Изабелла вздохнула с облегчением, да и Эмма не могла не порадоваться таким новостям, ведь их батюшка тут же успокоился, сколь то позволяла его нервическая натура. И все же произошедшее так его взволновало, что он не мог долее спокойно оставаться в Рэндаллсе. Мистер Вудхаус был рад узнать, что дорога домой безопасна, но ничто не могло бы убедить его, что безопасно и продолжить вечер, и покуда все пытались уговорить его остаться подольше, мистер Найтли и Эмма быстро решили дело:

– Ваш батюшка беспокоится, не лучше ли вам собраться в путь?

– Я готова, ежели готовы другие.

– Я позвоню?

– Да, пожалуйста.

Мистер Найтли позвонил в колокольчик и велел закладывать. Эмма надеялась, что совсем скоро оба ее неугомонных спутника благополучно отправятся по домам, где один сможет прийти в себя после крепких напитков и остыть, а другой – обрести долгожданный покой после столь утомительного вечера.

Экипажи были поданы. Мистера Вудхауса, как всегда в таких случаях, усадили первым, однако, увидев, что снег действительно выпал, а ночь оказалась гораздо темнее, чем он ожидал, тот разволновался вновь. Никакие уверения провожавших его мистера Найтли и мистера Уэстона успокоить его не могли. Поездка, он опасался, их ждала непростая. Как же ее перенесет бедняжка Изабелла? А несчастной Эмме придется ехать в карете позади. Что же делать? Нужно непременно держаться как можно ближе друг к другу. И после таких причитаний Джеймсу было велено ехать медленно и не оставлять вторую повозку далеко позади.

С ним села Изабелла, а за своей женой вполне естественно последовал и Джон Найтли, позабыв о том, что сюда он ехал с другими попутчиками. В общем, когда мистер Элтон сопроводил Эмму ко второму экипажу и сам забрался в него же, а за ними, как и положено, захлопнули дверцу, то обнаружилось, что ехать им предстояло наедине. До сегодняшнего дня подобное обстоятельство ничуть бы ее не смутило, а даже наоборот, порадовало: она свела бы разговор к Харриет, и три четверти мили пролетели бы в один миг. Однако после возникших подозрений Эмма предпочла бы избежать подобной поездки. После всего вина, которое он выпил у мистера Уэстона, мистер Элтон наверняка начнет нести всякую чепуху.

С намерением привести его в чувство своей собственной сдержанностью Эмма приготовилась со всей невозмутимостью и важностью говорить о погоде и позднем вечере, однако не успела она сказать и слова, не успели они выехать за ворота и догнать первую карету, как вдруг ее перебили, схватили за руку, потребовали внимания и стали пылко изъясняться в любви, радуясь столь чудесной возможности. Мистер Элтон стал говорить что-то о чувствах, которые для нее, несомненно, уже не были тайной, с надеждой, со страхом, с обожанием, с готовностью умереть в случае отказа, но все же лелея в душе мысль, что его горячая привязанность, безмерная любовь и безграничная страсть не могли не оставить ее равнодушной – одним словом, он с самыми серьезными намерениями надеялся на скорейшую взаимность. Это был не сон. Безо всяких угрызений, без оправданий мистер Элтон, возлюбленный Харриет, беззастенчиво признавался в любви ей, Эмме. Она пыталась его остановить, но тщетно: он не умолк, пока не высказал все. Когда же ей наконец удалось вставить слово, то, несмотря на переполнявшее ее негодование, она смогла удержаться от грубостей, понадеявшись, что в нем говорит вино, а не рассудок, и через некоторое время он образумится. Полусерьезно, полушутя – в манере, которая, как она полагала, будет понятнее всего захмелевшему человеку, – Эмма ответила:

– Мистер Элтон, я поражена. Говорить все это мне! Вы забываетесь, вы приняли меня за мою подругу. Я с радостью передам мисс Смит любое ваше послание, но меня, прошу, от подобных признаний избавьте.

– Мисс Смит!.. Послание мисс Смит!.. И как прикажете это понимать?.. – И он повторил ее слова в такой кичливой манере, с таким напускным изумлением, что она не удержалась и тут же воскликнула:

– Мистер Элтон, ваше поведение возмутительно! Вы не в себе – лишь так я могу его объяснить. Иначе бы вы не позволили себе ни говорить со мной, ни отзываться о Харриет в подобном тоне. Лучше молчите – тогда я постараюсь забыть об этом недоразумении.

Однако выпитого мистером Элтоном вина хватало как раз, чтобы придать ему смелости, не помутив при этом рассудок. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что говорит, и отметил такого рода подозрения спутницы как крайне оскорбительные. Упомянув, что он, конечно же, со всем почтением относится к мисс Смит как к ее подруге – однако не понимает, при чем здесь вообще мисс Смит, – мистер Элтон вернулся к своим пылким признаниям, с нетерпением ожидая благоприятного ответа.

Чем больше Эмма осознавала, что он трезв, тем большее негодование вызывали у нее его непостоянство и наглость. Теперь уже она отвечала, не делая былых попыток быть вежливой:

– Сомнений больше нет. Вы выразились предельно ясно. Мистер Элтон, моему изумлению нет предела. После того отношения к мисс Смит, тех знаков внимания, коим я была свидетельницей целый месяц изо дня в день, обращать подобные речи ко мне? Что за неслыханная ветреность! Поверьте, сэр, мне ничуть не льстит быть предметом такого рода признаний.

– Боже мой! – воскликнул мистер Элтон. – Что все это значит?.. Мисс Смит!.. Да я и не думал о мисс Смит… И никогда не оказывал ей знаков внимания иначе как вашей подруге, никогда не волновало меня ее существование иначе как вашей подруги. Ежели она вообразила что-то иное, ежели обманулась своими собственными мечтами, то я искренне сожалею… Мисс Смит! Подумать только!.. О, мисс Вудхаус! Кто подумает о мисс Смит, когда рядом мисс Вудхаус! Нет, клянусь честью, ветреность мне не свойственна. Я думал лишь о вас. Лишь вам я оказывал знаки внимания. Все мои слова и все мои действия в эти прошедшие недели были призваны выразить мое обожание вам. Быть не может, чтобы вы и в самом деле в этом сомневались. Нет! – вскричал он и многозначительно добавил: – Уверен, вы прекрасно все понимали.

Невозможно было сказать, какое именно чувство испытала Эмма. Вернее, какое именно из всех охвативших ее недобрых чувств в ней возобладало. От их переизбытка она потеряла дар речи, но это короткое молчание вновь вселило надежду в мистера Элтона, и, попытавшись опять схватить ее за руку, он радостно воскликнул:

– Очаровательная мисс Вудхаус! Позвольте мне истолковать ваше выразительное молчание: вы давно меня поняли.

– Нет, сэр! – запротестовала Эмма. – Отнюдь! Я не только вас не понимала, но и до настоящего момента имела совершенно неверное представление о ваших видах. О вашем признании могу сказать лишь одно: мне очень жаль, что вы дали волю своим чувствам… Этого я желала меньше всего… Ваша привязанность к Харриет, ваши старания завладеть ее, как мне казалось, вниманием доставляли мне огромную радость, и я искренне желала вам успеха. Однако заподозри я, что причиной ваших частых визитов в Хартфилд является вовсе не она, то тут же перестала бы их поощрять. Правильно ли я понимаю, что вы никогда не искали расположения мисс Смит? Что никогда не имели на нее видов?

– Никогда! – воскликнул он, глубоко оскорбленный. – Никогда, уверяю вас! Чтобы я имел виды на мисс Смит?! Мисс Смит – девушка славная, и я буду счастлив, коли она удачно выйдет замуж. Я желаю ей всяческих благ и не сомневаюсь, что найдутся мужчины, которые не против… Словом, каждому свое, однако я до такого еще не дошел. Я не настолько отчаялся найти партию, равную себе, чтобы иметь виды на мисс Смит! Нет, мисс Вудхаус, в Хартфилд я приходил лишь ради вас, и встречая с вашей стороны поощрение…

– Поощрение! С моей стороны!.. Сэр, вы глубоко заблуждаетесь. Я всегда видела в вас лишь поклонника моей подруги. Только в таком свете вы значили для меня больше, чем простой знакомый. Я очень сожалею об этом недоразумении, но рада, что оно наконец прояснилось. Если бы вы и далее продолжили в том же духе, то ввели бы мисс Смит в немалое заблуждение относительно ваших намерений. Вероятно, ей, как, впрочем, и мне, неизвестна эта очевидная для вас, мистер Элтон, разница в положении. Но, увы, вам пришлось столкнуться с разочарованием, чувство которого, я полагаю, долго не продлится. Я же пока что замуж не собираюсь.

От злости мистер Элтон не мог вымолвить ни слова, а Эмма своим решительным видом показывала, что мольбы бесполезны. В таком состоянии нарастающего недовольства и взаимного негодования они вынуждены были ехать в обществе друг друга еще некоторое время, обреченные по милости мистера Вудхауса и его страхов тащиться со скоростью пешего человека. Не будь они так сердиты, оставшийся путь прошел бы в неловком молчании, однако их прямолинейность не оставила места для смущения. Они не заметили, как карета свернула на Пастырскую дорогу и как остановилась у дома мистера Элтона. Когда дверцу открыли, он вышел, не проронив ни слова. Эмма все же сочла нужным пожелать ему доброй ночи. Последовал холодный и высокомерный ответ, и Эмма, в ужасно раздраженном состоянии, продолжила свой путь в Хартфилд.

Дома ее с величайшим восторгом встретил отец, который содрогался от ужаса, представляя себе все опасности поездки от Пастырской дороги: ведь ей пришлось ехать совсем одной и миновать такой крутой поворот, да еще и с посторонним кучером, а не с их опытным Джеймсом! Казалось, для всеобщего счастья только возвращения Эммы и не хватало: мистер Джон Найтли, устыдившись своего прежнего дурного настроения, был сама доброта и забота. Стремясь угодить тестю, он охотно соглашался признать многочисленные достоинства овсянки, хоть и не был готов составить компанию за ее вечерним приемом. Словом, конец дня принес мир и покой всем в их небольшой компании, кроме Эммы. Никогда еще она не была взволнована столь сильно, и ей стоило больших усилий притворяться перед всеми учтивой и веселой. Лишь когда настало время отходить ко сну, Эмма смогла спокойно предаться размышлениям.

Глава XVI

Волосы были закручены, служанка отпущена, и Эмма наконец погрузилась в мысли и терзания… Какой кошмар! Все ее мечты рухнули! Хуже не придумать! Какой удар для Харриет!.. Именно последняя мысль задевала ее более всего. О произошедшем невозможно было думать без боли и унижения, но в сравнении со злом, причиненным Харриет, все это было ничто. Эмма с радостью согласилась бы на еще большие страдания, боль и унижение, лишь бы последствия ее ужасного заблуждения коснулись ее одной.

– Ах, если бы только я не убедила Харриет влюбиться в него! Я бы вынесла что угодно, стерпела бы, будь он хоть вдвойне наглее… Но бедная Харриет!

Как она могла так обмануться!.. Он заявил, что никогда не имел видов на Харриет… никогда! Эмма постаралась вспомнить события прошедших недель, но в голове ее все смешалось. Сделанное предположение овладело ею, и все его поступки она толковала лишь так, как желала. Но, вероятно, и он вел себя неопределенно, держался двусмысленно и колебался, иначе не ввел бы ее в такое заблуждение.

А портрет! Как увлечен он был портретом!.. И шарада!.. И сотни других мелочей… Все они, казалось, так ясно указывали на Харриет. Надо признать, что строки про «острый ум» сразу ее удивили, но ведь в шараде упоминался и «нежный взгляд»… Словом, стих не подходил ни одной из них. Все намешано в одну кучу, попробуй тут разберись! Безвкусный, бессмысленный бред.

Конечно, Эмма часто, особенно в последнее время, замечала, что мистер Элтон с ней чрезмерно любезен, однако полагала, что это всего лишь своеобразная манера держаться – а точнее, неумение держаться в силу недостатка опыта и вкуса, лишь очередное свидетельство, что он не всегда вращался в лучшем обществе, что при всей его обходительности ему все же не хватало естественной, природной утонченности. Но до сего дня ей никогда, ни на одну секунду не приходила в голову мысль, что все это значит нечто иное, чем просто благодарное уважение к ней как к подруге Харриет.