Отчего-то только сейчас Кристиан начал осознавать одну вещь. Прошлой осенью Слава играла перед ним некую роль – смиренной и ласковой пташки, всеми силами желая, понравиться ему и завоевать расположение. Но в настоящее время, видимо, уже изрядно остыв к нему за все эти долгие месяцы разлуки и взращивая в своем сердце обиду, девушка не хотела играть роль, а была сама собой. Как раз поэтому она нынче постоянно что-то доказывала ему, открыто спорила и совсем не боялась вызвать его гнев. Но именно эти качества, которые она так умело скрывала в себе осенью, сейчас завораживали молодого человека.

И в его душе появилось новое неведомое чувство. Он понял, что хочет укротить эту непокорную прелестную лань, которая, похоже, намеревалась противостоять его приказам. И это было удивительно. Ведь остальные люди, будь то мужчины, а в особенности женщины, боялись его и пытались исполнить все его повеления, даже не прекословя. А эта юная пташка храбрилась. Не похожая на других, она была уникальна, раз собиралась противостоять ему. Ему, фон Рембергу! Самому суровому, жесткому и опасному служителю Повелителя Тьмы. Он знал – ей не справиться с ним. Но ее искреннее желание и вера в то, что ей удастся противостоять ему, завораживали Кристиана настолько, что он готов был дать ей шанс на это ее противостояние.

Фон Ремберг попытался завязать разговор. Но Слава явно была не расположена к беседе и отвечала односложно. Разговор не клеился.

– И часто вы вместе с Григорием Ивановичем трапезничаете на кухне? – спросил Кристиан.

– Иногда.

– Людвиг доложил мне, что вы постоянно помогаете Матильде.

– Да, бывает.

– Насколько я помню, сударыня, я запретил вам общаться со слугами и уж тем более выполнять работу прислуги.

Слава обратила на него непокорный взор и твердо ответила:

– Сударь, ваши запреты прямо умиляют меня. Я взрослый человек и сама могу решить с кем и когда мне общаться, со слугами или нет. И если вы думаете, что общение с Матильдой может навредить мне, это лишь ваши заблуждения, которые я прошу оставить при себе.

Мрачно взглянув на девушку, фон Ремберг напрягся, ощущая, что она просто издевается над ним, похоже, не собираясь подчиняться, как это было полгода назад.

– Я вижу, вы хорошо выучили роль непослушной, своенравной жены за то время, пока я был в отъезде.

– И что же, вы накажите меня?

– Вы удивитесь, но у меня уже возникло такое желание, – парировал язвительно молодой человек.

– Неужели розгами? Или поставите на горох? – лилейным голосом поинтересовалась она.

В ее словах явно читалась насмешка. Кристиан медленно проглотил кусок омлета. Неожиданно у него возникло неистовое желание действительно наказать эту девицу за неповиновение: посадить в холодный подвал без еды или хотя бы выпороть. Но он тут же взял себя в руки, не желая показать ей свою слабость. Он как-то беззлобно оскалился ей в лицо и глухо ответил:

– Впрочем, я думаю, что наказание ни к чему не приведет. Ибо вы упрямая своевольница, которая решила испытывать мое терпение. Но, поверьте, я не буду уподобляться примитивным созданиям мужского пола и теперь оставлю все как есть. Нравится вам стряпать на кухне, так стряпайте, мне все равно.

Они вновь замолчали, продолжив трапезу. Словно дуэлянты, молодые люди то и дело поглядывали друг на друга острыми изучающими взорами, и каждый думал, что он выиграл этот словесный поединок.

– Я хотела бы вас спросить об одной вещи, – вдруг произнесла Слава, вскинув на него пронзительный яркий взгляд.

– Да?

– Вы могли бы назвать мне имя графа, которому отдали в уплату долга мой алмаз?

Перестав жевать, фон Ремберг упер цепкий взор в красивое лицо девушки и помрачнел.

– Зачем это вам?

– Я… – она замялась и уже более настойчиво добавила: – Мне надобно это знать. Будьте любезны, скажите мне его имя.

Прищурившись, Кристиан тихо ответил:

– Я не отдавал камень ему. А продал его и отдал долг деньгами.

– Продали кому?

– Одному ростовщику, – пожал плечами фон Ремберг, стараясь ни единым жестом не выдать своей лжи.

– А его имя? Вы помните его имя?

– Нет, – вымолвил он. – И вообще не пойму, зачем вам имя ростовщика?

– Мне очень нужно знать, – почти взмолилась Слава.

– Нет, к сожалению, я не помню его.

– А его лавка? Где она находится?

– Где-то у речки на окраине Морской улицы, по-моему, но точно не помню. Вы же знаете, там куча разных лавок. Я лишь искал того, кто даст больше за камень. Рудольф возил меня. Тогда был поздний вечер, и я не запомнил места. Возможно, Рудольф помнит эту лавку.

Слава ощущала, что он что-то недоговаривает. Рудольф был одним из кучеров. В эту пору он по поручению Кристиана уехал в Берлин с поверенным фон Ремберга. Девушка нахмурилась и решила, что надо подождать возвращения Рудольфа. Тяжело вздохнув, Слава внимательно посмотрела на мужа, на лице которого застыло бесстрастное выражение. Ей в голову пришел очередной щекотливый вопрос.

– Сегодня у порога мой спальни лежал белый громадный зверь. Вы что-нибудь знаете о нем, сударь?

Этот вопрос мучал ее с самого раннего утра. Кристиан удивленно вскинул брови и спросил:

– А что мне надобно знать?

– Этот пес ваш? Или его привел кто-то из слуг? – поинтересовалась настойчиво девушка и по ее телу вновь прошел неприятный холодок, едва она вспомнила про того парня-убийцу именно с таким же волком.

Фон Ремберг бросил на нее пронзительный взгляд и ответил давно заготовленной фразой:

– Этот пес, как вы выразились, зверь жил в этом поместье еще с прежними хозяевами. Мы пытались его выгнать, но он слишком хитер и вновь возвращается. Так что мы смирились с его присутствием в усадьбе. Он не опасен. Матильда прикармливает его на кухне, и оттого он почти ручной. Вам не стоит бояться его. Он не причинит вам вреда, Слава.

– И где же он был до того, и отчего я его никогда не видела ранее?

– Не знаю, это весьма чудной пес. Он может убегать из поместья на месяц или даже полгода, потом возвращается вновь. Он сам себе хозяин.

Девушка окинула подозрительным взором мужа, ощущая, что не слышала более странной непонятной истории.

Фон Ремберг неожиданно улыбнулся ей, так добродушно и искренне, что она окончательно опешила. Слава невольно сглотнула ком в горле, пытаясь вспомнить, видела ли когда-нибудь, чтобы ее муж улыбался. Однажды это случилось, но то была вымученная улыбка, после того как она избавила его от боли. Но в данный миг его улыбка, открытая и притягательная, украсила его лик, сделав суровые черты лица гораздо мягче и приятнее.

Около десяти, когда молодые люди закончили трапезу, в столовую заглянул дворецкий и доложил:

– Господин Артемьев вернулся. Он ожидает вас в кабинете, госпожа.

Имя Артемьева произвело должный эффект на Кристиана. Он тут же напрягся и, устремив на девушку взгляд-лезвие, приказал:

– Оставайтесь здесь, сударыня. Я сам поговорю с ним о делах.

Фон Ремберг быстро встал из-за стола, небрежно бросив салфетку на стол, и стремительно направился прочь из столовой.

– Но сударь… – попыталась возразить ему Слава, так же вставая из-за стола, но за молодым человеком уже закрылась дверь.

* * *

Каминные часы в открытой гостиной со звоном пробыли одиннадцать, когда Слава в очередной раз прошлась по темному паркету в коридоре у кабинета мужа. Хотя дверь была закрыта, Слава отчетливо слышала, как фон Ремберг говорит с Гришей ледяным угрожающим тоном, будто пытается его запугать или наказать словами. В своих речах он придирался к каждой цифре, к каждому ответу Григория. Упреки и обвинения так и сыпались градом. Слава понимала, что Артемьев вряд ли может противостоять этому неуживчивому жесткому человеку.

Спустя некоторое время дверь с грохотом отворилась, и из кабинета вылетел бледный Григорий с лихорадочно горящим взором. На его лице читалась досада и мука. Слава бросилась навстречу и заботливо спросила:

– Гриша, тебе нехорошо?

– Все в порядке, сестрица, – прошептал он

Его блуждающий взгляд вообще не различал девушки, которая стояла перед ним.

– Но на тебе лица нет, – пролепетала озадаченно она, прикоснувшись к его руке.

– Господин Артемьев, – раздался позади молодых людей громкий голос фон Ремберга. Они невольно обернулись к нему. Кристиан стоял в дверях кабинета и испепелял их недовольным взглядом. Он повелительно приказал: – Жду вас в пятницу с результатом подробной переписи всех служащих и крестьян. Поименно, с ремеслом и всеми домочадцами.

– Слушаюсь, господин фон Ремберг, – промямлил тихо Гриша и медленно попятился к парадной, вытянув локоть из ладони девушки.

– Да, и не забудьте сегодня же переехать на жительство в хозяйственный дом.

Фон Ремберг добавил это таким угрожающим тоном, что Гриша, как ошпаренный, отскочил от Славы и, на ходу бросив ей слова извинения, вылетел в парадную.

Удрученно она смотрела вслед брату, который, выхватив из рук дворецкого шляпу и перчатки, почти выбежал на улицу.

– Сударыня, – раздался позади нее голос Кристиана.

Стремительно обернувшись к мужу, Слава невольно вздрогнула, так как вообще не услышала, как фон Ремберг приблизился к ней. Он стоял всего в шаге от нее и взором властно сверлил ее лицо, словно хотел проникнуть в ее существо. Осуждающе вскинув взгляд на мужа, она глухо сказала:

– Вы прекрасно знаете, что переписать всех людей за три дня невозможно. На это уйдет несколько недель!

– И что же? – задиристо спросил фон Ремберг и улыбнулся ей кончиками губ.

И тут Слава все поняла. Фон Ремберг нагрузил Гришу невыполнимой работой умышлено, преследуя свои тайные умыслы.

– Вы специально дали ему поручение, которое нельзя выполнить за три дня! – пораженно выдохнула она ему в лицо.

– Да. Я желаю, чтобы этот человек не показывался у нас в доме ближайшие две недели, – произнес он многозначительно.

– Вы так жестко говорили с ним, он не заслужил подобного!

– Он всего лишь управляющий, сударыня. И к тому же он пока не доказал мне свою преданность и умение управлять делами поместья. Я еще присматриваюсь к нему.

Кристиан вдруг наклонился к ней и, обхватив ее руку, поцеловал пальцы. Слава стремительно выдернула руку из его широкой ладони и воскликнула:

– И что же, отныне Гриша будет жить со слугами?

– Нет. Он будет занимать комнату в хозяйственном доме, как и все мои управляющие, – растягивая слова, прохрипел он, не спуская с ее глаз поглощающего фиолетового взора.

– Но это несправедливо. Гриша мой брат и… – попыталась возразить она.

Фон Ремберг тут же вперил в нее мрачный угрожающий взгляд и процедил:

– Сударыня, если вы надеетесь, что я и дальше позволю этому мальчишке проживать в моем доме, вы глубоко ошибаетесь.

Лишь пару раз девушка моргнула, понимая, что спорить с фон Рембергом бесполезно.

– У вас просто нет сердца, сударь! – выпалила она нервно и, высоко подняв юбку, быстро направилась вверх по лестнице.

Глава VIII. Кристиан

До вечера день тянулся невозможно медленно.

Слава провела это время в своей спальне, опасаясь вновь встретиться с фон Рембергом. Этот мужчина, который вновь появился в ее жизни, казался ей в настоящее время мрачным и вызывающим. Он возбуждал в ее душе яростное непокорство и непреодолимое желание выйти из-под его власти. Она не понимала, отчего он выставил Гришу из их дома, а ее терзал своим обществом и придирками. Но одно она знала точно, что совсем не хочет, чтобы этот человек отныне был ее мужем. Раньше, полгода назад, фон Ремберг искренне нравился ей. Он был вежлив, галантен и приятен. Но тогда он был холоден и безразличен к ней. Сейчас же, после своего возвращения, он стал вообще невыносим и как будто специально делал все, чтобы свети ее с ума своими действиями и словами.