Прежде всего, необходимо подготовить общественность к тому, что Думу надо открывать в кратчайшие сроки и чем раньше случится сессия, тем лучше. Для этого народу предстоит донести, что появилась нешуточная угроза в виде новой беспощадной террористической ячейки, боевики которой кошмарят Петроград без разбора. И в такой ситуации правительство де-юре и де-факто идёт навстречу и собирает раньше положенного думскую сессию, чтобы, между прочим, не ставить под угрозу имеющуюся и сложившуюся государственность.

Как донести?

Все просто.

Газета в условиях 1917 года – главный пропагандистский рупор. Именно через газеты формируется настроение общественных масс. Забавно, но мысли кучки самонапыщенных гавнюков и пропагандонов оппозиции в конечном счёте транслируются обществом. По крайней мере, той его частью, которая активная и грамотная в своем ядре. Именно поэтому закручивание гаек Протопопов решил начать с прессы. И кстати, от того же прежний Протопопов столько возился с созданием собственной газеты «Русская воля», где главной звездой был яркий и непревзойденный господин Амфитеатров – «король фельетонов».

Протопопов позвонил Александру Валентиновичу лично и пригласил отужинать сегодня же. Амфитеатров малость смутился, что ужинать предстоит в кабинете министра, а не где-нибудь в «Палкине» на виду и на людях. Поначалу заявил, что у него уже запланировал вечер, но больно уж настойчива была просьба господина Протопопова. Из разряда тех, когда не отказывают, даже если сильно хочется.

Встреча была назначена на шесть.

К этому времени Александр Дмитриевич заварил чай покрепче, как любил и расположился в кресле. Однако Амфитеатров, как всякий честный творческий человек опоздал и явился только к половине седьмого.

Сразу в дверях он начал извиняться, говорить, что совсем не ожидал и вообще опоздал, потому что видите ли забыл дома шляпу, а потом и кошелёк. Рассказывал он это с таким запалом и выдумкой, что опытный писака чувствовался в нем за версту. За сим «король фельетонов» просил его простить и попросил перейти к делу, потому как.

– Времени у меня есть пять минут, не более, – сказал он.

– Присаживайтесь, присаживайтесь, – улыбкой ответил Протопопов.

Амфитеатров грузно сел, с трудом протискивая пятую точку в кресло, а он был человек отнюдь немаленький и, судя по всему, немалое место отводил в своей жизни сладкому и мучному. Поэтому, чем старше он становился, тем больше полнел.

Вытащил платок и начал протирать струящийся по лицу пот – вымотался. Такого кабанчика бы в руки Александру Дмитриевичу, да на сборы в те же Ессентуки (на которые, кстати у Протопопова имеются далеко идущие планы) и получился бы толковый борец.

Протопопов разлил чай по стаканам, улыбнулся уголками губ.

– Как ваше ничего, Александр Валентинович?

– А, – он махнул рукой. – Вот точно, что ничего, Александр Дмитриевич.

– Вдохновения нет? – делано обеспокоился министр.

– Когда ж оно есть? Я ничего стоящего не писал с «Сестёр», это уж точно. Один сборник рассказов за весь год выпустил!

– Вон как.

– Вообще работа не идёт, дрянь.

– Может на вас так Петроград влияет? – Протопопов открыл ящик своего стола, достал газету «Русская воля» от 7 января и небрежно бросил журналисту на колени.

Амфитеатров взглянул на номер. Вжался в кресло.

– Вы это о чем это изволите говорить, Александр Дмитриевич?

– Страницу третью откройте и читайте.

Амфитеатров открыл газету на той самой странице, о которой шла речь. Прочитал вслух.

– Заметка о деятельности одного из руководителей московских правых В.Г. Орлова в 1913–1916 гг. И? – уставился он на собеседника.

– Как вам заметочка?

– Как, – Амфитеатров напыщенно фыркнул, попытался положить ногу на ногу, но бросил эту затею. – Так мы правду пишем, как вы знаете, независимо о политических взглядов и убеждений. Замалчивать и врать я в «Русской воле» не собираюсь!

Амфитеатров отложил газету на стол и гордо вскинул подбородок.

– Не собираетесь, Александр Валентинович? – заинтересовался министр.

– Уважаемый господин министр, если Вы на эту тему изволите говорить, то говорить нам право не о чем, – Александр Валентинович демонстративно зевнул, показывая, что заскучал. – Да и времени у меня ровным счетом нет.

– Уверены? – подбоченился Протопопов. – До меня вот слухи разные доходят, что вы аналогичную статейку про меня пишите и изрядно стараетесь?

– Так, вы как знаете, а мне этот разговор не нравится! Вопросы журналистики я с вами обсуждать не буду. Ни сегодня, ни завтра, ни вообще когда-нибудь. Вот перестанете быть министром, тогда может быть и поговорим по душам. Тем более, что пять минут, о которых я говорил, вышли и мне самая пора отклоняться.

Амфитеатров засобирался тотчас. Начал подыматься из кресла, в которое с таким трудом сел. Застрял.

– Давайте ка я вам помогу подняться, Александр Валентинович.

А потом, то ли потому что Александр Валентинович был неаккуратный человек, то ли потому что Александр Дмитриевич неудачно подал ему руку. Но чашка чая как бы ненароком перевернулась между ног журналиста, застрявшего в кресле.

– Ай-я-й! Аккуратнее!

Амфитеатров подскочил вместе с креслом. Выбил из рук министра чашку, разбил.

В кабинет тотчас заглянул Федя, но Протопопов поднял руку – свободен.

Чай горячим пятном расплылся по брюкам уважаемого журналиста.

– Больше я у вас не ногой! – затарахтел Александр Валентинович. – Хотите вызывайте повесткой, хотите арестовывайте, но меня здесь по доброй воли не…

Господин Протопопов вдруг достал свой Кольт и заставил Амфитеатрова заткнуться, вставив холодное дуло тому в рот.

– Опаньки какое недоразумение, Александр Валентинович. Присаживайся дорогой.

– Вы… вы… – Амфитеатров начал задыхаться.

– Мы, мы, – Протопопов взвёл курок. – Садись, дорогой. Потолкуем.

Амфитеатров не ослушался.

Уселся.

Бледный и перепуганный на смерть.

Совершенно непривычный к такому обращению от кого бы то ни было.

Протопопов вытащил Кольт из его рта, вытер о брюки журналиста и положил рядом на стол. Взамен достал из ящика необычный аппарат, в котором можно было отдалённо распознать первый прототип шредера^[12]. Протопопов смутно припоминал, что аппарат этот достался ему из штаба межрайонцев, где не так давно проходил обыск. Те якобы привезли машинку из-за океана. По устройству шредер напоминал ручную лапшерезку.

На глазах Амфитеатрова, Протопопов пропустил газету через прибор и размельчил на лоскутки.

– Я вот что думаю, Александр Валентинович, а если следом положить в сей дивный сосуд твои яйца? Проверим, что тогда с ними будет? Ну и сразу пойдешь тогда по своим делам.

Амфитеатров молчал, хотя горячий чай должно быть больно обжигал его между ног.

Протопопов отложил измельчитель, подался вперёд.

– Слышь, ты че воду мутишь? Ничего не попутал?

– Александр Дмитриевич, зачем же сразу пистолет, зачем яйца, почему же воду мучу, – заблеял журналист, от гордыни и решительности которого не осталось и следа.

– Я тебя спрашиваю, ты под кого роешь? Кого холопом называешь, подлец?

У Амфитеатрова брови на лоб полезли от неожиданности. Откуда министр мог знать, что Александр Валентинович уже как неделю (ровно после случая на торжественном приеме, наделавшем много шума) писал свой фельетон, который намеревался опубликовать в газете в цикле «Этюды». Опубликовать с криптограммой, читавшейся по первым буквам каждого слова. В нем он действительно называл Протопопова «усердным холопом реакции». В оригинальной истории за этот фельетон Амфитеатров был выслан из Петрограда, а в нынешней истории Протопопов даже не дал «королю фельетонов» закончить свой труд.

– Александр Дмитриевич, п-право Вы не т-так п-поняли… – Амфитеатров начал заикаться.

– Штаны снимай, – мягко перебил Протопопов. – Я, думаешь, с тобой разговаривать буду?

– У-у-у, – взвыл журналист и приложив усилие, чтобы взять себя в руки затараторил. – Пощадите! Сыров это все, негодяй! Это его заказ. Я сегодня же уничтожу все то, что написал! А хотите вообще уволюсь и уеду!

– Отставить увольняться, – Протопопов положил руку на плечо журналиста. – Но за тобой косяк есть, надо исправить.

– Как исправить Александр Дмитриевич, все сделаю! – охотно закивал Амфитеатров.

Протопопов вновь открыл ящик стола и сунул Амфитеатрову лист, на котором было напечатано прилично так текста.

– Опубликуй в журнале и не оттягивай.

Амфитеатров покраснел весь, как вареный рак. Но лист взял. Поднялся, высвободившись таки из «плена» кресла. И двинулся к выходу, спиной шажок, другой, одновременно кланяясь.

– А! Александр Валентинович, у меня на 7 часов назначен господин Ермольев, пригласите его зайти, – бросил Протопопов вдогонку.

Теперь уже Протопопов зевнул демонстративно. Хотя скучать, Александр Дмитриевич определённо не скучал. Этим разговором он убил сразу двух зайцев. Вручил написанный накануне «обличающий» террористов материал, написанный собственноручно и согласованно с Курловым. Узнал, даже вернее сказать вспомнил, а потом убедился, что за публикациями в «Русской воле» (как, наверняка и в других изданиях, тут к бабке гадалке не ходи) стоит не идеология Амфитеатрова и не принципы журналиста, а деньги. И не Сыров, который являлся номинальным владельцем «Русской воли» и сам по себе не имел нужной толщины кошелька для финансирования издания. Нет, «политику» газеты определяли серые кардиналы – банкиры Блох и Шайкевич. Те самые ребята, которые выделили свои средства Протопопову на открытие газеты с прицелом, что октябрист продолжит прогрессивную политику в министерстве внутренних дел. Но после того как Протопопов выступил за царизм, банкиры быстро переориентировали газету, пользуясь образом мученика Амфитеатрова и теперь вставляли палки в колёса министру.

Протопопов понимал, что за это парочкой стоит в том числе международный банк, тот самый, который отказывает в кредите военно-промышленным предприятиям и все это связано в тесный узел. И отвесив пощечину Амфитеатрову он бросил вызов этим серым кардиналам, его «хозяевам». Оставалось ожидать как они ответят, когда узнают об инцинденте. Это крупные рыбки, и даже будучи министром, Протопопову не добраться до банкиров, хотя в их ведении лежит ключевой вопрос земли по части кредитования и вопрос финансирования военной промышленности.

От размышлений Протопопова отвлёк появившийся в дверях Иосиф Ермольев, которого едва не снес Амфитеатров, выглядевший жалко и комично с обмоченными штанами.

Ермольев, бывший юрист, а теперь режиссёр супер популярного синематографа, образовавший пару лет назад киноателье – «Товарищество И. Ермольева».

Он поприветствовал Протопопова, которого хорошо знал и присел в кресло.

– Хотели меня видеть, господин министр?

– Хотел, господин режиссёр, – согласился Александр Дмитриевич.

О том, почему накануне в кабинете верещал господин Амфитеатров, Ермольев, как человек умный, спрашивать не стал.

Говорили о другом.

Хорошо так поговорили.

Протопопов заметил господину Ермольеву, что синематограф из всех искусств является важнейшим, а в условиях, когда подавляющая масса населения Империи не обучена грамоте – тем более. И министр внутренних дел считает в корне неправильным, что синематограф в его нынешнем виде не имеет столь же широкого охвата и распространения, как пресса. А потом Александр Дмитриевич сделал предложение от которого Ермольев как человек охочий до денег отказаться не смог. Основать министерство синематографии в подведомственно МВД и снять по такому случаю ленту в кратчайший срок. А заодно предложил режиссеру интересное виденье того профиля, которым "министерству синематографии" будет положено заниматься.

Благо рубли у Протопопова после отказа финансирования правых были в наличии. Пожав друг другу руки, они разошлись.