Словно прорвало плотину – Бессонова подхватили на руки и раз десять подбросили вверх. Тот не сопротивлялся, но не на шутку переживал, как бы не забыли поймать. Потом поставили и почти все без исключения, начиная с командира полка, подошли, отдали честь и пожали руку. Механики чувствовали себя именинниками – сияли как новые пятаки. Их тоже поздравляли, в отличие от Бессонова, хлопали по плечам, обнимали и твердили: «Ну вы, няньки, даете!» Обходили и рассматривали самолет.

Командир отвел Бессонова в сторонку и заговорил:

– Ты хоть знаешь, с кем имел дело?

– «Мессершмитт-109»… – начал было докладывать провинившийся, но командир прервал его.

– Я не про машину. Это стервятники из личной эскадрильи Геринга. У всех железные кресты за сбитые. Уже неделю на нашем участке. Сегодня пришла шифровка. Делают засады у аэродромов и долбят на взлете или при возвращении. У соседей вчера практически дома сбили четверых. Приказано усилить наблюдение, маскировку и продумать контрмеры. Я как раз летчиков собирал для этого и полеты прикрыл. Получается, пока мы думали, ты на практике показал… Все бы ничего, только как в дивизию прикажешь докладывать?

– Так и доложите, мол, обкатывали свой самолет… Кстати, двигатель ожил, никакого перегрева!

– Тебя механики, слышал, Бесом нарекли. За кого ж ты, Бес, меня держишь?

Бессонов понял, что гроза прошла мимо, и решил ковать железо покуда горячо:

– Вы для меня – товарищ командир. Летчики и механики вас уважают не за должность и звание. Я тоже. И прошу, как летчик летчика, разрешите мне летать. Поверьте, в воздухе от меня пользы будет больше, чем в техзоне.

– Не знаю. Что летчик – вижу, мне таких до зарезу не хватает… Но полк, сам знаешь, получает новые самолеты. Мыртов мне уже нудил на тему, что непонятно кто у самолетов ошивается, а ты, оказывается, еще и летать умеешь. Боюсь, не одному мне он по ушам ездит. Спасибо, комэски хвалят за подготовку и пристрелку вооружения. Хором просили его заткнуться.

– Возьмите меня ведомым. Проверьте в бою. Клянусь честью, не подведу.

– Я бы не против, но хоть какой-то документ у тебя есть? А то: «все сгорело, контузило и ничего не помню…»

– Документов нет. Есть справка из сельсовета.

– Вот и повесь ее на гвоздик, сам знаешь где. Твой сельсовет уже под немцем, поди? Решение такое: пока – нет, а дальше видно будет.

Увидел, как изменился в лице и погрустнел Бессонов, добавил:

– На ужине в летной столовой обмоем твои «мессеры», как положено.

Неожиданно в голосе седого солдата из униженно-просительных прорезались нотки металла:

– Прошу уволить. Рядовому составу как раз не положено в летной столовой. Мне, с вашего разрешения, было бы сподручней со старшиной Хреновым и другими механиками отметить.

– Приказ командира не обсуждается!

– Нет, товарищ командир. Воспользуюсь своим правом вольнонаемного. По доброй воле не пойду.

– Не понял. Может, обидел кто?

– На обиженных воду возят… А мне в кустики надо, – Бессонов срочно сменил тему разговора. – Мне приспичило, когда первого фрица увидел, все никак не добегу…

Он действительно рванул в сторону ближайших деревьев, за которыми вскоре и скрылся.

Павлов закурил. Прибежал дежурный:

– Вас «Коршун» к аппарату…

Командир оглянулся, все еще надеясь захватить Бессонова с собой. И с мыслью «во как бедолагу проняло» запрыгнул на подножку машины и поехал на КП.

* * *

– Павлов, твою мать, я же приказал – никаких вылетов! – устремил на кэпа поток красноречия комдив. – Ты знаешь, кого сбил?! Самого Хартинга! Густава Хартинга! Только привезли… Говорит: 104 победы в воздухе! Он, сука, целую дивизию сбил! Врет, наверное, собака! Он поражен и восхищен. Называет фамилии еще двух сбитых, но я их не знаю. Хочет, видите ли, с русским асом познакомиться, который их расстрелял в воздухе! Обойдется! Много чести! Ну, чертяка, у тебя же одного сбитого до героя не хватало, а ты сразу троих! Сегодня же отправлю представление… У меня командующий армией на проводе, потом договорим…

Когда в телефоне послышался отбой, майор Павлов положит трубку и задумался. Крепко задумался.

– Я все слышал, – сказал неизвестно откуда взявшийся комиссар. – Одно дело – ты вылетел обкатать свой борт, совсем другое, когда механик угнал. Даже не механик… Тут и политико-моральное состояние, и служба войск, и организация полетов – все в полном расстройстве. Под трибунал не отдадут, а с должности слетишь. Подумай, командир.

– Что ты предлагаешь?

– Сам знаешь. Бессонова заткну, не пикнет, не переживай. С ним сейчас Мыртов работает.

– Вот за Беса я как раз меньше всего переживаю. Он первый предложил мне именно такой выход.

– Ну и прекрасно. А с комэсками я поговорю, пусть молодежи языки укоротят.

– Заодно и мою совесть укороти, – зло бросил Павлов. – Мы с тобой – офицеры, поговаривают, скоро погоны вернут, не знаешь для чего? Я думаю, чтобы мы гордились, помнили и продолжали лучшие традиции русского офицерства. А те за потерянную честь пулю в лоб себе пускали. Неужели не читал? Бес летать мечтает… Таких стервятников приземлил… Ты хоть понимаешь, что это за летчик! – потом, словно очнувшись: – Чего Мыртову от него надо?

– Так самолет угнал…

– Где они?

– Мыртов поспрошает и отпустит. Заодно страху в штаны добавит, чтобы не лез куда не надо и пасть заткнул.

– Андрей Семенович, ты же сам летчик. Недавно «душой солдата» стал. Неужели ты его не понимаешь?

– Командир, начальник штаба вчера доводил приказ о повышении бдительности и все такое… А тут, как ни крути, налицо самоуправство.

– Ладно. Лично разберусь. Вы с Мыртовом Беса не трогайте. А потом, поверь на слово, мы еще будем гордиться, что служили с ним в одном полку.

Вбежал дежурный:

– Комдив запрашивает разрешения на посадку.

Командир полка с комиссаром пошли встречать.

* * *

– Как не ты? – комдив удивленно уставился на Павлова. – А кто? Лукин? Мелешко?

– Есть у меня один уникум. Он даже и не летчик по штату. Механик. Умоляет разрешить летать, а у него ни одного документа.

– Умеешь ты, Павлов, праздник испортить. Я ему Героя и заначенный под особый случай «Арарат», а он мне – «не я»! Вспомни, когда ты мне про три сбитых «мессера» докладывал? Не про три потерянных, а три сбитых, твоим полком? Не помнишь? И я не помню… Покажешь?

– Что?

– Не что, а кого. Я про уникум твой.

– Андрей Семенович, – повернулся командир полка к комиссару, – приведи сюда Бессонова.

– Не, я тебя понимаю, потери большие, молодняк – зеленый, но не механиков же сажать в истребители. Хотя, если у тебя все механики такие…

– Не все. Врать не буду…

Командир не успел закончить, в дверь постучали. В проеме показался старшина Хренов в своем замызганном комбезе и белых от пыли сапожищах.

– Разрешите войти, товарищ полковник?

– А, Хренов, здорово.

Комдив встал навстречу и протянул руку своему бывшему механику.

– Проходи, рад видеть. Чего грустный такой? Хата сгорела?

– Я виноват. Судите меня за самоуправство, а Бессонова отпустите, – казалось, еще чуть-чуть и здоровенный мужик заплачет.

– Так, Михалыч, успокойся, присядь. Говори, что случилось.

– Мыртов разбил Бессонову нос и посадил в подпол, на гауптвахту, охрану выставил. Ждет, когда за ним опергруппа приедет. Уже настучал… Нельзя Беса в Особый отдел. Не за что. Я виноват, с меня и спрашивайте.

– Будет за что, спросим… Где эта гауптвахта? Пошли…

* * *

Щурясь после темного подвала, Бессонов разглядел командира полка и незнакомого полковника рядом. Вид у Беса был, мягко говоря, не очень. Разбитые губы, синяк под глазом и распухший нос без лишних слов показывали, как прошел первый допрос.

Одернул гимнастерку, на которой каплями запеклась кровь, застегнул верхнюю пуговицу. За их спинами мялся Мыртов, в углу за столом, опустив голову, сидел Хренов. Ничего хорошего для себя от этой встречи он не ждал. Замялся в нерешительности.

Полковник первый нарушил неловкую тишину:

– Что молчишь, уникум?

– С вашего позволения, Бессонов Павел Григорьевич. Извините, что в таком виде…

– С вашим видом разберемся позже, – полковник оглянулся на оперуполномоченного и неожиданно перешел на «вы»: – Скажите, как вам удалось сбить трех фрицев за один вылет?

– Боялся, что больше не дадут, поэтому оторвался от души.

– Нормальный ход! Он еще и юморит!

– Простите, я вас не знаю… В смысле рассказывать как летчику или как прокурору?

– Перед тобой, Бессонов, комдив. Выключай дурака и говори по-человечески, – вмешался командир полка.

– Простите, товарищ комдив, – Бессонов щелкнул каблуками, боднул головой. – Виноват, но…

– Что еще? – начал терять терпение майор Павлов.

– Наш разговор был бы гораздо продуктивней, если бы товарищ оперуполномоченный подождал за дверью.

Комдив повернулся к Мыртову:

– Иди, доложи майору Васильеву, что выезд опергруппы отменяется… Ну, присаживайтесь, товарищ Бессонов.

Бес сел поближе к Хренову, тот шепнул:

– Говори как на духу. Им можно…

– Тогда так. Очень хотел показать старшине, что умею не только гайки крутить. Уговорил. У меня летный стаж больше, чем многим нашим пилотам лет. И боевой опыт тоже. Первая мировая, Испания, Китай… 16 освоенных самолетов. Боевые вылеты не считал, а сбитых лично на сегодня 43. Первый на «фармане» в октябре 1914 года. Из «нагана» прострелил голову наглому фрицу, последние – сегодня. Не скажу, что легко, вернулся весь в мыле, но «Як-1» – это сказка, а не самолет! Не бить на нем немцев – грешно! Детали не спрашивайте, чтобы зря не попасть под раздачу, но знайте – никогда и ничего я не делал во вред своей родине.

– Офицер?

– Да.

– Почему не в Красной армии?

– Когда наши бывшие дворовые убили отца и пошли на маму и сестру с вилами, пришлось двоих пристрелить. Потом долго бегали по пылающему югу. Сумел вывезти их в Париж. Эмиграция, будь она проклята.

– А как здесь оказались?

– Коротко? Я с фашистами познакомился в Испании. Оккупацию Франции застал в Марселе. Когда Гитлер попер на Россию, я на пароход и в Турцию, потом Тегеран. Уговаривал наших взять с собой, но нарвался на брата Мыртова. В смысле, такого же. Арестовали, подопрашивали и выпустили еще краше, чем сегодня. Нашел контрабандистов, обещали переправить, но ограбили и продали… плен… зиндан. Полгода ломали, чтоб веру сменил. Когда уже колени опухли и ходить не мог, отпустили, чтобы отполз и сдох где-нибудь в канаве. А я пополз к границе. Без документов и денег. Только здесь узнал, что фриц уже на Дону. Остальное вы знаете…

– Звания? Награды?

– Французские, испанские и китайские не считаю. От Родины получил три ордена и звание штабс-капитана.

– Почему сразу не рассказали?

– Кому? Мыртову? Хватит, насиделся в яме – летать хочу. Фашистов бить хочу. Сегодня я глубоко удовлетворен, если завтра расстреляют, умру спокойно – что успел, сделал. Извините за пафос.

Воцарилась неловкая пауза. Свалившаяся информация требовала анализа. Только Хренов приободрился и под столом показал Бессонову большой палец. Тишину нарушил комдив:

– Павел Григорьевич, я правильно назвал? Вы сами как видите свое место в полку?

– Я уже просил командира взять ведомым… Хоть рядовым, хоть без звания. Буду летать куда и когда угодно. Личный счет, награды, звания – по боку. Только доверьте. Выгоните, пойду к штурмовикам проситься в стрелки. Я самолет и оружие чувствую на уровне рефлексов. Не знаю как, но это есть.

– Густав Хартинг сегодня подтвердил…

– А вы его откуда знаете?

– Интересное дело! Вы же сами его сегодня завалили!

– Хартинга?!

– Вы что, знакомы?