Тогда я еще поймала себя на мысли, как такие разные люди, как Инженер и Гарри Поттер, могут быть друзьями. Но они, как и большая часть моих вьетнамских знакомых, были доступны для меня только в демоверсии – поболтать с кем-то больше одного раза мне редко удавалось, а продолжить общение после моего возвращения из Вьетнама – только с двумя людьми (плюс еще два возвращались флэшбеками).

Дальше, по классике, в этой главе должно быть «смеркалось», но в моем случае всегда было наоборот – «светало». И после миллиона тем, легко и непринужденно, Инженер перешел к главному, предварительно отведя меня в сторону метра на полтора от своего французско-сербского друга.

Его вопрос был прямым, забавным и удивительно деликатным. Он спросил, не хотела бы я воспользоваться одной из трех опций: А) провести время (ака заняться сексом) с ним Б) провести время с его другом В) провести время с ними обоими. И вот здесь со мной случилось что-то странное, что я продолжаю анализировать до сих пор.

Я, уже довольно пьяная, напрочь забывшая о Том самом канадце, о которого я сломала себе сердце, и вспомнившая вчера вкус секса, определенно хотела интима. Пусть даже и не с Алексом, раз уж не смогла его найти.

И, исходя из своей натуры и логики, я должна была сказать «да» Инженеру, отправив его друга с трагическим взглядом спать или созерцать рассвет – как ему больше нравится. Но я этого не сделала. По одной единственной причине.

До событий того дня я не представляла для себя секса с темнокожим парнем. Сказать это вслух, особенно в современном мире, уже, наверное, нельзя – звучит как дискриминация. Но вся эта книга – это то, о чем я вынуждена молчать, потому что «так нельзя», поэтому рискну.

И для тех, кто продолжает читать этот абзац, поборов возмущение, объясню свою позицию. Расизм по отношению к темнокожим людям для меня – человека, выросшего в Сибири – понятие максимально абстрактное. Я знаю печальную историю эксплуатации выходцев из Африки из кино и литературы, в первую очередь – из «Хижины дяди Тома», которая заставила меня в восемь лет начать люто ненавидеть рабовладельцев.

Позже мне было дико читать о том, как еще в середине прошлого века к людям относились по-свински из-за их цвета кожи, и один из моих любимых сериалов, «Все ненавидят Криса», показывал, что даже в восьмидесятых годах прошлого века ситуация в США была грустная и несправедливая.

Я несколько раз мельком видела темнокожих людей в Сочи и во Вьетнаме, но даже будучи взрослым человеком воспринимала их как созданий с другой планеты – поскольку в моем маленьком, маленьком мире глубокой российской провинции таких как они нет, я ничего о них не знаю, и мне удивительно увидеть их не «в телевизоре», а «в живую».

И вот забавный когнитивный диссонанс – мне противна сама идея дискриминации по любому признаку, но… не занимаюсь ли я ей сама, когда осознаю – я не хочу спать с темнокожим парнем? Не потому, что он плохой или не симпатичный, но потому что мы… разные. Меня смущают, пугают и ставят в тупик эти мысли, и я не знаю точного ответа.

Один мой товарищ со степенью психолога, белокожий американец поддерживающий «Black lives matter» успокоил меня, объяснив, что, наверное, это абсолютно нормальное явление, учитывая специфику местности, в которой я была воспитана.

Когда я складываю о человеке впечатление – относиться к нему нейтрально, восхищаться им или презирать, я исхожу из его личности, а не цвета кожи или гендерной идентификации. И мне плевать, какого именно человека толпа будет закидывать камнями – я не брошу в него что-то, а если буду считать невиновным, то кинусь защищать, рискуя сама получить по голове.

Уважать, принимать, спасать – да. Заниматься сексом – нет. И сразу стоит добавить, что той же позиции я придерживалась и по отношении к азиатам, арабам и латиноамериканцам. И самое интересное – это не тот вид позиции, которая прочна, как цемент.

В моей жизни еще так мало опыта, и я так мало общалась с представителями других рас, что будет интересно, если мне однажды удастся сблизиться с одним из них. И черт, сейчас я жалею, что упустила возможность «поставить галочку» со столь симпатичным и приятным парнем. Однако в тот момент, несмотря на весь этот долгий и милый, но по сути пустой треп с Инженером, я была не готова с ним переспать.

Открыв все карты до конца, стоит добавить, что его молчаливый друг казался мне симпатичным с самого начала. Поэтому я предпочла Павле. Да, его имя я запомнила. Скажу больше – он до сих пор у меня в «друзьях» в социальных сетях.

Это был мой первый в жизни секс на пляже. И он, предсказуемо, был совершенно неромантичным. Да, песка было много. Везде. Даже на следующий день. Еще было тату-смайлик на ягодице Павле (я никогда его не забуду) и вьетнамец, который нас видел.

После того, как я осознала, что наш интим перестал быть приватным, я зареклась больше никогда не появляться на пляже. По крайней мере, в этой рубашке. По крайней мере, в этой рубашке в этот месяц.

Сам секс был чуть более продолжительным, чем в случае с канадцем, в догги-стайле и с легким намеком на удовольствие, позволившим мне мысленно поставить Павле за него щедрые 5,2 (все по той же десятибальной шкале).

Когда все закончилось, он зачем-то добавил меня в социалках, что на мой взгляд еще более жалко, чем фраза «Я тебе перезвоню».

Затем по утренней деревне, потрепанная, и как мне тогда казалось, уже окончательно павшая, я со стальным привкусом алкоголя, сигарет и унижения во рту, шествую домой. «Два случайных мужика за две ночи, Маша! Это ни в какие рамки! Все, больше эту Лысую гору я посещать не буду!». Дав себе (вернее, своей стыдливости и нравственности) это торжественное обещание, я впервые уснула во Вьетнаме под крики петухов.

Глава 3. Луи

Итак, я пообещала себе не ходить в Тот-самый-бар (и другие, заодно, тоже), и честно держала данное себе слово несколько дней кряду. Но затем мне стало скучно. Как однажды метко сказал брат: «У Маши два состояния – ей либо страшно, либо скучно. И второе гораздо опаснее». Но поскольку стыд за сделанное ранее все еще был силен, я решила найти компромисс.

Если я не могу ходить в бар, полный европейцев, так, чтобы не переспать с одним из них (как оказалось позже, все-таки могу), почему бы не попробовать пообщаться с новыми людьми в трезвой и менее фривольной обстановке. Итак, я приступила к поискам друзей и собеседников в Тиндере.

Вопреки распространенному мнению, я искренне верю, что в этом месте можно найти не только одноразовый секс, но и единомышленников, если четко сформулировать свои ожидания и запастись терпением.

Как правило, терпения мне хватает ненадолго, и после пары десятков однотипных предложений поскорее перевести знакомство из интернета в реал, я с разочарованием удаляю это приложение. А успокоившись, устанавливаю его вновь и использую до тех пор, пока не найду тот самый одноразовый секс или человека, который разобьет мне сердце. Одним словом – типичная зависимость.

Итак, делая зарядку своим большим пальцем правой руки, я активно, и даже немного яростно, свайпаю влево. А затем я увидела его профиль. В интернете можно найти массу советов, как оформить био в дейтинг-приложении так, чтобы привлечь внимание девушки. Но в моем случае каждый значимый свайп вправо, который привел к чему-то, был максимально нелогичным и был дан не тому, кто следовал этим правилам.

Скажу больше – иногда я лайкала отвратительные фото, и затем встречала человека, гораздо более привлекательного, чем его снимки. Думаю, не я одна, потому что парни самых разных национальностей нередко фотографируют себя просто отвратительно. В описаниях зачастую тоже не было ничего выдающегося – просто происходил какой-то щелчок в голове, заставляющий остановиться.

Но не буду сейчас приводить всю свою грустную, и местами фееричную историю использования Тиндера до Вьетнама, а перейду к тому французу, которому посвящена эта глава.

Фотографии брюнета с острыми скулами показались мне несколько самовлюбленными и артистичными, а описание откровенно позабавило. Так и завязался диалог, который меня зацепил.

В этом тоже есть что-то магическое – когда большая часть переписок начинается одинаково и умирает в зародышевом состоянии, невольно начинаешь ценить те диалоги, которые текут так легко и непринужденно, что создается ложное ощущение, будто ты знал этого человека всегда, и он уже никуда не денется из твоей жизни.

На этих строках было бы уместно открыть Тиндер и привести конкретные примеры, чем и как он убедил меня встретиться лично. Но облом. Открыв спустя год свою историю диалогов этого популярного приложения, я обнаружила что все (кроме одного) парни, с которыми я спала во Вьетнаме после знакомства в Тиндере, удалили либо свою анкету, либо наш диалог. Масса остальных, абсолютно не значимых, остались на месте. Какие делать из этого выводы – ума не приложу.

Чтобы не врать, скажу, что мы переписывались с Луи пару дней. А затем договорились о встрече на пляже. Приняв твердое и окончательное решение, что он совершенно не в моем вкусе, я отправилась на «не свидание».

Забавно, как некоторые незначительные и глупые моменты иногда очень четко отпечатываются в нашей памяти. Я почти не помню диалогов, которые мы вели с Луи в последующие недели. С трудом вспоминаю его голос, чуть лучше – кожу (потрясающе мягкую). Но зато я максимально отчетливо помню первые минуты нашего знакомства.

Увидев в назначенном месте похожего на фото из Тиндера человека, который меня также узнал, я невольно обрадовалась – да, точно, я не буду с ним спать. А затем он с потрясающей непосредственностью, граничащей с наглостью, притащил доску для кайта, чтобы мы не сидели на песке. Чужую доску.

Луи стал первым человеком, которого полюбило мое тело. При этом мой разум и душа остались к нему полностью равнодушны. Хотя нет, конечно в какие-то моменты я испытывала к нему теплоту, и даже благодарность, но не более.

Его образ мыслей и жизни были мне хоть и не противны, но совершенно чужды. Луи трудился (а может, и до сих пор это делает) в сельскохозяйственном секторе. Чем именно он занимался мне помешало запомнить три фактора: 1) его плохой английский 2) то, что мне это было не очень интересно 3) время, которое прошло с того момента, когда он мне об этом рассказывал.

Поскольку его работа является сезонной, а социальная система Франции предоставляла весьма внушительные компенсации безработным, Луи активно этим пользовался. Около полугода он работал, а остальное время путешествовал в свое удовольствие, используя друзей-французов для «отметки», подтверждающей, что он находится на территории родной страны и активно ищет работу. При этом он искренне возмущался, что размер пособия собираются весной следующего года снизить до суммы, больше моей текущей заплаты.

Логика подсказывала мне, что я должна завидовать его положению и смекалке. Но внутренние убеждения протестовали и говорили, что есть в этом что-то неправильное и не честное. Луи – натура творческая. Он записывал аудиосказки на самом сексуальном из языков, хотел поработать журналистом и с головой бросался во все, что его влекло. Включая меня.

Хотя Павле тоже был французом, пусть и сербского происхождения, именно Луи показал мне, что значит «любить по-французски». Наш секс был подобен макраме. Да, черт побери! Наши тела, как две нити, передвигались по продуманному, синхронизированному маршруту, создавая потрясающий узор оргазма.

Я уже упомянула выше кожу этого парня. Она была потрясающе мягкая и притягивающая меня, словно магнит. Мужчины неоднократно восхищались моей кожей, но раньше я никогда не обращала внимания, что у них она тоже может быть особенной.

Текстуру Луи идеально дополнял его язык, способный творить потрясающие трюки, заставляющие меня сжимать коленями его голову и мысленно считать свой путь: «первое, второе… а вот и седьмое небо».

Я отказываюсь составлять «рейтинг куннилингуса» своих любовников. Однако могу разделить всех этих мужчин на три категории: 1) те, кто вообще не делал орал 2) те, кто делал его без энтузиазма и «огонька» и 3) большое спасибо вам, мальчики.