– Не много, – признается друг. – Информация такая скудная, что сдается мне, твоя Антонова специально скрывается. Петрозаводск – город не маленький, но все же затеряться там не так уж легко. Если только не ставить себе подобную цель.

– А какой ей смысл скрываться? – пожимаю плечами. Рогожин в курсе ситуации, я все ему рассказал. И он, так же, как и я, не знает ответа на этот вопрос. – Десять лет прошло, Вась. Они не созванивались, не переписывались. Я перетряс весь дом, все бумажные письма, которые отец сохранил. В компьютере его почтовые ящики до единого пролистал. Нет от нее ничего. И не было. Да и он не писал.

– Ну, знаешь, – хмыкает в ответ друг. – Я за время работы чего только не видел. Раз он ее ищет, значит, нужна. И обратное тоже верно: раз скрывается она, значит, есть, что скрывать. Но не переживай, мы и не таких находили. Время просто нужно.

– Времени-то как раз и нет, – мрачно отзываюсь, мысленно посылая далеко не самые добрые пожелания этой особе, из-за которой столько сложностей. Чем же все-таки она зацепила моего отца?

Телефон вибрирует, уведомляя о звонке с другой линии, и я узнаю номер лечащего врача. И каким-то шестым чувством улавливаю то, что сейчас прозвучит. Зажмуриваюсь, стискивая руль так, что немеют пальцы, вслушиваясь в сдержанный извиняющийся голос.

– Глеб Александрович, вашему отцу стало хуже. Мы делали все, что могли, но…

– Он…? – не решаюсь произнести это вслух, но доктор понимает, прерывая меня.

– Нет-нет, он жив. Но состояние значительно ухудшилось, мы были вынуждены ввести его в медикаментозную кому. Боюсь, я не смогу дать вам никаких обнадеживающих прогнозов.

С размаху ударяю по рулю, выплескивая накопившееся внутри напряжение. Ну нет, кома – это еще не смерть. И не значит, что я сдамся! Медведевы так не поступают. Отец именно этому всегда меня учил. Я буду не я, если так просто уступлю его старухе с косой! Лучше найду беглую женушку с ее дочуркой. И плевать, что при мысли об обеих становится тошно. Если их появление поможет ему выкарабкаться, из-под земли достану и собственноручно приволоку в палату.

Вернувшись домой, снова вытаскиваю папку с собранными отцом документами. Они пересмотрены уже бессчетное количество раз, но опыт работы в компании научил, что всегда может остаться что-то такое, на что не обратил внимание вначале. Какая-то незначительная деталь. Мне нужна зацепка, любая. Тоненькая ниточка, за которую я смогу потянуть, чтобы распутать этот клубок длиною в несколько лет.

– Глеб Александрович, я вам чай принесла, раз ужинать не хотите, – в дверях кабинета останавливается домработница. Смотрит с явным сочувствием, а еще немного осуждающе: прямо ощущаю, как дрожат у нее на губах слова о том, что я совсем себя не берегу. Не высыпаюсь, не ем, как следует. Светлана в нашем доме уже так давно, что стала почти что членом семьи. Повидала всякого. Отца искренне любит, да и со мной столько возилась, пока был ребенком.

Я задумываюсь: в какой момент она стала звать меня по имени-отчеству? Раньше ведь Глебушкой был, потом просто Глебом. А от этого официоза подчас зубы сводит оскоминой. На работе привык, а здесь…

– Света, а вы помните Людмилу? Жену отца? – глупо, наверно, расспрашивать ее об этом, отец наверняка давным-давно выяснил все, что можно было. Но что я теряю? Сейчас важна любая информация, а Светлане по должности положено замечать все на свете.

Ее брови взлетают в изумлении.

– А почему вы спрашиваете? Столько времени прошло.

– Да так, попались кое-какие старые фотографии. Понял, что в биографии отца есть страницы, о которых почти ничего не знаю. Или не помню. Они же совсем недолго были женаты, верно? Да вы присаживайтесь. Может, и чай попьете вместе со мной? Как раньше.

Она склоняет голову, изучающе рассматривая меня.

– Последний раз вы просили попить с вами чай в тот вечер, когда хотели, чтобы я помогла спрятать дневник с двойкой.

– Правда? – я совершенно этого не помню, а вот к ней, похоже, обратился по адресу. Не может быть, чтобы ее память не сохранила каких-то важных для моих поисков деталей.

– Чистая, – подтверждает Светлана и лукаво улыбается. – Сейчас вы тоже что-то натворили?

– Нет, только собираюсь, – усмехаюсь в ответ, поднимаясь из-за стола. – Знаете что? Я передумал насчет ужина. Только вы мне составите компанию, и мы поговорим.

– Всегда был манипулятором, – уже в открытую смеется женщина, но я знаю, что это сработает: накормить меня – ее постоянная непроходящая мечта.

Спускаемся в кухню, и когда она ставит передо мной внушительных размеров порцию, возвращаюсь к интересующему меня вопросу:

– Так что насчет Людмилы Антоновой?

– Хорошая была женщина, – задумчиво произносит Светлана. – И очень любила Александра Ильича! Жаль, что так все вышло у них. Вернее, не вышло.

– Любила? – переспрашиваю я несколько озадаченно. Странная любовь, от которой приходится бежать в другой город, еще и скрываться так тщательно. – Они же совсем недолго были женаты. Вряд ли за это время могли появиться какие-то серьезные чувства.

Видеть снисхождение в глазах пожилой женщины мне даже немного неловко. Будто я не взрослый мужик, стоящий во главе огромной компании, а нашкодивший школьник, которому и правда надо спрятать дневник с двойкой.

– Ох, Глеб Александрович, да при чем же здесь время! Иногда и нескольких дней достаточно, чтобы понять, вот он: твой самый главный человек. Вот и у вашего отца так было с Людочкой. Увидели друг друга – и влюбились без памяти.

– Ну да, – хмыкаю я в ответ. – А потом что? Семейная лодка разбилась о быт? Или почему неземная любовь так быстро испарилась?

– Обидел он ее сильно! – женщина делает вид, что не замечает мой сарказм. – Вот и уехала Люда и девочку свою с собой забрала. А ведь малышка привязалась к вашему отцу, как к родному! Ох, жаль, жаль!

– Чем обидел? – останавливаю я ее причитания. Этот рассказ напоминает дешевую мелодраму. Пылкая любовь, непрощенная обида… Еще бы придумала, что эта Людмила до сих пор страдает от тоски по моему отцу, а ее девчонка тайком хранит воспоминания о старшем сводном брате и мечтает о встрече. Усмехаюсь своим мыслям, понимая их беспочвенность, и снова уточняю у Светланы: – Что именно он сделал?

– Вот этого не скажу! – пожимает она плечами. – Знаю, что поссорились они, очень крупно, Алексей Ильич в сердцах дверью хлопнул, да уехал куда-то. А Людмила заперлась в комнате и проплакала весь вечер. А потом собрала вещи, свои и дочкины, вызвала такси и уехала.

– И совсем ничего вам не сказала? – утоняю недоверчиво. – Вы так о ней говорите, словно были подругами.

– Она относилась ко мне с теплом, но нет, подругами мы стать не успели, – Светлана вздыхает. – А в тот вечер не сказала ничего. Не до меня ей было, бедняжке. Так плакала, так плакала! Не хотела она уезжать! А отец ваш, Глеб Александрович, и вовсе не оправился после ее отъезда. И никакую другую женщину не смог больше полюбить.

***

Разговор со Светланой не только ничего не проясняет, но еще добавляет вопросов. Я слишком хорошо знаю отца и то, как он не любит уступать. И отдавать свое. Будь бывшая жена ему действительно дорога, он ни за что бы не отпустил ее.

Да и Людмила эта, если так сильно любила, то зачем сбежала? Простить не смогла? Такое было бы возможно, если бы отец ей изменил. Но как можно изменить тому, кого любишь?

Я хмурюсь от обилия загадок, так и не решив, что делать дальше. Ночь давно вступила в свои права, но уснуть не удается. Очень хочется напиться, но и это не выход, тем более что завтра нужна ясная голова. Не собираюсь терять ни дня, пока отец в таком состоянии.

В офис приезжаю невыспавшийся и злой. Отменяю все встречи и усаживаюсь за бумаги: давно нужно навести порядок в старых документах. Конечно, это не самое лучшее для текущего положения дел компании, но зато потом не придется жалеть о принятых поспешно и сгоряча решениях.

Работа помогает отвлечься, но видеть по-прежнему никого не хочу. Оттого и воспринимаю с недовольством шум в приемной, какой бывает, только когда туда заявляется кто-то из недовольных клиентов. Но мой офис-менеджер для того и получает деньги, чтобы решать эти проблемы. И лучше до того, как я о них узнаю.

Но, похоже, не в этот раз. Дверь кабинета распахивается, и на пороге появляется незнакомая девица. Запыхавшаяся, с горящими глазами и румянцем на щеках. На улице пока не слишком-то холодно, а значит, раскраснелась она от возмущения. Смотрит на меня с таким видом, будто я только что выпустил на волю ее любимого попугая.

За спиной маячит виноватое лицо Лизы.

– Глеб Александрович, я предупреждала, что вы заняты! Говорила, что к вам нельзя, но она и слушать не захотела!

– Оставь нас, – киваю помощнице. Меньше всего на свете хочу вести сейчас какие бы то ни было разговоры, но весь облик посетительницы кричит о том, что уходить она не собирается. Ладно, послушаем, что надо, выставить ее я всегда успею.

Дверь закрывается, и мы остаемся вдвоем. Девушка молчит, а я внимательно разглядываю ее. Красотка. Совершенно неуместное замечание, но ни один нормальный мужик не смог бы не отреагировать на нее. Вот и я… реагирую. Судя по строгому взгляду и сведенным бровям предстоящий разговор не сулит ничего хорошего, а мне внезапно становится жаль, что мы встретились в моем кабинете. Были бы сейчас в баре, ничто не помешало бы угостить ее напитком или пригласить потанцевать. Последнее нравится как-то особенно сильно. Я почему-то уверен, что она потрясающе двигается. Наверняка пластичная, гибкая, от ее движений в танце завелся бы так, что…

Хотя я и так завелся. Понимаю, что не просто пялюсь на незнакомку, но уже почти раздел ее глазами и совершенно не прочь действительно отправиться в какой-нибудь бар, а еще лучше – туда, где есть отдельные вип-зоны.

Отлично, Медведев! Вот не уехал бы вчера от Ирины, сейчас бы не пускал слюни из-за совершенно незнакомой девицы. Еще и воинственно настроенной.

– Чем обязан? – решаю все же отвлечься на разговоры. Надо выяснить, зачем она явилась, а уже потом думать, что делать дальше.

– Я пыталась устроиться на работу в ваше компанию, – заявляет она. Сверлит меня глазами. – Но мне отказали!

Пожимаю плечами.

– Сочувствую. Но уверен, у менеджера по кадрам были основания так поступить. Значит, вы нам не подходите.

Она возмущенно приоткрывает рот и облизывает губы, демонстрируя кончик розового язычка. Твою ж мать! В штанах становится так тесно, что я едва сдерживаюсь, чтобы не застонать.

– Как можно отказывать человеку, с которым вы даже не знакомы?! Я уверена, что идеально подхожу для этой должности!

Да, с самомнением у нее проблем точно нет. Люблю таких женщин. Знают, чего хотят и с ними никогда не бывает скучно. Правда, сейчас это ее достоинство вообще ни разу не важно.

– Я привык доверять своим сотрудникам, а не незнакомым дамам, бесцеремонно врывающимся в мой кабинет. Всего доброго.

– То есть вы мне тоже отказываете?

Мне чудится двусмысленность в ее словах, и хочется ответить совсем другое. Но сейчас не нужны не только новые отношения, но даже короткая интрижка. Слишком много проблем и требующих моего внимания вопросов. Поэтому утвердительно киваю и демонстративно утыкаюсь в бумаги, надеясь, что девица сделает правильные выводы и уйдет.

Но не тут-то было. Она не только не собирается покидать кабинет, напротив, подходит к моему столу, останавливаясь совсем рядом, так что я ощущаю сладковато-пряный аромат ее духов. С грохотом отодвигает стул и усаживается напротив меня.

– Я никуда не уйду!

Вроде бы должен разозлиться на нее и выставить за дверь, но внезапно понимаю, что девчонка мне нравится. Таких не встречал давно. А может, и вообще никогда. Смелая, дерзкая, уверенная в том, что делает. Это определенно производит впечатление. На собеседование явилась, а ведет себя так, словно это я к ней на работу прошусь.