Об ответственности Наблюдателей,от подписания договора Хукайи и введенияв должность Жреца Солнца, 1 год Солнца

Наранпа заставила жрецов собраться у подножия моста в Одо на рассвете, и этому никто не был рад. Она слышала совершенно непристойное для таких людей ворчание, проклятья и сквернословие. Кто-то жаловался, что остался без горячего завтрака, а разве кто-то может пройти через весь город без горячего завтрака? Наранпе очень хотелось избить жалобщиков. Или хотя бы накричать, чтобы они взяли себя в руки. Предполагалось, что завтра начнется Закрытие – двадцать дней поста и покаяния для того, чтобы подготовить дорогу для возвращения солнца в день летнего сонцестояния. Как эти адепты думают пережить Закрытие, если они скулят уже от того, что у них нет горячего завтрака.

– Будет удивительно, если, слыша эти жалобы, солнце вообще пожелает вернуться, – буркнула она себе под нос, достаточно громко для того, чтоб ее услышали лишь те, кто стоял рядом.

Честно говоря, утро выдалось очень холодным – верный знак того, что до зимнего солнцестояния осталось всего несколько дней. Жрецы и адепты надели меховые плащи и шерстяные краги в дополнение к своему жреческому облачению и даже сандалии заменили ботинками из выделанной кожи. И, несмотря на это, Наранпа не сомневалась, что к концу дня все полностью замерзнут подобно сосулькам, что свисали с крыши небесной башни.

Но это ведь не повод, чтобы жаловаться. В страдании было благородство, укрепляющее характер. Ну, или, по крайней мере, Наранпа на это надеялась и предполагала, что довольно скоро они это выяснят.

– Это шествие – хорошая идея, – добродушно протянул Хайсан, догоняя Наранпу, находившуюся во главе собравшейся группы. – Будем надеяться, что получится хорошее зрелище для Созданных Небесами в день Закрытия.

– Твоя маска, Хайсан, – напомнила Наранпа старому жрецу.

Он, по крайней мере, пытался. Хайсан был та дисса – главой ордена записи истории, – а потому хоть он и был ученым и исследователем, но при этом часто забывал о практических вещах.

– Ох. – Хайсан похлопал по карманам мантии, с каждым мгновением все сильней расстраиваясь. Наконец он сунул руку под большую медвежью шкуру, которую носил на плечах, и извлек черную маску, лоб и щеки которой покрывали крошечные булавки звезд.

Наранпа бросила короткий взгляд на двух других спутников – жрецов. Аба – сээги и глава Ордена Целителей и Иктан – тцийо, Нож и глава этого ордена. Оба были в масках и ждали: Аба – в белой мантии и соответствующем платье и мехах, и Иктан – в полностью красной маске и длинной юбке цвета заходящего солнца и свежепролитой крови.

Наранпа же была гаваа, главой Ордена Оракулов. Ее маска была солнечной – такой же ярко-желтой, как и подпоясанное платье, которое она носила под накинутым этим утром плащом, подбитым мехом. Маска представляла собой мозаику из длинных тонких золотых полосок, дополненную тонкими клинками из кованого металла, расходящимися во все стороны, как солнечный свет. Она всегда носила маску с честью, но сегодня к ней примешивался еще и страх.

– Я все еще не понимаю, почему мы должны это делать, – прошептала Аба, наклонившись к Иктану, но Наранпа все равно ее услышала. Аба была молодой, самой молодой из них четырех. Она стала главой своего ордена, когда ее учитель внезапно умер прошлой весной. Наранпа заняла свой пост через несколько месяцев после нее по той же причине, но она, по крайней мере, была на пятнадцать лет старше девушки, что означало как минимум на дюжину лет больше опыта, несмотря на то что Аба получила статус раньше ее.

– Для того чтобы показать городу, что жрецы все еще здесь, – сказала Наранпа, все еще глядя вперед. Она не обернулась, чтобы посмотреть, да и не могла бы сказать определенно из-за маски, но она была уверена, что Аба бросала убийственные взгляды ей в спину.

– Они и так знают, что мы здесь, – с ноткой раздражения откликнулась молодая женщина. – Они ведь платят десятину, не так ли? Делают подношения по праздникам? Присылают детей со всего Меридиана, чтобы те готовились стать жрецами?

– И они возмущены этим. – Теперь она повернулась к спутникам. – Я хочу показать им, что мы не какие-то там сморщенные кающиеся старички в башне, а живая, дышащая часть этого города. Что мы доступны. Что нам не все равно.

– Ох, – встревожился Хайсан. – Разве это разумно? Я имею в виду, это слишком радикально, Наранпа. Жрецы никогда не выставляли себя напоказ перед городом. Это к нам приходят, а не наоборот. Честно говоря, все и так идет хорошо.

– Ты только что сказал, что это была хорошая идея, Хайсан, – мягко напомнила ему Наранпа.

– О да. Ну, утреннее шествие. В остальном я не уверен.

– А я уверена, – сказала Аба, стуча зубами, – и я скажу: зачем менять то, что и так работает.

Но оно не работает! Наранпе хотелось возразить. В самом деле, почему, несмотря на требования договора, у дверей башни появляется все меньше и меньше адептов? Почему звучит все меньше и меньше просьб нарисовать звездные карты рождений, смертей и свадеб? Почему ходят слухи о неофициальной магии в нижних кварталах города? Почему растут культы старых богов, которые никак не получается искоренить? Почему это выглядит, как будто элите из Сотворенных Небесами больше нет дела до жрецов и даже проявление их уважения выглядит случайным и каким-то эгоистичным?

– Мы проголосовали за это, Аба, – обронила она. – И ты согласилась.

Молодая женщина фыркнула:

– Это было несколько недель назад, я не думала, что будет так холодно. – Несмотря на то что маска скрывала ее лицо, она хитрым движением склонила голову к Наранпе. – Если честно, я согласилась только из прихоти, Нара. Точнее, сделала поблажку для тебя. Я всегда считала это шествие ужасной идеей.

– Разумеется, – ровно ответила Наранпа, не клюнув на приманку сээги. – Но сейчас уже поздно отстутпать. Уже слышится барабанный бой и виден дым.

Аба пробормотала что-то недоброе, что Наранпа уже не разобрала, а потом и вовсе пропустила мимо ушей. Она все равно победила, что бы там ни говорила Аба, и потому позволила себе насладиться победой. Сплотить ордены жрецов, чтоб они прошли через весь город, было нелегко, так что она была полна решимости наслаждаться этим, пока была такая возможность.

Барабанщица, наряженная в бледно-голубое одеяние цвета утреннего неба, задавая ритм, шагнула вперед. Стоявший рядом с ней мужчина, в таком же синем одеянии, зажег кедровую ветвь, позволяя сладкому дыму подняться вверх. И Наранпа вздохнула с облегчением, когда шествие потянулось за ними.

Четыре жреца шли в ряд за барабанщицей и ее спутником, сопровождаемые своими адептами, вышагивающими в линию по одному, подобно хвосту падающей звезды – по сорок восемь за каждым.

Пока они шли по мосту над Одо, Наранпа с восхищением осматривала любимый ею город. Това на рассвете всегда был великолепным зрелищем. Отвесные скалы скрывались в тумане, знаменитые плетеные мосты покрывал иней, а лучи восходящего солнца делали все блестящим, неземным и потусторонним. Она знала, что позади нее находилась вечно неусыпная небесная башня, чьи шесть этажей росли из небольшого, стоящего наособицу холма, отделенного от остального города мостами. Именно там и жили жрецы, адепты и небольшое количество совместно проживающей прислуги. Также там находилась библиотека карт и свитков, террасса, где они все вместе принимали пищу, и на крыше – большая круглая обсерватория, открытая ночному небу.

Дом, – подумала она. Дом, который она любила, даже не будучи уверенной, что принадлежит ему. Но эту неуверенность порождала Утроба, и именно она заставляла Наранпу чувствовать себя недостойной, вновь и вновь требуя повторять про себя, что она – единственный на людской памяти Жрец Солнца, пришедший не из клана Созданного Небесами. Ведь несмотря на то, что башня была открыта для любого дитя, что пришло из Земель Договора, главами Орденов традиционно становились люди из Созданных Небесами Кланов Товы.

Кьютуэ, ее учитель, сделал Наранпу своей преемницей после долгих споров, но, поскольку писаного правила, запрещавшего это, не было, ее допустили, хотя так и не полюбили.

При таких обстоятельствах было бы правильным не высовываться, следовать традициям до конца и прожить в должности с комфортом. Но она не верила, что жрецы будут достойны ее невнимания.

Кьютуэ был доволен тем, что должность стала скорее церемониальной, чем управленческой, и сила, которой некогда обладало это звание, давно перешло к другим Орденам. Но ни один из них, к сожалению, не волновала жизнь за пределами башни. Еще будучи адептом, Наранпа видела, что жрецы с каждым годом все больше отдаляются от города, и это было печальной судьбой для тех, кто некогда был великой силой, объединившей весь континент. И уж она-то не будет бесстрастно наблюдать, как ее любимое жречество разрушится.

На миг оглянувшись на дорогу, она внезапно поймала взгляд адепта, мертвой хваткой вцепившегося в перила моста. Вместо того чтобы двигаться в такт колебаниям моста, адепт, сомкнув колени, пытался бороться с ним.

Этот тоже заболеет по собственной вине, подумала Наранпа.

– Веди вперед, – шепнула она Хайсану, замедляя шаг, чтобы пропустить других жрецов.

– Куда ты? – встревожился он.

– Я сейчас. – Она пропустила старика вперед, и тот сдался. Старый добрый Хайсан. По крайней мере, она всегда могла положиться на то, что он выполнит приказ. Аба наблюдала за ней, без сомнения, с любопытством. А Иктан не обратил на произошедшее никакого внимания, но она знала, что его глаза следят за ней. Она же пошла в ногу с пораженно уставившимся на нее адептом.

– Ж-жрец С-с-с-солнца? – У адепта застучали зубы, лицо залила бледность, а по вискам, несмотря на холод, побежала тонкая струйка пота.

– Мосты крепкие, – успокаивающе сказала Наранпа. – Мы не упадем.

– О да. Я з-знаю. Строители Товы – лучшие в мире. Н-но… Так много людей идут одновременно, – короткий взгляд назад. – Разумно ли это, идти вместе? Я имею в виду, даже великие вещи могут ломаться.

– Этот мост никогда не упадет, – заверила Наранпа, разглядывая адепта. Она понятия не имела, так ли это, но сейчас было не время придираться к словам. Судя по вьющимся волосам и широко расставленным глазам, адепт был родом с южной части континента, но люди часто перемещались из одной части страны в другую, женились, как им того хотелось. Лучше всего было, конечно, не допускать этого, особенно если учесть, что у адептов могло хватить смелости подвергнуть сомнению неизменность структур Товы.

– Откуда ты? – спросила Наранпа.

– Приношу глубочайшие извинения, Жрец Солнца. Я из маленькой деревушки, о которой вы и не слышали. Она находится на юге отсюда, на берегу притока реки Товагеш, который мы за его изгибы называем Маленьким Седуу – маленьким старичком. – Лицо адепта залила краска от смущения за эту провинциальность. – Я намереваюсь изучить целительство и вернуться домой.

– Как тебя зовут?

– Квайя.

– Это похвально, Квайя. Не каждому суждено остаться навсегда в башне. Ты знаешь, что Седуу звучит в Тове как Седох?

– Да, Жрец Солнца. Мы не настолько отличаемся, хотя… – Короткая заминка и вслед за этим поспешное: – Я никогда не пойму, как вы, тованцы, здесь живете. Мой дом находится на равнине, и мне кажется, строить там намного практичнее. Внизу – прекрасная река. – Взгляда под ноги уже не требовалось. – Почему бы не построить город там?

– Когда-то так и было, по крайней мере, по рассказам историков. Эти старинные постройки до сих пор используются в квартале Титиди. – И в Утробе, но этого упоминать она не стала. – Но наши предки, я полагаю, начали строить среди скал, чтоб защититься от ваших, – обронила Наранпа с терпеливой улыбкой. – Они были фермерами, и южане на равнине нападали на них. Кроме того, мы желали быть ближе к небесам. – Она обвела рукой окружающий пейзаж.

Короткий испуганный вздох сорвался с губ адепта.

– Мне так жаль. Я по поводу нападений.

– Уверяю тебя, все забыто. – Но даже когда она говорила это, перед глазами все стояли воспоминания о том, как отец проклинал жителей равнин, называя их ворами и варварами. Даже в объединенном городе старые предрассудки умирали очень медленно.

На лице адепта светилось сомнение.