Хуже всего было то, что я не насытился ни хрена. Как гребаный наркоман, получил заветную дозу, да только не полегчало – еще хуже стало. Теперь я ещё больше её хочу. До физической боли. Мечтаю повторить все то, что допустил в пьяном угаре. Но так, чтоб с ясной головой теперь. Чтобы смаковать каждое мгновенье с ней. Испробовать, вылизать каждый кусочек вожделенного тела.  Чтобы стонала подо мной, умоляя об освобождении.  Чтобы имя мое выкрикивала,  содрогаясь в сладком экстазе.  Чтобы запахом моим пропиталась, а на нежной коже заалели следы от моих ненасытных губ.

Но я и на то, что уже случилось, не имел права. Вообще не должен был прикасаться к ней. Не говоря уже о том, чтобы мечтать о большем.

И самый главный вопрос: где она сейчас? Зная эту девчонку, даже страшно представить, что могла учудить. Ведь не хуже меня должна понимать, что произошла катастрофа.

Стоит мне встать, как головная боль усиливается, но это уже не имеет значения. Сейчас важно другое: я должен ее найти! Кидаюсь к шкафу, натягивая первые попавшиеся штаны и вылетаю в коридор, почти сразу же натыкаясь на домработницу.

Светлана ахает, взирая на меня расширившимися от ужаса глазами. Еще бы: раньше я ни разу не скакал перед ней в полуголом виде. Ничего, переживет!

– Глеб Александрович… с ва-а-ами все хоро-о-о-шо?

– Маша где? – рявкаю, пропуская мимо ушей ее вопрос. Мое состояние сейчас – дело десятое.

– Так уе-е-хала она… утром еще… – заикается в ответ и осторожно уточняет: – А по-о-чему – не сказала. Что-то слу-у-чило-ось?

Уехала… Выходит, и тут я опоздал. Закрываю глаза, прижимаясь лбом к прохладной стене. Боль в висках нарастает, обостряясь до тошноты. Еще как случилось… Мы случились…

Глава 1

Глеб

– Доктор, вы уверены? – смотрю в серьезные глаза высокого седовласого мужчины и не хочу верить. Это же может быть ошибкой. Отец – сильный человек, он даже простудой не болел последние несколько лет. Какая опухоль?

– Глеб Александрович, уверен в таких вопросах может быть только Господь Бог. Я всего лишь излагаю вам факты.

– Но ведь можно что-то сделать? Операцию? Если вопрос в деньгах…

Он останавливает меня движением руки, качает головой, подавляя вздох.

– Деньги, к сожалению, не в любой ситуации могут помочь. И поверьте, мы делаем все возможное.

– Я могу пройти к нему? – и когда врач позволяет, почти бегом направляюсь в палату.

Все происходящее не укладывается в голове. Будто я вижу дурной сон и вот-вот должен проснуться. Хочу проснуться, но никак не получается.

Мы не то чтобы были близки с отцом. Последние годы – точно нет. Он упертый донельзя и живет по принципу: «Есть два мнения: мое и неправильное». Да и я – такой же. Особенно теперь, когда твердо встал на ноги и хорошо представляю, чего хочу от жизни. Спорили с ним часто, даже ругались. Но это все равно не значит, что я готов дать ему умереть! Должен сделать что-то, обязательно должен! Есть же какой-то выход, если не у нас, то заграницей. Надо поговорить с врачом, пусть даст направление, и я сегодня же отправлю запросы везде, куда нужно. Из шкуры вывернусь, но найду выход!

Останавливаюсь в дверях, рассматривая лежащего на постели человека. Он кажется каким-то безнадежно далеким, совсем чужим. Не верится, что это мой совсем недавно полный сил и энергии отец.

– Проходи, Глеб, и убери с лица это жалостливое выражение. На кладбище потом будешь вселенскую скорбь изображать, а пока мне поговорить с тобой надо.

Не сдержавшись, хмыкаю: не совсем он сдал, раз еще позволяет себе такой тон. Сажусь на стул возле кровати, всматриваясь в бледнее, резко осунувшееся лицо.

– И не думал тебя жалеть. И что за бред про кладбище? Мы повоюем еще с тобой.

Отец кривит губы, не то силясь усмехнуться, не то выражая недовольство.

– Брось, сын. Сказки детям рассказывать будешь, когда остепенишься, наконец, и перестанешь скакать по чужим койкам. А мне – не надо. Я знаю о своем состоянии и обсуждать его с тобой не собираюсь. Не за этим позвал.

Пока у него есть силы командовать, возможно, все не так уж и плохо. Киваю, показывая, что готов слушать.

– Ты помнишь Люду?

Хмурюсь, перебирая в памяти женщин из окружения отца с таким именем. Несколько лет назад была секретарша Людмила, в прошлом году пару месяцев у него работала повариха, тоже Люда. Еще припоминаю какую-то Милу, с которой отец появлялся на светских тусовках. О ком конкретно идет речь?

– Я про жену мою, Глеб. Людмилу Антонову. Не верю, что ты мог ее забыть. Ты тогда школу заканчивал. Они с дочкой уехали незадолго до твоего выпускного.

А вот это уже неожиданно. Я был уверен, что про ту жалкую пародию на брак отец и не вспоминает. Да и мне что было помнить? Так называемые семейные отношения продлились от силы пару месяцев. Я и на улице бы эту женщину не узнал, если бы случайно встретил. Она появилась в нашей жизни слишком неожиданно, поселилась в доме на правах жены, а потом так же неожиданно исчезла. И за все эти годы отец ни разу о ней не вспоминал. Что же случилось сейчас?

– Зачем она понадобилась тебе вот так, вдруг?

– Я хочу, чтобы ты нашел Машу, – еще больше изумляет отец следующей фразой. – Дочку Люды, ну ее-то ты хотя бы помнишь?

Конечно, как не помнить! Малолетняя пигалица с двумя крысиными хвостиками вместо косичек. Постоянно ноющая и путающаяся под ногами, и без конца норовящая залезть в мои вещи без всяких на то объяснений. Столько раз хотел отлупить ее за то, что совала нос, куда не надо. И реально вздохнул с облегчением, когда они с мамашей свалили из нашего дома. А вот имя ее как раз в памяти не сохранилось, но, судя по заявлению отца, она как раз и была Машей.

– Допустим. Только не понимаю, почему ты сейчас об этом говоришь. Зачем тебе понадобилась эта девица?

– Мне нужно, чтобы ты ее нашел, – повторяет отец. – Я пытался это сделать сам, но два года назад они переехали с прежнего места жительства, и их след потерялся. Боюсь, что теперь уже не успею.

Я опять хмурюсь: все-таки поддерживать разговор о смерти непросто.

– В нижнем ящике стола в моем кабинете черная папка, – продолжает отец. – Там все, что удалось узнать. Дай мне слово, что сделаешь это.

– Пап, я поговорю с врачом насчет иностранных клиник. Тебе обязательно помогут. Поправишься – и сам найдешь свою бывшую.

– Глеб, ты не понял? – отец повышает голос, приподнимаясь на локтях и на мгновенье становится похож на себя прежнего: грозного, уверенного и твердо знающего, чего хочет. – Я бы не стал тебя просить, если бы мог справиться сам. Но уже слишком поздно. Помолчи, мне и так тяжело говорить! – обрывает мою попытку перебить его. – Просто сделай, что я прошу. Считай это моим последним желанием. Как хочешь. Но пообещай, что выполнишь. В той же папке есть запечатанный конверт, отдашь его Маше, если я сам уже не смогу все ей объяснить. Но не раньше, понял? Я пока не оставляю надежды увидеть ее… перед смертью. Поторопись, сын.

Домой я добираюсь в мрачном расположении духа. По-прежнему не хочу верить в услышанное, и совершенно не готов прощаться с отцом. Врач так и не сказал ничего утешительного, да и на мое намерение отправить запросы в иностранные клиники отозвался без особого энтузиазма.

– Не хочу вас обнадеживать, Глеб Александрович. Вполне может оказаться, что вы только потратите деньги. И время. Его и так осталось ничтожно мало. Не лучше ли дать вашему отцу провести это время в кругу семьи? В покое, в любви?

– Хотите сказать, просто спокойно ждать, пока он умрет? Ничего не предпринимая? – я разве что рычать не начинаю. – По течению плывет только дохлая рыба, а мой отец пока жив! И я намереваюсь сделать все, чтобы он прожил как можно дольше! С вашей помощью или без нее!

Знаю, что перегнул палку. Эта клиника – одна из лучших в городе, а о лечащем враче отца в буквальном смысле слова ходят легенды: стольких людей ему удалось поднять на ноги, спасая в, казалось бы, безысходных ситуациях. И раз сейчас он готов расписаться в собственном бессилии, значит, и правда дела – хуже некуда. Но я должен убедиться, что сделал все возможное! В том числе и по поводу странной просьбы отца.

Отказавшись от обеда, сразу же прохожу в кабинет, выуживая из ящика довольно увесистую черную папку. Целое досье. Даже не верится, что мой отец занимался такими вещами. Зачем ему сдалась баба, бросившая его столько лет назад? И ее дочь?

Да, мне неизвестны подробности, но то, что отец никогда не испытывал недостатка в женском внимании, знаю абсолютно точно. Три брака, не считая короткой, хоть и задокументированной связи с этой Антоновой. И еще целая вереница подруг, сожительниц и просто знакомых, которые нередко задерживались в нашем доме на ночь. Отец был видным мужчиной, а с его деньгами и связями за ним пошла бы любая.

Выплевываю сквозь зубы ругательство, грохая кулаком по столу. Какого я говорю о нем в прошедшем времени?! Не был. Есть. Он поправится. Должен поправиться! А я пока найду ему эту беглую бабенку, зачем бы она ни была нужна.

Рассматриваю вложенные в папку фотографии, тщетно пытаясь вспомнить хоть что-то. На снимках стройная, ухоженная блондинка. Явно крашеная, но этот цвет ей определенно идет. Умеет следить за собой, этого не отнять. По документам ей около пятидесяти, а выглядит гораздо моложе. Но до роковой красотки далеко, даже странно, обычно отец выбирает более ярких женщин.

А вот собранные сведения и правда весьма скупы. Последнее известное место жительства – город Петрозаводск, шесть лет назад, а потом – будто в воду канули. Фамилия, конечно, совершенно не редкая, сколько таких Антоновых бродит по свету.

Переворачиваю страницу, всматриваясь теперь в фотографию девочки-подростка. Это уже не та пигалица, которая доставала меня в юности. Но все равно школьница. Темные волосы, хотя мне почему-то запомнилось, что она светлее. Очки в пол-лица. Вся какая-то угловатая, неуклюжая. Еще и ракурс ужасный, откуда ее только снимали, из-за кустов? Как же все это странно! Вот уж не ожидал, что батя решит заделаться детективом и заняться расследованиями.

– Ну и зачем ты понадобилась моему отцу, Маша? – задумчиво спрашиваю у девицы с фотографии. Она, разумеется, не отвечает. В собранных в папке документах тоже нет ни намека на нужную мне информацию. Только тот самый конверт, о котором мы говорили в больнице. Верчу его в руках, не в силах избавиться от какого-то странного ощущения внутри. Я чувствую тревогу. Отец что-то не договорил и явно неспроста взялся разыскивать перед смертью бывшую жену и ее дочку. Какие тайны скрывает эта бумага в моих руках?

«Хорошие мальчики не читают чужие письма, Глебушка» – в памяти оживает мамино лицо. И слова, сказанные целую вечность назад. Хорошим мальчиком я так и не стал, но вмешаться в доверенную мне чужую тайну не могу. Не хочу. Поэтому убираю конверт в сейф, подальше от посторонних глаз, а с папкой собираюсь навестить своего старого приятеля. После ранения и рождения ребенка он ушел из органов, но связи остались. Может, и подскажет что дельное, потому что сам я даже примерно не представляю, где и в каком направлении копать.

Глава 2

Маша

Переворачивая все вверх дном в доме, я не на шутку злюсь. Ох, мамулька и постаралась. Это же надо было додуматься спрятать мой паспорт! Нет, в сказку, что она его переложила в надежное место, чтобы не затерялся, я не поверю по одной простой причине: знаю, что она всеми правдами и неправдами пытается удержать меня в Карелии.

Почему из всех городов, по которым нам пришлось кочевать, мать выбрала именно Петрозаводск, для меня остается загадкой. Хотя что это я, какие загадки? Все ясно, как белый день: она меня держит подальше от славного города Петербурга. И на мою мечту поступить в Университет Профсоюзов все время махала рукой, утверждая, что это нереально, бюджетных мест там мало, а на платную учебу наших средств не хватит.

Пришлось поступать в Петрозаводский универ, чтобы удовлетворить мамочку. Я, конечно, ее очень люблю, но и себя не меньше! Всегда была убеждена, что нельзя ни в коем случае запрещать детям мечтать и препятствовать их достижению целей.