погребок. Все знали, что история эта неправдива, но она отлично прижилась и часто повторялась всеми, кто не понаслышке знал о тяжёлом характере миссис Харрис. Сама же управляющая прекрасно знала о существовании этой легенды, но не пыталась её опровергнуть. Впрочем, среди всей прислуги господского дома вряд ли бы нашёлся хоть один человек, осмелившийся бы упомянуть эту историю в присутствии самой миссис Харрис.

Управляющая, как мне и сказали, оказалась на кухне. Здесь было шумно. Кухарки, низко склонив головы и боясь поднимать взгляд от своих трудов, самым внимательнейшим образом нарезали овощи и разделывали мясо для хозяйского обеда. Чуть в стороне от прочих стояла совсем молоденькая кухарка. Невысокая и худощавая, она, так же как и все, не поднимала головы. Девушка нервно теребила руками перепачканный фартук. Над ней, словно огромный горный валун, нависала миссис Харрис. В сравнении с кухаркой управляющая казалась настоящей великаншей. Она была высока, широкоплеча и обладала такими крепкими руками, что, казалось, могла одним ударом умертвить буйвола. Совсем не удивительно, что при такой внешности ей приписывали убийство собственного мужа.

Впрочем, не одна внешность была тому виной. Я застала миссис Харрис в момент, когда она со всей присущей ей строгостью отчитывала молодую кухарку.

– Ты слепая? – грозный голос миссис Харрис я услышала задолго до того, как вошла на кухню. – Разве ты не видишь, что овощи нужно резать мельче? Это в свою похлёбку ты можешь бросать еду, как хочешь, но в обед господ изволь резать так, как положено. Будешь лениться – лишу обеда. И не реви мне тут!

Бедная кухарка стояла перед ней, не смея поднять взгляд, и только лишь тихо всхлипывала. Впрочем, ничьи слёзы не способны были растопить сердце суровой управляющей. Она была строга. Любое, даже самое малое отклонение от установленных правил она считала всё равно что смертным грехом и наказывала за подобные проступки соразмерно.

Увидев миссис Харрис в рассерженном настроении, я остановилась в нерешительности. Подходить к ней сейчас мне очень не хотелось. Я даже всерьёз подумала, не сбежать ли из этого дома, пока ещё не поздно. Наверное, я так и сделала бы, если бы не была уверена в том, что, как только я, вернувшись домой, попадусь на глаза тётушке Рут, она снова приведёт меня сюда и на этот раз передаст лично в руки миссис Харрис.

Справа от входа на кухне стоял длинный, но узкий деревянный стол, за которым, как я смогла догадаться, обычно ела прислуга. Рядом на низенькой лавке сидел мужчина средних лет. Он с завидным аппетитом уплетал похлебку, обильно закусывая её хлебом, и с интересом наблюдал за происходящим на кухне. С любопытством я отметила для себя, что он, единственный в этой комнате, не страшился попадаться на глаза миссис Харрис, а даже, наоборот, с неожиданным лукавством ловил её взгляд. Заметив моё появление, мужчина приветливо улыбнулся и хитро подмигнул, как бы давая понять, что в настоящий момент на кухне не происходит ничего необычного. Этот мужчина мне понравился.

Закончив отчитывать кухарку, миссис Харрис повернулась. Заметив меня, она нисколько не удивилась, но только посмотрела внимательным взглядом и спросила.

– Это ты новенькая?

– Да, – смущённо пробормотала я.

Мне было страшно смотреть ей в глаза, но к, моему удивлению, злоба, с которой миссис Харрис ещё секунду назад отчитывала провинившуюся, исчезла в тот же момент, когда управляющая отвернулась от кухарки. Миссис Харрис всё так же была строга и холодна, но теперь выглядела не такой уж грозной и злой.

– Ты пришла поздно, – холодно заметила миссис Харрис. – В этом доме не любят опаздывающих. Если будешь плохо справляться с работой, сразу вылетишь отсюда. Здесь не терпят непослушания, – она сделала паузу и, дождавшись моего понимающего кивка, продолжила: – А сейчас идём, я покажу тебе твою работу. Запоминай всё сразу – дважды мне повторять некогда.

– Хорошо, – тихо пробормотала я и, бросив тревожный взгляд на ухмыляющегося мужчину за столом, поспешила вслед за миссис Харрис.

Выйдя из кухни, управляющая сразу же повернула налево. Миссис Харрис передвигалась очень стремительно, делая широкие шаги и динамично размахивая руками. Широкий подол её платья при этом развевался подобно парусу на лодке деревенского рыбака. Я едва поспевала за ней. Через узкий коридор управляющая вывела меня к лестнице, ведущей на второй этаж.

– Ты будешь личной горничной госпожи, – не прекращая движения, наставительным тоном говорила миссис Харрис. – В твои обязанности будет входить уборка в спальне госпожи, помощь ей с переодеванием, ночным горшком. Ты будешь приносить ей завтраки и чай, а также выполнять все её мелкие поручения. В каждую секунду дня и ночи ты должна будешь точно знать, где твоя госпожа и что она делает, находиться где-то неподалеку и появляться сразу же, как только ей что-то потребуется. Но запомни: госпожа ценит уединение, поэтому ни в коем случае не утомляй её своим обществом. Ты должна быть незаметна и тиха, но внимательна и исполнительна. Учти, это очень хорошая работа. Ты должна ценить оказанное тебе доверие!

Произнося всё это, миссис Харрис вывела меня в просторный коридор, предназначенный для передвижения господ, и остановилась у одной из дверей.