Жили они так долго ли, коротко ли. Да только дурманила и Силу, и Власть, и Мудрость красота Любви. Враждовали они из-за нее частенько, каждый стремился ее внимания и расположения добиться. А уж сколько смертных людей кости из-за нее сложили, не сосчитать. И когда в очередной раз все четверо собрались, ссора у них возникла, что Любовь, получается, над ними всеми бо́льшую силу имеет, а этого по их договору никак не должно быть. И, чтобы силу Любви уменьшить, придумали они лишить ее красоты.

Согласилась с ними Любовь, потому что их трое было, а значит – большинство. Да и сердце у нее было доброе: не хотела она быть сильнее своих товарищей, потому превратилась юная дева в дряхлую старуху. И лишь изредка, ночью, когда луна только нарождается и света почти не дает, возвращается к ней ненадолго прекрасный ее облик.

Еще много веков прошло. Перестали люди вспоминать про сказочный лик Любви. И все равно, многие, лишь случайно услышав ее тонки и нежный голос, забывали обо всем и теряли рассудок.

И тогда собрались снова все и постановили, что не должна Любовь иметь голос, потому что сводит он с ума людей, а значит, вмешивается в человеческие жизни, чего по их изначальному уговору быть не должно. И опять она не стала с ними спорить.

А коли голос ее волшебный ни в какой ночи не спрячешь, заточили они его в далеких горах, что на обратной стороне Земли находятся. В самом глубоком ущелье, за пудовым замком, ключи от которого всем четверым раздали. И только все четыре ключа разом этот замок открывают, и никак иначе.

И вот, то ли это изначально такой план был коварный, то ли так случайно вышло, только теперь остались Власть и Сила в большинстве голосов, и могли они любые решения принимать, потому что вдвоем против Мудрости были. И тогда бесчинства и хаос в Мире стали происходить. И говорят даже, что Сила как-то подкараулил Любовь в ночь на новолуние и надругался над ней, а Власть и вовсе заточил ее где-то в темницу и держит там, чтобы она его полному и безраздельному господству не угрожала.

И люди постепенно совсем забыли про Любовь. Служат Власти и Силе. И лишь немногие последователи Мудрости ищут по безлюдным местам, где же скрывается этот дряхлый старик. Надеются, что может быть он может хоть что-то изменить на Земле.

* * *

– Вот такая сказка, малыш.

– А как же Мудрость не распознал замысел Власти и Силы и не догадался об их хитром плане?

– Не знаю. Хотя, все мы иногда ошибаемся, сынок. И даже Мудрость, наверное, не исключение. Ну, а еще мы бывает становимся заложниками правил и собственных обещаний, и выполнить и нарушить которые бывает одинаково сложно…

– Дедушка, а Вы видели кого-нибудь из них в лицо?

– Не знаю, малыш. Как же их различить, если они выглядят как обычные люди!?

– Очень просто! – воскликнул мальчишка. – Если желание исполнили, значит – они и были!

Старик улыбнулся и пригладил усы. В свете тусклого костерка лицо его, обросшее густой седой бородой, походило на лицо доброго Деда Мороза с новогодних открыток.

– Сколько можно болтать!? Спать мешаете! – послышался злобный голос из дальнего угла комнаты. – Ты что, старикан, забыл, что не у себя дома? Сейчас быстро на улицу вылетишь! И мне плевать, кто там тебя привел.

Словно вторя, из разных углов послышалось недовольное бормотание, сопение и возня. В просторном холле почти возведенной, но отчего-то брошенной строителями новостройки ютились больше десятка беспризорников. Кутаясь в ворохе грязного ветхого белья, дети жались поближе друг к другу, защищаясь от промозглых осенних сквозняков и холодного бетона.

– Тише… Постарайся заснуть. Тебе сейчас очень нужно поспать, – прошептал старик едва слышно.

– Не могу… Я, когда глаза закрываю, у меня сразу голова кружиться начинает, и тошнит…

– На вот, выпей чаек из целебных трав. Это очень редкие травки. Мне их дал один старый монах из горного монастыря, а сам он их собирал высоко – высоко, почти у снежных вершин.

Старик вытащил из-за пазухи небольшой термос и принялся осторожно откручивать крышку.

– Вы были в горах! – оживленно воскликнул мальчишка. – Вот здорово! Всегда мечтал попасть в настоящие горы. Я видел их только на картинках – там так красиво… и чисто… и никого нет!

– Пей, – настойчиво повторил старик, протягивая наполненную отваром крышку.

– Ну, все, достали! – снова послышался сердитый голос из дальнего угла.

Через секунду голос уже звучал совсем рядом.

– Давай, дед, проваливай отсюда!

Чиркнула зажигалка. Маленький огонек еще не успел что-то толком выхватить из темноты, когда его обладатель толкнул седого старика в плечо.

– Отстань от него, Кирпич. Я все Тимуру расскажу.

– Расскажи. Я и вас с Тимуром отсюда вышвырну.

– Он сам тебя вышвырнет…

– Ты, сопля желторотая, – сухой долговязый подросток схватил мальчишку за шиворот. – Будешь вякать, вылетишь прямо сейчас, вместе со своим сказочником.

– Оставь его, я сам уйду, – вмешался старик.

Дряблой старческой рукой он перехватил кисть верзилы и с неожиданной силой разжал его ладонь, выпуская барахтающегося ребенка. Затем повернулся спиной к удивленному хулигану, будто того вовсе не было рядом, и ласково, по – отечески произнес, обращаясь к Чижику:

– Не спорь с ним, малыш. Не трать напрасно силы и время. Впереди у тебя большая и светлая жизнь, не разменивай ее на пустяки.

– Дедушка, останьтесь, – жалобно произнес мальчик. – Вы же обещали помочь мне выздороветь.

– У тебя все будет хорошо, сынок. Допей чай и ложись спать. Проснешься уже совершенно здоровым и полным новых сил.

– Ну, пожалуйста, не оставляйте меня одного, – казалось, что мальчишка вот – вот расплачется.

– Здесь тебя никто не тронет, – уверенно произнес старик и посмотрел на маленький огонек зажигалки за спиной. – И ты больше никогда не будешь один, мальчик мой…

Сон или реальность

Ослепительное солнце, лазурное небо, без единого облачка, и чистейший белый снег словно соревновались друг с другом в яркости и безупречности цвета. Но стоило внимательно приглядеться, и становилось совершенно ясно, что это вовсе не состязание – все вокруг словно было создано для того, чтобы дополнить друг друга неповторимым оттенком и довести красоту этого места, до абсолютного совершенства.

Можно было долго и пристально вглядываться в расплескавшиеся вокруг яркие краски и пытаться определить точные границы, где кончается солнце или небо и начинается снег. Но куда более впечатляющим оказалось – смотреть в одну точку, пока границы не исчезали полностью, и мир вокруг превращался в сплошной поток чистого, захватывающего дух сияния.

Он стоял на краю каменного утеса, раскинув руки, словно птица крылья. То, что скала у его ног уходила вниз головокружительной высоты обрывом, его не пугало и не останавливало. Наоборот, он всем своим существом отдавался восторженному чувству полета.

Он был абсолютно уверен, что здесь ему нечего бояться. Кроме него сюда никто не заберется, ни дикий зверь, ни человек. Не было причин переживать из-за глубокой пропасти, разверзшейся прямо у ног, и даже из-за холода и других опасностей, которыми могут быть полны исполинские скалы. Холода он совсем не ощущал, да и сорвавшись вниз, единственное, чем он действительно рисковал – проснуться.

Да, это был сон. Его любимое место, в которое он частенько попадал, убегая от тягот и неприятностей своей суровой действительности. И пусть на самом деле он ни разу в жизни не был в горах, а разглядывал снежные вершины лишь на рекламных плакатах туристических фирм, только вот все, что он сейчас видел вокруг, вовсе не казалось чем-то воображаемым и ненастоящим. Он воспринимал небольшой утес и маленькую пещеру в центре гигантской отвесной скалы вполне реальным местом – единственным своим убежищем, куда никогда не доберутся проблемы и неприятности.

Голова кружилась. Тело постепенно наполняло чувство легкости и свободы, которому хотелось довериться целиком. Останавливало лишь одно – поле захватывающего дух полета, непередаваемого счастья и единения с чистотой воображаемого мира, обычно шло пробуждение в мире реальном. А сейчас ему возвращаться туда совершенно не хотелось.

Он несколько раз быстро моргнул и тряхнул головой, прогоняя завораживающее чувство, перевел взгляд на серый камень под ногами, а затем на свои новые кожаные ботинки. Эта пара недавно попалась ему на глаза в одной из витрин, рядом с которой довелось выпрашивать у богатых посетителей деньги на еду. Обувь ему очень приглянулась. Тогда он долго простоял, разглядывая наряженные манекены, и теперь без труда представил ботинки в своем сне. Собственно, также, как и черные джинсы, простроченные яркой оранжевой ниткой, и спортивную курточку. Небольшое усилие воображения и одежда чудесным образом материализовалась из фантазий прямо на нем.

Затем воспоминания унеслись еще дальше в прошлое, к тому времени, когда он впервые понял, что может менять свои сны, и сделал первые неумелые попытки придумывания сновидений. Со временем это стало получаться у него достаточно легко. Он не только сумел запомнить и воспроизвести все детали пейзажа, увиденного на рекламных плакатах, но и мог, по желанию изменить здесь все, что угодно.

Еще пришла радостная мысль, что большинство людей из его реального мира не могут себе позволить менять одежду каждый день, или даже несколько раз подряд. Он же в своих снах делал это постоянно, причем цена вещей его совсем не смущала, здесь он мог позволить себе самые дорогие и известные марки, если они ему нравились.

Мальчик присел у края обрыва и снова поднял голову к небу, подставляя лицо теплым ласковым лучам. От удовольствия он даже прикрыл глаза. Совершенно забылась холодная серая осень, царившая в Москве, да мысли о случившейся накануне неприятности быстро улетучились.

Неожиданно сквозь дремотную негу он почувствовал, как по ладони пробежалось Что-то влажное и щекотное. Затем кто-то негромко фыркнул или чихнул совсем рядом.

От страха тело мальчика потяжелело и онемело, словно разом прибавив в весе несколько сотен килограммов. Мысль судорожно заметалась, стараясь одновременно найти ответы на множество вопросов: что происходит, кто мог пробраться к нему в сон, что с ним сделают, куда бежать или прятаться.

Фырканье повторилось. Звук не был зловещим или опасным, а даже, наоборот, забавным и дурашливым.

Любопытство постепенно пересилило страхи, и он осторожно, почти не шевелясь, приоткрыл глаза, стараясь украдкой разглядеть незваного гостя. Какого же было его удивление, когда стало понятно, что источником странных фырканий и чиханий оказался щенок.

Собачонка, похоже, и сама побаивалась. Стараясь держаться на расстоянии, щенок опасливо поглядывал на человека, шумно вдыхал запахи, вытягивая пухлую приплюснутую мордочку, переминался с лапы на лапу и с сомнением пофыркивал. Затем он, набравшись смелости, опять подошел ближе и осторожно понюхал руку мальчика, щекоча ее короткими усами и влажным носом.

– Как ты сюда попал? – удивленно воскликнул Чижик, узнав в животном того самого щенка, перегородившего утром дорогу черному лимузину. – Я, кажется, о тебе и не думал. Я вообще даже не знал, что во сне можно зверей выдумывать.

Услышав голос, собака опасливо попятилась. Споткнувшись о камень, пес неловко плюхнулся на зад и весь сжался, моргая большими глазами, словно ожидая наказания.

– Да не бойся, я тебя не трону.

В глубине пещеры кто-то хлопнул в ладоши.

Щенок радостно хрюкнул, вскочил и неуклюже побежал на зов, смешно подбрасывая обвислые уши, словно маленькие крылья.

Через несколько секунд послышался тихий, но заразительный смех. Из темноты пещеры вышла девочка. Пса она несла на руках. Щенок при этом неуклюже барахтался, семенил в воздухе короткими лапками и старался лизнуть ее в лицо, чем и веселил хозяйку.

– Привет, – удивленно произнес Чижик. – Как вы здесь оказались? Ведь это мой сон…