Школьным букмекером я стал, когда мама еще сидела в тюрьме. Надо же было как-то платить за разные мелочи, которые не входят в стоимость обучения. Например, купить второй комплект формы (иначе стирать ее можно только раз в неделю). Заказать пиццу, если пошел с друзьями в кафе. Кроссовки, книги, музыка – нужные вещи на дороге обычно не валяются, да и не все можно украсть в магазине. Вместе с богачами учиться нелегко.

Кевин Лакруа уходит, но его место тут же занимает Эммануэль Доменек. Желающих сделать ставку набирается столько, что Сэму с Даникой просто-напросто некогда отчитывать меня за мерзкое поведение. Они о чем-то переписываются в тетрадке, а ученики один за другим незаметно передают мне конверты. Возрождается моя маленькая криминальная империя.

– Ставлю на то, что Шерон Найджел застрянет в ростовом костюме талисмана и не сможет его снять.

– Ставлю на то, что в клубе латинского языка принесут кого-то в жертву во время весеннего бала.

– Ставлю на то, что в этом году в кабинет директрисы первым вызовут Чайавата Тервейла.

– Ставлю на то, что новенькая сбежала из дурдома.

– Ставлю на то, что новенькая сбежала из московской тюрьмы.

– Ставлю на то, что у Льюиса будет нервный срыв еще до начала зимних каникул.

Я все записываю при помощи шифра собственного изобретения, а вечером мы с Сэмом высчитаем коэффициенты. Конечно, они не раз еще поменяются, ведь появятся новые ставки. Но мы получим хотя бы приблизительную картину и сможем сообщить за завтраком всем заинтересованным лицам, на что нынче выгодно поставить. Я всегда поражался, почему богатеньким детишкам не терпится срочно просадить побольше денег.

А преступникам не терпится эти денежки заполучить.

По дороге в общежитие Даника тычет меня локтем.

– Ну? И почему ты сегодня у нас весь из себя унылый мерзавец?

Я пожимаю плечами.

– Прости. Устал, наверное. Ну и вообще дурак.

Она хватает меня за шею затянутой в перчатку рукой и делает вид, что душит. Я подыгрываю и падаю на колени, корчась в притворной агонии. Даника оттаивает и смеется.

Простила.

– Знал же, что надо захватить пакет с кровью, – сокрушенно качает головой Сэм, укоризненно глядя на нас.

И тут мимо проходит Одри, под ручку с Грегом Хармсфордом. Моя бывшая девушка. Которая меня бросила. А ведь с ней я чувствовал себя нормальным и однажды почти убедил ее вернуться. А теперь она даже не смотрит на меня.

Зато Грег оглядывается, злобно щурясь, словно бросает вызов.

Хотел бы я стереть довольную ухмылку с его лица. Вот только именно он сейчас проходит мимо, а я стою на коленях.

Я хотел вечером разложить вещи или посидеть с друзьями в холле, но не тут-то было: новый комендант, мистер Пасколи, объявил, что будет собрание двенадцатиклассников – обычная консультация по профориентации.

Раньше я встречался с мисс Вандервеер только раз в год. Милая такая тетя, у нее всегда наготове список: какие лучше выбрать предметы и факультативы, чтобы поступить в хороший колледж; какой общественно-полезной работой заняться, ведь члены вступительных комиссий просто обожают общественно-полезную работу. Сейчас-то мне зачем с ней видеться? Но я все равно плетусь вместе с Сэмом и другими старшеклассниками в библиотеку Лейнхарта.

Мы опять выслушиваем речь: на этот раз о том, как важно не расслабляться в выпускном классе, сейчас, мол, трудно, но это цветочки по сравнению с колледжем. Честное слово, парень (видимо, один из консультантов) расписывает все так, будто в колледжах сочинения пишут кровью, сокурсники забивают ногами до смерти неудачника, который накосячил в лаборатории и понизил общую оценку, а вечерние занятия затягиваются до самого утра. Не очень убедительно.

Наконец, зачитывают список: кто и в каком порядке идет на консультацию. Я отправляюсь туда, где принимает Вандервеер, она беседует с кем-то за большой ширмой, а остальные ждут своей очереди.

Сэм ерзает на краешке стула и наклоняется ко мне:

– Старик, что делать? Они будут спрашивать про колледж.

– Наверняка, – я тоже наклоняюсь поближе. – Это же консультация по профориентации. Колледжи, колледжи – да они спят и во сне видят эти колледжи.

– Да, но они-то думают, я хочу поступить в Массачусетский технологический на факультет химии, – уныло шепчет сосед.

– А ты им и скажи, что не хочешь. Если не хочешь.

– Но они сообщат родителям, – тяжело вздыхает Сэм.

– Ну, а что ты собираешься делать?

– Я хочу поехать в Лос-Анджелес и поступить в один из вузов, где готовят специалистов по визуальным эффектам. Ты же знаешь, я обожаю спецэффекты и грим, но сейчас почти всё делают на компьютере, поэтому мне нужно это освоить. Есть один трехгодичный курс.

Сэм утирает вспотевший лоб и проводит рукой по коротким волосам – он будто поведал мне свою самую невероятную и почему-то постыдную мечту.

Мисс Вандервеер называет мою фамилию, я встаю и прохожу за ширму, напоследок шепнув ему:

– Все будет хорошо.

Но его волнение передается и мне, ладони потеют от напряжения.

У Вандервеер короткие темные волосы и лицо все в морщинках и коричневых старческих пятнах. На маленьком столе – папка с моими данными. Она плюхается на один из стульев и с нарочитой веселостью в голосе начинает:

– Итак, Кассель, чем вы планируете заняться в жизни?

– Да еще не решил.

Мои таланты для колледжа не годятся – там такому не учат. Я умею мошенничать. Подделывать документы. Убивать людей. А еще замки вскрывать.

– Давайте тогда подумаем о возможных университетах. В прошлом году я вас просила выбрать те, в которые вы бы хотели поступить, и еще что-нибудь про запас, на всякий случай. Вы составили список?

– Не совсем, подумать-то я подумал, но ничего не записал.

– А вы ездили смотреть те колледжи, в которые планируете поступать? – хмурится она.

Я качаю головой, и Вандервеер вздыхает.

– Веллингфорд весьма гордится тем, что его выпускники поступают в лучшие университеты мира. В Гарвард и Оксофрд, в Йель и Калифорнийский технологический институт, в университет Джонса Хопкинса. Давайте-ка посмотрим: ваши оценки могли бы быть и получше, но ведь тест на проверку академических способностей вы написали очень даже неплохо.

Кивнув, я вспоминаю про братьев: Баррон отчислился из Принстона, а Филип бросил школу, обзавелся ожерельем из шрамов и начал работать на Захарова. Не хочу быть как они.

– Я обязательно напишу список, – обещаю я Вандервеер.

– Сделайте одолжение. Жду вас через неделю. И никаких больше отговорок. Будущее наступит быстрее, чем вы думаете.

Я выхожу из-за ширмы. Сэма нигде нет; наверное, он еще на консультации. В ожидании я съедаю три сливочных печенья, которые разложили на столике специально для учеников, но сосед так и не появляется, так что, в конце концов, приходится идти в общежитие в одиночестве.

Всегда непривычно спать первую ночь в новой комнате. Кровать очень неудобная: я в ней толком не помещаюсь, засыпаю, свернувшись калачиком, а потом во сне выпрямляю ноги и сразу же просыпаюсь, потому что они упираются в спинку.

В соседней комнате кто-то храпит.

За окном лунный свет заливает газон, а трава блестит, будто вырезанная из жести. Я думаю о ней, а потом вдруг просыпаюсь от будильника на телефоне. Уже, видимо, давно звонит.

Мычу спросонья и бросаю подушкой в Сэма. Он нехотя поднимает голову.

Мы тащимся в общую ванную. Там мальчишки с нашего этажа уже вовсю чистят зубы и заканчивают водные процедуры. Сосед брызгает водой себе в лицо.

Чайават Тервейл, обмотав вокруг талии полотенце, вытаскивает из корзинки пару одноразовых резиновых перчаток. Над корзинкой плакат: «Наденьте перчатки: защитите своих одноклассников».

– И снова Веллингфорд, – объявляет Сэм, – не комната в общежитии, а настоящий дворец; не жидкая гадость вместо кофе, а пир горой; не душ, а…

– Радуешься утреннему купанию? – интересуется Кайл Хендерсон. Сам он уже оделся и мажется гелем для волос. – Будешь в ду́ше думать обо мне?

– Из-за таких мыслей придется мыться в два раза быстрее, – не теряется сосед. – Боже мой, старый добрый Веллингфорд!

Я смеюсь, кто-то в шутку стегает Сэма полотенцем.

После душа времени на завтрак уже не остается, поэтому я, пробегая через холл, наспех выпиваю кофе, который заварил себе наш комендант, и заглатываю пирожное-полуфабрикат, не разогревая, прямо так. Сэму мама таких целую коробку с собой дала.

Сосед укоризненно на меня смотрит и запихивает в рот точно такое же.

– Хорошенькое начало учебного года. Мы опаздываем – это так стильно.

– Надо же как следует разочаровать учителей, – откликается Сэм.

Я чувствую себя вполне нормально, а ведь все лето в это время я только ложился спать.

В моем расписании первым уроком стоит статистика и теория вероятности. Еще в этом семестре у меня будут развивающиеся страны и этика (Даника бы обрадовалась, что я выбрал в качестве факультатива по истории такой предмет, именно поэтому я и не сказал ей об этом), английский, физика, продвинутая лепка (смейтесь-смейтесь), продвинутый французский и «Фотошоп».

Я выхожу из общежития Смит-Холл и поворачиваю к учебному центру Финке, на ходу изучая бумажку с расписанием. Статистика, наверное, на третьем этаже – придется подниматься по лестнице.

Прямо мне навстречу идет Лила Захарова. На ней школьная Веллингфордовская форма: пиджак, плиссированная юбка и белая рубашка; коротко постриженные волосы сияют золотом. При виде меня у нее на лице появляется странное выражение – смесь ужаса и надежды.

Что появляется на лице у меня самого – боюсь даже вообразить.

– Лила?

Опустив взгляд, она отворачивается.

Бросившись вперед, я хватаю ее за руку. Как будто боюсь, что она не настоящая. От прикосновения моей затянутой в перчатку руки Лила замирает.

Я грубо разворачиваю ее к себе. Что я творю? Но в голове такая путаница.

– Что ты здесь делаешь?

Она дергается, как от удара.

Ну просто молодец, Кассель. Умеешь любезничать с девушками.

– Я знала, что ты разозлишься.

На ее побледневшем растерянном лице не осталось и следа былой жестокости.

– Не в этом дело.

Я, по правде, и сам ни черта не понимаю, в чем тут дело. Ей не следует здесь быть. Но я хочу, чтобы она здесь была.

– Не могу справиться… – говорит Лила отчаянным срывающимся голосом. – Кассель, я пыталась не думать о тебе. Все лето пыталась. Сто раз порывалась к тебе приехать. Кулаки сжимала до крови, чтобы сдержаться.

Вспоминаю, как в марте сидел на крыльце родительского дома и умолял Лилу поверить, что она под действием проклятия. Как по ее лицу медленно разливался ужас. Как она спорила, как, наконец, уступила и согласилась, что нам лучше не видеться, пока магия не ослабнет. Я все помню, ничего не забыл.

Лила – мастер сновидений. Надеюсь, ей спится лучше, чем мне.

– Но ты здесь… – я не знаю, что еще сказать.

– Мне больно, когда я вдали от тебя, – Лила выговаривает слова тихо и медленно. – Даже не представляешь, насколько больно.

Мне так и хочется сказать: «Представляю!» Отлично представляю, каково это – любить того, кто никогда не будет твоим. Хотя, может, и нет. Может, влюбиться в меня – настолько ужасно, что я действительно не представляю.

– Я не смогла… Мне не хватило сил… – она вот-вот заплачет, губы слегка дрожат.

– Прошло уже почти полгода. Твои чувства хоть как-то изменились?

Конечно же, проклятие должно было ослабнуть.

– Хуже, я чувствую себя еще хуже, чем в начале. А что, если это никогда не закончится?

– Закончится. Уже скоро. Нужно просто переждать, лучше, если ты…

Я замолкаю на полуслове. Так трудно сосредоточиться, когда Лила смотрит вот так.

– Я же тебе раньше нравилась. А ты мне. Кассель, я тебя любила. Еще до проклятия. Всегда тебя любила. И пускай…