– Там минималка, – с уверенностью говорит второй с краю. – Говорю тебе, закрывайся. У меня пара тузов, значит там – туз-король.

Рассуждает он о комбинации туза с королем, она составляет «минимальную игру», младше комбинации в покере нет. Не считая, разумеется, набора «нет игры», когда в пяти картах вообще никаких сочетаний не набралось.

Мужичок справа от говорящего «тянул» флэш – пять карт одной масти, менял в надежде на удачу одну карту. Тянул-тянул, да не вытянул. Набрал пару пятерок и чешет репу: сбросить или рискнуть?

– Там минималка, – с горящими лихорадочным блеском глазами подтверждает игрок с четвертого бокса; подается вперед, щурится, чтобы рассмотреть гравировку на бейдже. – Как там тебя? Маргарита? Дай игру!

– Минимальную игру! – решается обладатель пары пятерок.

Стол ждал его решения, остальные пять боксов уже закрылись.

Марго улыбается, приподнимает пиковым тузом свои карты.

– Ми-ни-мал-ка, ми-ни-мал-ка! – дружно скандируют игроки.

Переворачивается первым король пик.

– Да-а-а! – вскакивает со стула центральный, тот, что просил дать игру. – Расцелую!

– Минима… – обрывается на полуслове облегченное от крайнего правого.

Вербицкая вскрывает все пять карт.

– Флэш, – как бы извиняется она перед парой пятерок.

Ради такой раздачи я оставил без внимания стол Шах. Глянул на карты перед флотом Марго. Кашлянул.

Марго дилер опытный, это вам не Овечка с ее «хлоп-хлоп» ресницами. Услышала мой кашель, начала искать подвох.

– Стрит флэш, – тихо добавила, выкладывая карты по порядку, по возрастанию.

Споры, как говорить правильно: «стрит» или «стрэйт» не утихали у нас с открытия. «Говорите так, как привычно людям», – разрешила спор менеджер Нина. Так что пять карт подряд по порядку мы называем «стрит», как «улица». Хотя вообще-то он «straight».

С пяти боксов полетели карты. В открытую, в закрытую – проигравшие. И только четвертый сидел с прямой спиной и предвкушением на лице.

Я тронул ногу Вербицкой под столом, по обуви. Почти пять лет стажа, вторая инспекторская категория, не позорить же ее перед всеми суровым: «Не чек».

Маргарита вперила в меня непонимающий взгляд. Я поиграл бровями.

– Ой, – обнаружила она незамеченную подробность. – Роял флэш.

Старшая версия пяти карт одной масти и по порядку, от десятки до туза – вот, что с третьей попытки отыскала у себя Верба.

– Рояль! – заорал игрок с левого края стола. – Тут рояль!

К столу заспешили Антон и Ненад. Событие нерядовое, выплата существенная. Это, если «рояль» – просторечное обзывание роял флэша – и сыграл у игрока. Дилер же просто соберет со стола все проигравшие ставки.

Мужчина с четвертого стула по-прежнему не сбросил карты. Сидел он прямо. Костяшки пальцев, вцепившихся в край стола, побелели.

Марго перевернула его карты. Выложила по порядку.

– При своих, – проговорила глухо.

Пять карт центрального бокса были: десять, валет, дама, король, туз. Все червы.

– Тут ДВА рояля! – совсем разошелся в эмоциях и воплях крикун. – Два! Рояля! Разом!

Я подумал, что быть ему – крикуну – битым, так посерел и ощерился обладатель роял флэша на червах.

– На чай, – когда дилер собрала все карты, игрок с «при своих» поднял фишки, швырнул их через стол.

До самого конца нашей смены стол играл в пять боксов из шести. Место «рояля» никто не занимал.

С утра моросило. Не полноценный дождь, так, мелкая взвесь в воздухе. Многих такая погода бесит, но не меня. Мне свежо и хорошо, а всякие Шпалы, то и дело встряхивающиеся с недовольной миной, могут идти лесом.

Или полем – Марсовым. Мы решили пройтись с утречка через него, рассудив, что в новолуние да в компании меня должны нормально пропустить.

Тот же Литейный мост штатно преодолевался с того раза, когда чугунные русалки пытались утянуть меня за ограждение. Без озорства водных духов.

Проходя мимо Михайловского замка, остановились, помолчали.

– Доброго дня, Ваше Императорское Величество, – сказал я вполголоса.

И, беспечно вышагивая, потопал дальше.

Туман обступил, облепил нас, стоило сделать дюжину шагов от набережной реки Мойки. Только что была приличная видимость, под ногами шуршала щебенка, а через миг – у ног молочные клубы по пояс, повыше – рыхлые клочья. Влажные, мутные.

– Дымная кровь пусть останется тут, – донесся из тумана заунывный девичий напев.

– Тогда перевертыш с опойцей пройдут, – вторил невидимой девице сиплый мужской голос.

– Нет, – ответил-отрезал Шпала.

– Не пойдет, – поддержал его Джо, добавил куда тише, для нас. – Зря я предложил срезать. После рассвета у них не должно быть силы…

– Вода с неба, – запоздало догадался я. – Погода играет на них.

Муть колыхнулась, сложилась в когтистые лапы.

– Имя его назовите! – заныла девица.

– А после – идите, идите… – просипел мужик.

– Нет! – в один голос рявкнули мои приятели.

– Называйте меня Шифоньер, – предложил я тварям из тумана.

Удачная у нас все-таки традиция с прозвищами. К парням тоже по ним буду обращаться, пока мы не выберемся с поля Потешного.

Вспомнил уже наказы нечистиков не соваться на Пустой луг. Правда, парадник с овинником тоже напирали на опасность его в полнолуние, до которого еще долго. Возможно, они, как и Джо, заблуждались. И тинные девки с утопцами резвятся не только под луной.

– Пусть зверь растерзает, немертвый возьмет себе кровь, – взвыла дева из тумана.

– Оставите тело лишь вы между трех берегов, – добавил мужской сип.

Волчий рык слился с отстраненным, даже потусторонним: «Третий раз – нет», – вурдалака.

Я не видел Шпалу. Что там, мне дальше кончика носа почти ничего видно не было. Но уверен, он вовсю готовился к фазе, логично следующей за провальными переговорами – к бою. Скорее всего, Джо занимался тем же.

А мне именно в ту минуту приспичило задуматься: о каких трех берегах речь? Берег Невы, берег Фонтанки и берег Мойки? А Лебяжья канавка за берег считается? Или же речь о чем-нибудь другом, мифологическом?

– В детстве я сильно простыл, – заговорил, стряхивая несвоевременные мысли, как Находько стряхивал капельки влаги с волос. – Охрип, осип – вот как вы примерно. Вы, кто про три берега и тело озвучил. Так мне тогда прописали курс прогревания. Может, и мне для вас такой курс прописать?!

К концу обращения я повысил голос. Вспылил, разозлился.

– Стой, – одернул меня Макс. – Не обостряй. Огня на все поле у тебя хватит?

Я скрипнул зубами.

– Найду.

Сам сдохну, но устрою тут крематорий для старых косточек. Как там говорил парадник? От коровьих до людских тут их валом навалено? Так давно пора выжечь дочиста.

– У огня есть неприятное свойство: он не отделяет чужих от своих, – остудил мой порыв Женька. – Не горячись. Попугали, трижды проверили. Теперь обязаны отпустить, если нет за ними права мести.

– Не долж… – не договорил.

– Право! Право! Право! Право! – зашумело, заплескалось молочное море.

Расступилось прямо передо мной. Из белесой пелены выдвинулся тощий пацан в серых тренировочных штанах и черной толстовке с капюшоном.

– Меня подарил, – из раскрытого рта тонкой струйкой полилась вода. – А я подарю тебя.

Тут-то я и порадовался, что обмотку на руку накрутил перед выходом. Не поленился.

Пообещал себе: если доживу до отпуска, то никакие курорты, пляжи и загорелые красотки в бикини не встанут между мной и деревенькой со чудным названием Журавлев конец. И уже там непременно дойду до дядиной могилы, принесу ему чарку водки и теплое благодарственное слово.

– Я помню предысторию, – озвучил Находько. – Сопляка-топляка можно обернуть против тебя, да. Он не слишком силен, меньше луны под водой. Мы вмешаться не можем, но и он будет без пособников. Это один на один, как в Бойцовском клубе. Только насмерть.

– Осторожно с огнем, – предупредил Митин. – Против этого ты вправе действовать всеми силами. Заденешь хоть кого-то кроме него – и один на один превратится в трое против всех. Искры хватит.

Не стал переспрашивать, почему именно трое против всех. Трое, не один я. Они не бросят меня перед лицом опасности или причина в тройной проверке, в трех отказах?

Вот выживу, унесу ноги с Пустого луга, можно будет уточнить. А здесь и сейчас не до того.

Шпала прав: как в клубе, только насмерть. В схватке участвует только двое. Новичок обязан принять бой.

Я размял шею, поманил дохляка приглашающим жестом.

Туман растянулся по краям, образовав почти открытое пространство два на три. Два метра в ширину, три в длину. Почти, потому как по низу, по колено пацану и до середины моих икр, продолжало клубиться белое марево.

Мои товарищи отошли в стороны, встали молчаливыми наблюдателями.

В голове – спасибо недавнему просмотру – зазвучала музыкальная тема к финальной сцене «БК». Причем почему-то с параллельной «озвучкой» в переводе. На развлечения, игры разума времени нет. Пусть звучит, ритм мне не помешает.

Утопленник сделал пару шагов. Вразвалочку, усыпляюще медлительно. А затем ринулся нечеловечески скорым броском. Я видел, как взмывает вверх тело упыря: возможно, именно эта картинка в памяти и спасла мою шкуру.

Ноги – плотный упор, вес на правую ногу; подключить корпус, задавая инерцию движению. Взрывной удар левой в голову высоко подпрыгнувшего пацаненка.

Голова откидывается. Обычному человеческому детенышу этого удара хватило бы. Этому – сбило замах.

«Туру-туру-туру-туру-тум-туру-рум»…

Неровные ногти скользят по моей щеке, сдирая кожу. Но и только-то – корпус развернут, чтобы пропустить «прыгуна» мимо.

И чтоб перехватить его ногу. Удачно, в рывке.

«Твои ноги в воздухе⁴»…

Что-то хлюпает, хлопает под замызганной серой тканью. Звук разрываемых связок звучит иначе, как и звук перелома. Значит, что-то в мертвом пацане устроено не так…

Он изворачивается, дергает свободной ногой. Отпускаю: противник не изучен, упорствовать в захвате не стоит.

Маленькое тело падает в туман, скрывается под ним целиком.

Плохо. Атаку снизу я не предусмотрел. Отступаю.

«Туру-туру-туру-туру», – шаг-шаг-шаг-шаг.

«Тум-туру-рум», – разворот на сто восемьдесят.

Молочные клубы под ногами вихрятся, словно их вспарывают изнутри. Будто сквозь них плывет крупная, быстрая рыбина.

«Посмотри, что-то плавает»…

Рыбак из меня так себе, но и «рыб» мог бы поступить умнее. Подкрасться незаметно, атаковать из тумана.

Резко смещаюсь в сторону, когда из клубов выныривает краешек черного капюшона.

«Зайди в воду», – ну уж нет, спасибо. Вода сама идет ко мне.

Идет и даже летит. Прыжок нечеловеческий: утопец буквально выстреливает телом ввысь.

Снова: ноги – корпус – стремительный выпад. Изловить за шкирку, за плотную ткань, впечатать колено в грудную клетку. Рвануть на себя!

Твареныш выкручивает плечевые суставы, лупит бездумно, неразборчиво. Попадает, вспарывает рукав рубашки – и руку под ним.

Боль проясняет голову, выбивает, как током, всю муть. Все становится ясным, прозрачным.

«Где же мой разум?»…

Зов к живому огню: именно так, не отпуская буйное тело, терпя удары. Боль уходит, но кровь продолжает сочиться.

Визг! В глаза мне летит смесь из воды и красноватого щебня.

Бью коленом, не целясь – тварь трепыхается, пытается выскользнуть. И выскальзывает, рыбкой летит вниз.

Челюсти смыкаются на моей щиколотке – это ж как надо извернуться!

Живой огонь. Визг!

«Туру-туру-туру-туру», – шаг-шаг-шаг-поворот.

«Тум-туру-рум», – пропустить «рыбку» мимо себя.

«Шу-ух» ногой по дуге, поддевая щебенку.