Вот только… Только вот бог знает, сколько мы здесь простояли, и никто не проехал. Вокруг нет ни домов, ни магазинов, ничего, что могло бы указать на присутствие людей вокруг меня. Фабрики выглядят так, будто закрыты годами: многие окна разбиты, и они совершенно безмолвны. Я не могу ждать так долго. Не могу этого вынести. Я оглядываюсь на машину. Невероятно, но несмотря на то, что врезалась в дерево, она выглядит в основном нормально. Капот помят, и есть большая трещина, идущая вверх по одной стороне лобового стекла, но, кроме этого, она выглядит пригодной для езды.

– Нет, – бормочу я про себя. Я не могу на ней ездить. Не в последнюю очередь потому, что на водительском сиденье мертвый парень.

Тогда перетащи его.

Все мое тело застывает при мысли о том, чтобы снова прикоснуться к нему. Но мой разум, как дикий зверь в клетке, бросается на прутья и шипит. Мне нужно выбраться отсюда. Я не могу оставаться тут, надеясь, что кто-нибудь проедет мимо и остановиться.

Делая неглубокие вдохи, я открываю дверь со стороны водителя и вскрикиваю, когда тело Джейка падает на тротуар. О боже, этого я точно не ожидала. Подождите. Мне надо проверить пульс. Или нет? Он явно мертв. Да, да, я должна. Слегка хныча, я прижимаю дрожащие пальцы к его запястью. Мне удается удержать их там в течение двух секунд, прежде чем отдернуть руку и яростно вытереть ее о рубашку. Мертв. Мертвее мертвого. Я делаю еще один глубокий вдох, обмахиваю лицо, пытаясь потушить пламя на щеках, а затем протягиваю руку и хватаю Джейка за руки.

Он еще теплый. Ужас. Почему-то это делает все намного хуже. Желчь рвется вверх, но я стискиваю зубы и тяну изо всех сил. На работе я постоянно таскаю на себе две тяжелые камеры и разные объективы в течение десяти часов подряд – просто ад для моей спины и плеч, – и поэтому мне приходится усердно тренироваться. Так что я делаю все возможное, чтобы увеличить свою силу и выносливость. Я даже раскошелилась на еженедельные занятия с Диной, лучшим персональным тренером, которого может предложить мой тренажерный зал.

Это означает, что, когда я тяну, тело Джейка двигается на удивление легко. Дина бы гордилась. Ладно, Дина бы точно не гордилась тем фактом, что я могу двигать восьмидесятикилограммового мужчину, которого убила. И почему я вообще думаю о Дине прямо сейчас? «Потому что, – рассуждает мой разум, пока я тащу Джейка по тротуару к задней части машины, – тебе нужно думать о чем угодно, только не о «Срань господня! Черт, я перетаскиваю труп!»

Куда? Куда мне его перевезти? Я не могу оставить его здесь. Это слишком жестоко. Но я не могу смириться с мыслью, что тело – он – будет лежать на заднем сиденье моей машины, пока я за рулем. Я смотрю на багажник. Хорошо. Багажник.

В конце концов я беру толстовку, которую держала на заднем, и натягиваю ее на его лицо. Джейк был засранцем, когда был жив, но теперь, когда он мертв, я чувствую необъяснимую потребность относиться к нему с уважением. Мне понадобится столько терапии, чтобы пережить это.

Как только я захлопываю багажник и Джейк исчезает из виду, я чувствую себя немного лучше. Теперь все под контролем. Под контролем? Кого я обманываю? В моей машине труп! Я качаю головой. Давайте не будем зацикливаться на этом. Вздрогнув про себя, я усаживаюсь за руль. Пожалуйста, заводись, пожалуйста…

Двигатель оживает, как только я поворачиваю ключ. Мое дыхание вырывается со свистом, и я беру паузу, чтобы успокоиться. Или, во всяком случае, попытаться. Я просто буду ехать, пока не найду телефон-автомат, а потом позвоню в 911. Точно.

Я медленно сдаю назад, морщась от скребущего звука, который издает мой бампер по дороге. Наверное, мне стоит выйти и попытаться это исправить, но нет. Я реально не могу больше ни секунды находиться в этом проклятом месте.

Мое дыхание все еще вырывается глубокими паническими вдохами, пока я еду по дороге, и чем ярче становятся улицы, тем больше меня охватывает паника. Это безумие. Что я наделала? Положила тело в багажник своей машины. Что скажут полицейские, когда я им позвоню? Что бы я вообще сказала? Какого черта я это сделала? Какой здравомыслящий человек сделал бы такое?

Вопрос за вопросом атакует мой разум, пока крик не вырывается из меня, и в этот момент я понимаю: я не могу пойти в полицию. Они решат, что я виновна в убийстве, что я какая-то сумасшедшая убийца, и арестуют меня.

Вдалеке виднеется бензоколонка. Это мой шанс. Я могу остановиться там, броситься внутрь и умолять о помощи. Но моя нога упрямо давит на педаль газа, и я проезжаю мимо. Как будто подсознание овладело моим телом и заставляет его ехать дальше, не оглядываясь, пока я не выеду на шоссе 405. Я еду по нему, и сердце болезненно бьется при виде знакомого дорожного знака, голова пульсирует, когда я присоединяюсь к грузовику, мчащемуся по автостраде. Я еду по 405-й дороге с трупом в багажнике. Истерический смех вырывается наружу. Он звучит надтреснуто, слегка безумно. Слезы наворачиваются на глаза, когда я вижу указатель с цифрой десять. Так близко к дому. К безопасности. Комок застревает в горле. Впервые за много лет я не могу дождаться возвращения домой, к маме.

6
Третий курс, шесть лет назад

Сцена готова. Под сценой я подразумеваю, что наш стол в димсам-ресторане ломится под весом множества блюд, стоящих в центре, и я наливаю всем чаю. Теперь мне остается только… сказать им. Просто скажи им, Мэдди. Просто сделай это. Сделай это!

– Эм, так…

– У нас большое объявление! – говорит ма на китайском.

Ее глаза мерцают. Серьезно, они горят, словно рождественские огни. Ма хлопает в ладоши, как взволнованный ребенок.

– О? – Я сажусь поглубже, сердце колотится оттого, что меня чуть не стошнило при мысли, что сейчас я расскажу о Нейтане. Успокойся, сердце. Я попробую снова сказать им после их большого объявления.

Мама кивает своей старшей сестре, которая царственно выпрямляется и прокашливается.

– Мы решили создать семейный бизнес.

– Хм. Хорошо… вау. Это грандиозно. – Мои мысли поплыли. Какой бизнес они могли бы организовать?

– Все мы, – говорит старшая тетя, и на этот раз вторая тетя не противоречит ей. Они все улыбаются и смотрят на меня.

– Хорошо…

Почему они так смотрят на меня? От ужаса мой желудок сжимается. Боже мой, вот где они говорят мне, что использовали дом в качестве залога под кредиты, которые они взяли для этого таинственного бизнеса. Или, может быть, этот бизнес – торговля кокаином. Или мужской трафик. Ух ты, какого я низкого мнения о своей семье.

– Что за бизнес? – спрашиваю я, когда не могу больше терпеть ожидание.

– Свадьбы! – восклицает четвертая тетя, с энтузиазмом вскидывая руки вверх.

Старшая тетя хмуро смотрит на нее.

– Я как раз собиралась сказать это Мэдди, – ругается она.

– Извини, – произносит четвертая тетя, ничуть не выглядя сожалеющей.

– Свадьбы? – хмурюсь я.

– Да, – отвечает старшая тетя. – Я буду делать свадебные торты. Я уже делаю большие торты на дни рождения, очень хорошие.

Я медленно киваю, вспоминая огромные праздничные торты старшей тетушки. Она действительно делает хорошие торты, этого нельзя отрицать. Но другие…

– Я буду делать макияж и прическу невесты, – говорит вторая тетя. – У меня так много постоянных клиентов в салоне. Если я уйду, они все пойдут за мной.

– На мне букеты и оформление цветами, – говорит ма.

– А я буду развлекать! – завершает четвертая тетя. – У меня так много поклонников в азиатском сообществе, вы знаете. Без сомнения, они захотят нанять меня в качестве свадебной певицы.

Ма закатывает глаза и произносит громким шепотом:

– Она просто увязалась за мной, за нами. Она член семьи, поэтому мы должны дать ей работу.

– И это говорит работник супермаркета с минимальной зарплатой, – бормочет четвертая тетя.

Они смотрят друг на друга до тех пор, пока старшая тетя не встает между ними и не произносит:

– И, Мэдди, милая Мэдди.

Все взгляды устремляются ко мне, и я сжимаюсь в кресле.

– Да? – пищу я.

– Ты будешь фотографом.

У меня перехватывает дыхание. Думаю, я должна была это предвидеть. Конечно, они хотят, чтобы я была их фотографом. Это логично: в конце концов, я изучала фотографию. Но все же.

– Мне нужна минутка.

Я вскакиваю со стула и пробираюсь сквозь толпу, пока не оказываюсь за пределами ресторана. Делаю несколько глубоких вдохов и пытаюсь остановить кружащиеся в голове мысли. Я расстроена, но не знаю почему. Наверное, есть часть меня, которая сопротивляется и кричит: «Разве я не имею права выбирать, что делать со своей степенью?» Но потом, когда я останавливаюсь и думаю об этом, мне нравится идея заниматься свадебной фотографией.

Думаю, я в основном негодую по поводу того, что все они приняли это решение без меня. Глупо, верно? Я не должна злиться на то, что они приняли хорошее решение. И это правильное решение: они правы и могут преуспеть в этом деле. Букеты мамы великолепны. Старшая тетя обожает дни рождения, и у второй тети преданные поклонники в салоне. Что касается четвертой тети, ну, она считает себя знаменитостью, и у нее прекрасный голос. У нас может получиться.

И как только я думаю об этом, внутри пробуждается вдохновение. Мы можем это сделать. Это может стать для моей семьи способом переехать из того дрянного домика, в котором мы все теснимся.

Дверь в ресторан открывается, выплескивая шум наружу. Мама радостно замечает меня.

– Айя, почему ты вышла на улицу? Я искала тебя в туалете, но тебя там не было.

Затем она смотрит на меня и хмурится. Должно быть, она почувствовала, что я переживаю, потому что переходит с индонезийского на английский.

– Ты в порядке? Почему так грустно?

Тот факт, что она перешла на английский несмотря на то, что не владеет им в совершенстве, заставляет мой желудок сжиматься от чувства вины. Она уже и так пожертвовала многим ради меня, а я даже не могу общаться с ней на ее родном языке. Я заставляю себя улыбнуться.

– Я не грущу. Просто пытаюсь переварить всю эту информацию про семейный бизнес.

– Ах, да. Очень большое дело. Но если тебе не интересно, ничего страшного. Нам не нужен фотограф.

Я уставилась на нее.

– Но внутри вы, ребята, говорили «Мэдди, ты должна быть нашим фотографом».

– Да, конечно, мы хотим, чтобы ты была нашим фотографом. Ты самый лучший фотограф.

Я горько смеюсь.

– Ма, ты этого не знаешь. Я абсолютный новичок. И, наверное, все испорчу.

– Все в порядке, мы все новички. Мы начинаем медленно. Ты делаешь эту штуку, как она называется? Дух другого фотографа?

– Тень.

– Ах, да. Ты станешь тенью свадебного фотографа, сначала обучишься, а потом, когда закончишь учиться, сможешь делать это. Но если ты решишь, что нет, мне не нравится эта свадебная фотография, тогда не нужно присоединяться к семейному бизнесу, это нормально.

Я беру ее руки в свои. Ей тяжело говорить мне, что все в порядке, что мне не нужно присоединяться к ним, потому что я ясно вижу, как ей нравится идея о том, что мы все будем работать вместе.

– Я сделаю это, мам.

– Правда? – Она выглядит такой счастливой, что у меня разрывается сердце.

– Да, конечно. Изучу свадебную фотографию. Я хочу сделать это с вами.

– Ох, милая, – ма обнимает меня. Она обнимает меня не так крепко, как родители Нейтана, но это по-своему мило. – Ты делаешь свою маму такой счастливой.

Я обнимаю ее в ответ и закрываю глаза. Думаю, я расскажу им о Нейтане как-нибудь в другой раз.

7
Сегодняшний день

Я сижу в гараже и уже, кажется, несколько часов размышляю о том, как, черт возьми, моя жизнь вышла из-под контроля. И что я, черт возьми, вообще здесь делаю? Почему я дома, а не в полицейском участке? Возможно, еще не поздно. Возможно, я все еще могу пойти к копам и объяснить все. Они бы посочувствовали, вероятно. Но, когда я думаю о том, чтобы снова включить двигатель и выехать из гаража, чувствую, как энергия капля за каплей покидает меня. Я без сил прислоняюсь к рулю. Мне просто нужно побыть немного в таком положении. Набраться храбрости. Решить, что сказать полиции.