Я листала одну вакансию за другой, все больше приходя в отчаяние с каждой секундой. Становилось ясно: без хоть какого-то образования мне не найти никакой работы, кроме самой черной.

Вывод напрашивался сам собой – образование нужно было получить. Но самой сложной задачей было убедить в необходимости этого мужа.

 Слава категорически возражал против того, чтобы я начала работать.  Настаивал на этом даже в самые сложные времена, когда нам трудно пришлось с Алиной и денег не хватало ни на что категорически.

Я помогала ему тайком, потому что не могла спокойно наблюдать за тем, как он устает. Почти не спит. Вечно отсутствует дома… и финансово тащит на себе все те проблемы, что так внезапно и жестоко на нас навалились.

Я стала подрабатывать по ночам: выполняла работы за бывших однокурсников, анонимно писала статьи в местную газету… Это приносило копейки, но по крайней мере я сознавала, что пытаюсь.  Что делаю хоть что-то.

Жаль, что теперь прежняя подработка была больше недоступна. И не оставалось ничего иного, как искать и строить себя заново.

Подавив вздох, я обреченно закрыла крышку ноутбука. Все бесполезно.  Да и скрывать свои стремления мне попросту надоело, лишь мечтая по ночам о том, чтобы заняться чем-то, кроме домашней рутины…

А значит – не было иного выбора, кроме как поговорить с мужем.

И я знала, что этот разговор будет очень тяжелым.

***

– Я приготовила твой любимый омлет.

Я с улыбкой поднялась мужу навстречу, когда он утром появился на кухне – точный, как самые надежные часы.

Так привычно подошел в первую очередь к свежесваренному кофе, налил себе чашку и, выпив ее практически залпом, хмуро поинтересовался:

– Ну и что тебе от меня требуется?

Раскусил, стало быть. Вот так, сходу, легко и просто. Порой казалось даже, что он читал меня, как открытую книгу и даже понимал лучше, чем я себя сама.

– Поговорить хотела, – произнесла мягко, ставя перед ним тарелку, от которой еще шел пар: омлет был готов ровно ко времени, когда Слава вставал.

– Ну говори.

Я устроилась напротив него. Волнуясь, несколько секунд неловко мяла пальцами краешек скатерти, не зная, с чего начать. И в конце концов практически скороговоркой выпалила:

– Я на работу устроиться хочу… но подумала, что сначала было бы неплохо восстановиться в университете… конечно, прошло много времени, но, возможно, ты мог бы поспособствовать…

Раздался звон, от которого я невольно дрогнула: Слава резко отбросил от себя вилку. Поморщился, как от зубной боли. Тяжело вздохнул, словно был вынужден объяснять что-то непонятливому человеку по десятому кругу.

– Лид, ты же знаешь мои принципы. Никакого кумовства.

– Знаю…

Я и в самом деле это знала. Более того – восхищалась этим его качеством.  Во времена, когда совесть легко покупалась и продавалась, честность и неподкупность мужа казались мне настоящим чудом.

– Ладно… – произнесла после возникшей между нами паузы. – Я могу поступить заново, если нужно…

Его тон стал мягким. Терпеливым, словно говорил с капризным ребенком.

– Родная, что тебе делать среди юных студентов? Тебе ведь тридцать скоро… над тобой будут шутить и издеваться… Как раньше, помнишь? А я уже не смогу тебя защитить.

Мне стало неуютно от воспоминаний, которые он во мне возродил.  В голову невольно закрались сомнения в собственном желании получить высшее…

– Ты столько пропустила, – продолжал спокойно раскладывать по полочкам муж. – Тебе сложно будет начинать все заново. Да к тому же совмещать это с воспитанием ребенка. Конечно, с Алиной сейчас все уже в порядке, но она по-прежнему в тебе нуждается. И я хочу, чтобы моя дочь получила максимум внимания и заботы…

Он замолчал, давая мне возможность осмыслить его слова. Сердце защемило от того, как он говорил об Алине. Как волновался. Как важна была  для него наша семья…

– Я плохо тебя обеспечиваю? – спросил Слава после небольшой паузы. – Я ведь все для вас делаю…

Стало стыдно. Совсем не хотелось выглядеть в глазах мужа неблагодарной.  А создавалось, по-видимому, именно такое впечатление…

– Дело не в этом… – предприняла было попытку объяснить свои мотивы, но он перебил внезапным вопросом:

– Знаешь, о чем я мечтаю, Лидушка?

Я молча заглянула ему в глаза в ожидании продолжения.

Он поднялся из-за стола, подошел ко мне ближе и обнял сзади…

– Хочу, чтобы ты мне еще одного ребеночка родила…

Сердце замерло на мгновение, а после – резко подскочило к горлу. Нет, не так. Оно взмыло куда-то ввысь, словно на невидимых, но ясно ощутимых крыльях…

То, как он произнес эти слова – на грани мольбы и нежности – не оставило мне никаких шансов на то, чтобы сказать решительное «нет»…

Глава 11

За спиной резко, громко, не таясь, распахнулась дверь.

Я отвернулась от окна: сколько так простояла, глядя на улицу внизу, не знала и сама. Просто смотрела куда-то, не видя при этом ничего – только прошлое, которое теперь, в свете всех событий и открывшихся тайн, обрело какие-то новые, уродливые черты. Словно обнаружила вдруг двойное дно там, где все казалось простым и прозрачным. Словно с глаз спали пресловутые розовые очки, обнажая истинную суть вещей…

– Ты серьезно с папой разводиться собралась? – резко и грубо кинул голос за моей спиной.

Алина. Порывистая, прямолинейная… и, похоже, совершенно меня неуважающая.

Я кинула на нее взгляд из-за плеча, размеренно проговорила:

– Я, похоже, плохо тебя воспитала. Что ж… никогда не поздно попытаться еще раз. Выйди отсюда и, будь добра, зайди только тогда, когда я разрешу. И не забудь предварительно постучать.

Она уставилась на меня широко раскрытыми глазами, даже челюсть начала медленно ползти вниз. Но дочь быстро пришла в себя, пренебрежительно фыркнула:

– Еще чего!

Я неторопливо отошла от окна, направилась к постели и принялась сосредоточенно, аккуратно ее расстилать.

– Тогда, боюсь, диалога у нас не будет, – обронила между делом.

И буквально кожей почувствовала, как эти слова взбесили Алину.

Она подскочила ко мне ближе, встала у кровати и едва ли не выкрикнула, как капризный ребенок, пытающийся всеми способами обратить на себя внимание:

– Ответь на вопрос!

Я выпрямилась, смерила ее взглядом с головы до ног.

– Кто дал тебе право так со мной говорить?

– Как хочу – так и говорю!

Внутренне захотелось взвыть. От всей этой ситуации, от нежелания поступать с собственным ребенком так, как тому противилась моя натура…

Но что еще мне было делать?

Я сократила расстояние между нами до минимума, молча взяла ее за локоть и повела к двери.

– Сначала научись себя нормально вести.

Она яростно выдернула руку из моего мягкого зажима.

– Если вы разведетесь, я уйду вместе с ним!

Наверно, это была угроза. И она попала в цель: ранила сердце матери, отдавшей своему ребенку абсолютно все. И ничего не просившей взамен. Никогда.

Даже сейчас.

– Это твое право, – попыталась проговорить спокойно. – Ты уже взрослая и можешь выбирать, с кем тебе оставаться. Только сначала узнай – а захочет ли та, другая женщина, чтобы ты с ними жила?

Теперь уже я ее ранила и это ясно читалось в ее темных, горящих вызовом и протестом, глазах. Мне было больно от того, что больно ей. Но вся эта ситуация была такова, что безболезненно не могла пройти ни для кого из нас.

– Она наверняка хорошая, раз папа ее выбрал! – выпалила Алина гневно, но сердце мое мучительно защемило, потому что я ясно видела: ее глаза блестят от слез, которые она из упрямства и гордости сдерживала. Словно проще было умереть, чем выказать передо мной эту слабость.

И – продолжала бить, продолжала ранить от этого еще отчаяннее, еще сильнее.

– А ты… ты – жалкая! Мне вообще стыдно, что ты моя мать!

Она выкрикивала все это, выплескивала на меня, совершенно не думая о том, что делает. Лишь желая вот так, открыто и одновременно – завуалированно, проорать о своей собственной боли, своем разочаровании.

– К твоему сожалению, я была, есть и всегда буду твоей мамой. Другой у тебя уже не может быть.

Она жадно вобрала в легкие воздуха, словно намереваясь плюнуть в меня очередной порцией словесного яда, но задохнулась, будто не найдя, что сказать. Чем задеть…

– Да пошла ты!

Выдав это, дочь порывисто выскочила за дверь – так же зло и внезапно, как ворвалась сюда. А я зажмурилась, ощущая, как дрожат веки в попытке сдержать слезы, как клокочет в груди от обиды и непонимания – за что?..

И это ведь было только еще начало…

***

Звонок Лены следующим утром застал меня на кухне.

Алина ушла в школу одна: демонстративно, не говоря ни слова, даже не позавтракав. Я физически ощущала, как теряю ее, а может, потеряла уже давно. И не понимала: что мне с этим делать, как к ней подступиться?

Я не привыкла к откровенным беседам, к открытости в отношениях между детьми и родителями. Я делала для своих детей все, но не умела с ними разговаривать, потому что никто и никогда не говорил со мной…

И это, наверно, пора было исправлять.

– Привет, – произнесла в динамик, чувствуя, как теплеет в груди от того, что подруга обо мне не забыла. Не вычеркнула из головы, едва мы только разошлись по домам, вернувшись каждая – к собственной жизни.

– Да, привет, – быстро проговорила она.

На фоне я расслышала какой-то шум, чей-то механически-безразличный голос заученно объявлял о посадке на рейс…

– Лид, я в аэропорту – полетела в командировку, поэтому быстро… Я тут знаешь, о чем подумала?

– Ммм? – только и успела промычать в ответ.

– Ты бы это… в документах у своего козла покопалась, пока его нет. Он же у тебя, помню, как Кощей: все бумаги свои внимательно охраняет. Стало быть, там вполне может найтись что-то интересное.

– Я об этом и не подумала… – призналась негромко, чувствуя себя растерянно и обескураженно от поданной ею мысли.

– А ты подумай! Все, я побежала, целую крепко!

Ответить на это я уже ничего не успела: Лена стремительно отключилась, оставив после себя лишь обрывистые гудки.

Я нащупала за своей спиной стул, присела, не полагаясь на собственные ноги. А ведь действительно: Слава всегда тщательно вел документацию, но никогда не допускал меня к ней, говоря, что мне не стоит вникать во все эти юридические сложности. Он был настолько педантичен и скрупулезен, что я не раз замечала, что он даже ведет блокнот, куда записывает все свои траты – даже самые мелкие…

Но никогда прежде не заходила на его территорию. И даже сейчас копаться в чужих бумагах казалось мне чем-то низменным, грязным и неправильным…

Но разве я не имела права переступить эту черту после того, как со мной поступили?..

Поднявшись с места, я направилась в нашу общую спальню, все еще неуверенная до конца в том, как поступить. Подошла к шкафчику, где муж хранил свои документы, попыталась выдвинуть полку и… поняла, что она не поддается. Отсек был заперт на ключ. А самого ключа нигде не было видно.

Изнутри поднялась тревожная удушающая волна. Показалось вдруг жизненно важным вскрыть этот замок, любой ценой добраться до содержимого полки…

Едва отдавая себе отчет в собственных действиях, я, действуя будто на автомате, отыскала инструменты мужа и через некоторое время услышала чудовищный треск…

Моргнув, с удивлением поняла, что причина этого звука – я сама. Точнее то, что я сделала – выломала полку с силой, которой в себе и не подозревала…

Рука потянулась к увесистой папке, но едва я успела ее раскрыть, как позади раздался гневный рев:

– Какого черта ты делаешь?!

Муж, хоть и прихрамывая, неуклонно надвигался на меня смертоносной лавиной. От испуга я выронила папку из рук и бумаги взметнулись вокруг меня белоснежным ворохом…

Словно в трансе, как завороженная, я проводила их взглядом и в одной из них разглядела то, что повергло меня в шок…