– Как только мы очутились в бухте, туземцы приняли нас за призраков, ведь накануне они были свидетелями того, как шлюпка с тремя чужестранцами на борту неожиданно появилась из-за ряда скал, однако ветром и течениями ее начало относить в открытое море. Большую часть ночи островитяне следили за огоньком, удалявшимся в глубь бесконечного, как они тоже думали, океана. Когда они уже решили, что эта чудовищная масса воды, перед которой они испытывали ужас, поглотила несчастных, та же самая шлюпка – поскольку, честно говоря, фелюги были похожи как две капли воды – с тремя пассажирами на борту вдруг оказалась у них в бухте. Позже я обнаружил, что они были убеждены: мы и есть те люди, в силу чего нас с первого же момента сочли сверхлюдьми, и это, конечно, сослужило нам добрую службу. Достаточно сложно жить с богами, поскольку все время ждешь какого-нибудь чуда. Совсем другое дело – с людьми, которыми ты восхищаешься, полагая, что они сумели победить море и ветер, показав пример мужества.

– А вы ведь и правда его продемонстрировали… – напомнил ему арагонец.

– Да какое там! Выходило, что после полуночи мы исчезли вдали, а утром вернулись назад, гребя как ни в чем не бывало. Уверяю тебя, что в представлении островитян, которые на протяжении истории никогда не плавали и не построили ни одного судна, это было настоящим подвигом.

Монсеньор Алехандро Касорла, с удовольствием съевший все – до последней крошки – пирожное из смоквы, несколько раз тряхнул головой, точно его внезапно посетила какая-то мысль, и, наставив на собеседника не раз облизанную ложечку, произнес:

– Точно-точно, эта деталь все время не давала мне покоя, и, сколько я ни спрашивал, никто не сумел дать мне удовлетворительный ответ. – Он сделал короткую паузу, перед тем как поинтересоваться: – Так почему на Канарах не строят лодок, чтобы поддерживать сообщение и вести торговлю между островами, которые находятся в пределах видимости?

– Не существует единого объяснения – их несколько, и, на мой взгляд, они вполне логичны.

– А именно?..

Генерал Гонсало Баэса подал легкий знак своей заботливой кухарке, чтобы та предложила гостю новую порцию десерта и рюмку вишневого ликера, а затем отогнул большой палец:

– Первое основывается на том, что за неимением металлов канарцы не обладали инструментами, столь необходимыми для постройки надежных судов: топорами, пилами, теслами, рубанками, молотками. Единственным их достижением были неуправляемые плоты из бревен или надутых меховых бурдюков.

– Такие использовались на Средиземном море.

– Народы Средиземного моря славятся замечательными мореходами, однако их небольшое и спокойное море – просто утиный пруд в сравнении с этим огромным и яростным океаном. Ветры зачастую непредсказуемы, а течения между островами похожи на реки, безвозвратно уносящие лодки в никуда, я сам был тому свидетелем. Предполагаю, что каким-нибудь смельчакам удалось добраться до соседнего острова, но совершенно точно, что господствующие течения не позволили им вернуться обратно.

– Действительно, стоит взглянуть с этого утеса и увидеть, как волны бьются там, внизу, прямо-таки кровь стынет в жилах, – согласился прелат, собирающийся насладиться очередной доброй порцией пирожного из смоквы. – А этот грохот!..

– Вторая – и не менее важная – причина заключается в том, что каждый остров, в особенности пять западных, обходился своими силами в обеспечении жителей всем необходимым. К тому же, похоже, осуществлялся жесткий контроль над рождаемостью с целью сдержать рост населения, дабы не подвергать риску сохранность всего сообщества.

– Что-то такое я слышал. Как они этого достигали?

– Я так и не узнал, но что важно – они располагали всем, что им было нужно, поддерживали равновесие с окружающей средой и никогда не проявляли склонности к излишествам. – Хозяин дома согласился, чтобы Файна налила рюмку вишневого ликера и ему тоже, попробовал его и добавил: – Впоследствии мне представился случай убедиться в том, что для первобытных племен весьма характерно знание того, какое число членов должно жить на определенной территории, бережное отношение к среде обитания и умение не выходить за рамки ее возможностей их накормить.

– Но ведь это идет вразрез с желанием Создателя, который наказал: «Плодитесь и размножайтесь».

– Ну, а я считаю, что не мешало бы уточнить, до какой степени следует размножаться, потому что довольно часто из-за чрезмерного увеличения числа обитателей появляется потребность завоевывать новые территории, а значит, начинать войны. К счастью, здесь ни один из островов не был поставлен в необходимость подчинять себе соседний, и, поскольку им было нечем торговать, так как все производили практически одно и то же, было глупо рисковать превратиться в корм для рыб. Если они были счастливы у себя дома, значит, ничего не потеряли за его пределами.

Вопрос, который вслед за этим задал прелат, таил в себе подтекст, не оставшийся незамеченным его сотрапезником:

– По-твоему, они были счастливы?

– Полагаю, что по-своему они были счастливы – до того дня, когда мы предложили им ожерелья, ткани, зеркала и множество предметов, которые им были не нужны, но постепенно превратились в такие, без которых не обойтись, что породило зависть, высокомерие и жадность. А это, в свою очередь, привело к раздорам, воровству и даже смерти, и все пошло к чертовой матери.

– Полегче, мой генерал!

– Молчи, женщина, не надоедай, ведь я рассказываю о том, о чем тебе известно лучше, чем кому бы то ни было, ведь ты все это испытала на собственной шкуре!

– Это точно.

– Уж не хочешь ли ты этим сказать, что мы плохо сделали, когда приобщили их к цивилизации и истинной вере? – поинтересовался монсеньор Касорла.

– Конечно! Или, быть может, ты считаешь, что лучше быть проданным на невольничьем рынке, чем жить без ожерелий или зеркал?

– А слово Божье?

– Да ладно тебе, Алехандро! – бросил генерал в лицо другу. – Ты знаешь так же хорошо, как и я, что слово Божье лучше воспринимается в далеких джунглях, когда тебе нечем прикрыть наготу, нежели в шитой золотом рясе перед главным алтарем Бургоса. Дело не в слухе, дело в сердце.

– Возможно… – нехотя признал тот, к кому он обращался. – Но я не думаю, что это подходящий момент, чтобы вступать в дискуссию такого рода; пора узнать, что же случилось, когда вы добрались до берега.

* * *

В их глазах читалось восхищение, уважение, а может, даже сострадание, поскольку трое оборванцев, выбравшихся из полуразвалившейся шлюпки, являли собой действительно жалкое зрелище и не имели ничего общего с надменными вояками в блестящих доспехах, которые четыре дня назад сошли на берег не так далеко отсюда.

Один хромой, другой однорукий и третий, мучимый геморроем, все в ссадинах и царапинах и в одних только грязных и изодранных штанах, поскольку остальной одеждой были заткнуты протечки в дне шлюпки, совсем не походили на конквистадоров. Ребятня, обступившая пришельцев со всех сторон, с успехом могла загнать их обратно в море, швыряя в них кокосами.

Пока островитяне вытаскивали шлюпку, женщины поспешили на помощь раненым. Впрочем, стоило той, которую лейтенант успел мысленно окрестить Гарсой, приблизиться к человеку, давшему ей это имя, как все расступились, словно почувствовали, что эти двое были отдельным миром, в котором больше никому не находилось места.

Не только любящие узнают друг друга по одному лишь взгляду, порой и от посторонних это не скрыть. А в данном случае это настолько бросалось в глаза, что никто из присутствующих не отважился встать между ними.

Вот так Гонсало Баэса попал в заботливые руки той, которой предстояло стать его госпожой и рабой до конца дней, отмеренных каждому из них.

Бывает, случается нечто необъяснимое, а никакие объяснения и не нужны.

Случилось – и все тут.

В истории бывало и так, что великие империи терпели крушение по причине неодолимого влечения, которое испытывал мужчина к женщине. И точно так же из-за неодолимого влечения женщины к мужчине завоевывались целые королевства.

Но когда это чувство оказывалось взаимным, крах империй или завоевание королевств мало что значили, потому что влюбленных волновала их собственная вселенная.

Во всякую минуту своего пребывания на земле Гонсало Баэса отдал бы все, что у него было, ради того чтобы вернуть волшебный миг, когда девушка впервые склонилась над ним, протянула руку и слегка коснулась его щеки.

Волна наслаждения пробежала по его телу, от распухшей лодыжки до корней волос; это было пока лишь смутное предвестие великого множества чудных мгновений, ожидавших его впереди.

Как он сам скажет много лет спустя: «Тот, кто с ней незнаком, упорно отрицает ее существование, однако человек, ощутивший на себе силу ее дыхания, признает, что это бесспорно единственное по-настоящему непобедимое чудовище».

Страсть и любовь могут считаться разными чувствами, однако в особых и очень редких случаях они переплетаются настолько тесно, что не существует человеческой силы, способной отделить их друг от друга и даже разграничить.

Именно это и произошло в то утро на покрытом вулканическим песком берегу самого дальнего из известных островов.

Нагнувшись над зеркальной гладью с длинным копьем в руке, девушка внимательно следила за рыбами, собравшимися вокруг приманки, которую она кинула в воду, и, ловко проткнув ту, что была всех крупнее, выпрямилась, намереваясь швырнуть ее в лужу, в которой еще били хвостами уже выловленные. В этот момент она подняла голову, увидела Гонсало Баэсу – и в мгновение ока из девочки превратилась в женщину.

Пришелец проник в нее с такой нежностью, с какой впоследствии проникнет бессчетное множество раз, и она возблагодарила богиню Монейбу, почитаемую женщинами и соизволившую выбрать ее в вечные спутницы человеку, который, при всем своем плачевном состоянии, показался ей просто фантастическим существом, о каком она в отрочестве не смела и мечтать.

Ей было неважно, что он хромает, что ладони сбиты в кровь, а лицо, грудь и спина покраснели от яростного солнца, которое безжалостно его отхлестало. Ничего из этого не имело значения, потому что она знала, что под столь жалкой оболочкой скрывается отец ее детей.

Дело в том, что бабушка не раз объясняла ей, что дети, спящие в самой глубине утробы женщины, приходят в волнение и покусывают ее внутренности, когда предчувствуют приближение человека, который пробудит их к жизни.

Когда она впервые наклонилась над Гонсало Баэсой и погладила его по щеке, дети, которые могли бы родиться, запрыгали от радости у нее внутри.

В этот момент ее мать, которая внимательно за ней наблюдала, поняла, что потеряла дочь и обрела подругу.

Ее первым порывом было взять дочь за руку, отвести к кромке воды и растолковать, какому риску она подвергнется, отдавшись чужаку. Впрочем, она, похоже, почти тут же поняла, что все ее увещевания окажутся бесполезными, так как перед ней была уже не девушка, которой она могла что-то советовать, а женщина, которая только что избрала тернистый путь.

«Когда двое, которые по-настоящему любят друг друга, идут по жизни рука об руку, горести делятся пополам, а радости приумножаются».

Кому-кому, а ей это было прекрасно известно, потому что она со своим спутником проделала долгий путь, где всего хватало – и дней горя, и ночей удовольствия. Им трижды довелось изведать небывалое счастье зачатия ребенка и страшное горе, когда пришлось увидеть, как он умирает у них на руках.

Поэтому она ограничилась тем, что помогла дочери перенести раненого в пещеру, в которой они жили, и оставила их вдвоем. Она была не в состоянии понять, что же все-таки чувствовала в этот момент – радость или печаль.

Глаза чужеземца цвета моря, каким оно бывает в тихие рассветы, словно вопрошали, почему она ведет себя так, будто все знает наперед.

А Гонсало Баэсе и ни к чему были слова: он бы все равно их не понял, – чтобы узнать, что творится у нее в голове. Это могло бы показаться нелепостью, но он испытывал странное ощущение, будто все случившееся в этот суматошный день он уже пережил ранее.

С того самого дня, когда лейтенант решил изменить течение своей жизни и отправился на незнакомый остров, у него было предчувствие, что должно произойти что-то необычное. Хотя он и вообразить себе не мог, что это действительно будет настолько ни на что не похоже и приключится с ним на самом краю света.

Он добрался туда, куда должен был добраться, и поэтому ему, обессилевшему в результате всех злоключений, оставалось только закрыть глаза и предаться отдыху.

* * *

– Что будем делать, мой лейтенант?