Кажется, это сработало. Мама опустила полотенце и снова подставила мне ногу.

– Ждёшь не дождёшься первого учебного дня? – спросила она.

Ждёшь не дождёшься?! У меня всё заледенело внутри.

– Конечно, – соврала я.

– Постарайся по мере возможности присмотреть за сестрой. Ах да, я сегодня позвонила в школу и договорилась, чтобы Антония в первый день обедала вместе с тобой.

Я так стиснула мамину ногу, что она вскрикнула:

– Эй, полегче!

– Обедать? – Ледяной комок внутри разрастался. – Со мной? И всем остальным седьмым классом?

– Можно я сяду с тобой и твоими подругами? – заверещала Антония.

– Нет! – я рявкнула намного громче, чем следовало. Мама подняла полотенце и посмотрела на меня. Антония надулась. Я потупилась, будто нашла нечто весьма интересное у себя под ногтями. – Мне кажется, ей было бы лучше обедать со своим шестым классом.

– Люсиль Пенелопа Блум, – отчеканила мама. Я поморщилась. Раз уж она назвала меня полным именем, я пропала. – Речь идёт об одном дне. Ты знаешь, как действует на Антонию непривычная обстановка. И я думаю, что тебя не слишком обременит просьба побыть с нею полчаса в первый школьный день.

– Сорок две минуты, – промямлила я.

– Отлично. Значит, сорок две минуты.

– И она поедет со мной в автобусе.

Мама опустила ноги на пол и взяла меня за подбородок. Не больно, но жёстко.

– У тебя с этим проблемы?

Когда мама так делала, я понимала, что лучше не спорить. Правда, у нас никогда не доходило до наказаний, как частенько случалось в других семьях. И к тому же я всегда старалась не перегибать палку. Я просто не смела. Я покачала головой.

Мама улыбнулась и обняла меня. Антония пристроилась к ней с другого бока.

– Веснушка, я не стараюсь испортить тебе жизнь, – сказала мама. – Я просто хочу быть уверенной, что обе мои дочки окончат среднюю школу без лишних заморочек. Понятно?

– Дочки-заморочки! – пропищала Антония и захихикала.

– Вот уж точно заморочки, – согласилась мама. – Лучше загляните к себе и посмотрите, в чём вы пойдёте в школу в первый день.

– Новая форма? – ахнула Антония.

– Ну, – со вздохом отвечала мама, – она после химчистки.

Но Антонии было всё равно. Она понеслась в нашу спальню, издавая дикие вопли безумной мартышки.

– Давай и ты, старшая сестра, – мама подтолкнула меня плечом. – Посмотри, что я тебе подготовила. Надеюсь, тебе понравится.

– Не полосатое? – уточнила я.

Мама покачала головой и опустилась на диван, снова прикрыв глаза полотенцем.

– Ни в коем случае. Мы ведь не первый год знакомы!

Я поплелась было к себе, но задержалась и оглянулась. Ледяной комок сжимался у меня внутри. «Просто сказать ей! – жужжали мысли в голове. – Вдруг она позволит мне остаться дома, если узнает. Хотя бы на один день. Или неделю. Или год».

– Мама!

– Что, Веснушка?

Я открыла рот, чтобы признаться, но тут же захлопнула его и открыла снова:

– Спасибо за форму.

– Для моих петардочек – хоть луну с неба. – Мама устало махнула рукой: – А теперь кыш отсюда.

Не успела я войти в спальню, как Антония выхватила у меня рюкзак, едва не оторвав вместе с руками.

– Тише ты! – возмутилась я, но ей было всё равно: она доставала кукольную голову. Наш шкаф стоял нараспашку, Антония успела приготовить в нём почётное место из большой картонной коробки.

– Превосходно, – она чмокнула куклу в нос и водрузила на коробку. После чего вытащила откуда-то из угла детский стульчик, пару лет назад купленный мамой на распродаже, и поставила напротив кукольной головы.

– Плоховато придумала, – заметила я. – Мама мигом её найдёт и выкинет на помойку. Спрячь в ящик.

– Нельзя, – Антония покачала головой.

– С какой стати?

– Ну как я буду вести с нею беседы из ящика? – Антония закатила глаза. – Это невежливо, – с этими словами она втиснулась на сиденье крошечного стульчика, изготовленного для совсем маленького ребёнка, каким она была когда-то, и решительно захлопнула дверцу. На этом, похоже, наши споры закончились.

Ночью, когда свет был уже погашен, а я лежала, с головой укрывшись одеялом, Антония тихонько выползла из постели. Она постучала в дверцу шкафа и открыла её. А потом шёпотом завела смутно знакомую мне песенку:

Баю-бай, засыпай,
До утра отдыхай,
Новый день поджидай,
Баю-бай, баю-бай.

Она вздохнула, закрыла дверь и вернулась в кровать. Всего пара минут – и сестра заскрипела зубами. Это повторялось каждую ночь: будто она грызла кирпичи. Я боялась, что рано или поздно Антония источит зубы до дёсен. От этого скрипа у меня самой начинало ломить зубы, но я знала, что скоро звуки сменятся сопением. Пока я лежала в ожидании, мне послышалось кое-что ещё:

«Доброй ночи, Люси. Спи крепко».

Я сорвала с головы одеяло и взглянула на Антонию. Она уже прекратила скрипеть зубами и засопела. Я посмотрела на дверь шкафа. Плотно закрыта.

Содрогаясь, я снова залезла под одеяло с головой. Глупость какая-то. Антония никогда не говорила во сне. Но не это было самым странным. Я могла предположить, что виновато моё воображение, однако готова была поспорить, что странные слова прозвучали из закрытого шкафа.

Глава 3

– Люси, смотри! Я точно видела, как один упал! Видишь? Видишь? – Антония, приплясывая от нетерпения в утренних лучах солнца вперемешку с тенью, старательно всматривалась в густую крону гинкго.

– Еще только начало сентября. – Я поправила на плече рюкзак, чтобы удобнее было смотреть вверх. Пышные, похожие на веера листья были совершенно зелёными. – Слишком рано.

В прошлом году, когда мы только переехали в трейлер, то открыли самую чудесную вещь в этом новом месте: высокое дерево гинкго прямо возле дома. Там, где мы жили раньше, торчала лишь парочка жалких кривых яблонь. Стояла вторая половина октября, и мы с Антонией размечтались, как будем валяться в отличной груде сухих листьев. Мы ждали и ждали почти всю осень, когда же начнут осыпаться листья с гинкго. Дни складывались в недели, остальные деревья мало-помалу теряли листву, но только не гинкго. Его листья и не думали желтеть – ни один. До самого конца ноября.

И однажды утром через несколько дней после Дня благодарения мы вышли из трейлера, чтобы сесть в школьный автобус, и обнаружили аккуратный круг листьев на земле вокруг ствола гинкго. Его ветки стояли совершенно голые. Каким-то образом они всё облетели разом за одну ночь.

Я надеялась, что в этом году нам повезёт и мы заметим, как начнут осыпаться листья с гинкго. Но только не сегодня, не в первый день учебного года, когда о везении не стоило и мечтать.

Я дёрнула за лямку набитого под завязку рюкзака Антонии в виде розового котёнка, который она носила с третьего класса.

– Автобус на подходе, – сказала я. – Не хочу опаздывать.

Антония застонала и потопала к остановке. Я видела, как износились лямки её рюкзака, и подумала, лишь бы они не лопнули. Похоже, сестра вместе с учебниками прихватила добрую половину своих бесценных сокровищ. Надеюсь, по крайней мере, среди них нет кукольной головы. Это слишком даже для такой чудачки, как наша Антония.

Несмотря на мои предупреждения, заколка в виде утёнка со стразами упрямо сверкала у неё на макушке. Лучше бы уж сразу написала на спине: «Дай мне пенделя!» Я искренне хотела её защитить, но мне не удавалось. В шестом классе она будет предоставлена сама себе. И вызывающая заколка не лучшее начало. Я понимаю, что нельзя так говорить, но иногда приходится сожалеть, что мозги у неё набекрень. Хуже того – выдавались такие дни, когда я вообще не хотела иметь сестру.

Наша остановка была второй от начала маршрута. Как всегда, я постаралась занять самое безопасное место – сразу за водителем. Антония плюхнулась справа, но я не рассердилась. Сама того не ведая, она мне помогла: теперь я смогу спокойно отвернуться к окну, не переживая из-за того, кто сядет рядом.

Ледяные тиски у меня в животе немного ослабли. Антония кинула рюкзак под ноги и принялась вертеть головой, разглядывая автобус.

– Он совсем не отличается от моего старого автобуса, – заявила она чуть ли не с обидой.

– Все автобусы одинаковые, – вполголоса ответила я.

– Чего? – пискнула Антония и снова завертела головой. На противоположном сиденье мальчишка с прилизанными белобрысыми волосами поднёс к носу палец и брезгливо сморщился. Я хлопнула Антонию по ноге и шепнула:

– Не ори!

Антония оскорблённо посмотрела на меня, скрестила руки на груди и понурилась:

– Я думала, он больше.

Я постаралась погрузиться в эти минуты, словно они были последними мгновениями покоя в земном мире. Если я когда-нибудь попаду на небеса и окажется, что там ничуть не лучше, чем в этом стареньком автобусе с тощим задавакой и сестрой, цыкающей зубом снова и снова, – мне вполне хватит.

Однако до вечного блаженства было ещё далеко. Я ехала получать среднее образование.

По мере того как автобус миновал стоянку трейлеров, дома становились больше, аккуратно подстриженные лужайки перед ними – зеленее, а число ржавых развалюх вроде нашей машины заметно сокращалось.

Вскоре автобус со скрежетом остановился, двери с шипением разошлись, и в них ворвалась шумная толпа детей. Все они проходили мимо нас с Антонией. Одни не обращали на нас внимания, другие корчили рожи. И ни один не поздоровался. Впрочем, я тоже.

Антония то ли не замечала происходящего, то ли ей было всё равно. Она увлеклась красной пандой, которую старалась прицепить на кофту. Но тут на подножку вскочил Гас Альберто, самый наглый задира, вечно колесивший по кварталу на своём грязном велике. За ним по пятам тащился его дружок Зуги с физиономией, напоминающей хорька. Он со всей силы пихнул Гаса в спину, и тот от неожиданности полетел вперёд, ударившись руками об угол нашего сиденья с такой силой, что я чуть не подскочила.

Я затаила дыхание и ждала. «Прошу, прошу, прошу, прошу, уходи!» – звенело у меня в голове. Я не шевельнулась. Как всегда.

Но только не Антония. Она отпихнула Гаса обеими руками.

– Смотри, куда лезешь, урод! – выдала она.

Гас так уставился на неё, будто увидел приземление корабля пришельцев. Наконец он фыркнул и сказал:

– Ну погоди, вонючка! – но руки всё-таки убрал.

Теперь настала моя очередь пялиться на Антонию. Я поверить не могла, как легко у неё это получилось. Почти всю жизнь я переживала, что Антония, как сказала бы мама, «сходит с катушек». Она могла выдать всё, что было у неё на уме, в любой и, как правило, самый неподходящий момент. Как в тот раз на парковке возле овощного магазина, когда Антония увидела здоровенную тётку в джинсах со спущенной талией, запихивавшую в багажник своего «Фольксвагена» двадцатикилограммовый мешок собачьего корма.

– Мам, – спросила она ясным и звонким голоском, разносившимся по всей стоянке, – видишь ту тётю, которая выставила напоказ свою толстую попу? Спорим, туда можно сунуть пару четвертаков, как в автомат с жевательной резинкой?

Я даже представить не могла, что мама может так покраснеть.

Но сейчас было по-другому. То, как Антония отшила Гаса, вызывало восхищение. Может, этот день в итоге станет не таким уж плохим. Может, Антония во время обеда окажется кстати? Если скажет всё то, чего я сказать никогда не решаюсь.

Ледяные пальцы в животе немного ослабили хватку. Кажется, я даже смогла улыбнуться.

Наконец автобус дёрнулся, остановившись на углу Главной и Обводной улиц, двери снова зашипели, отворяясь. Пара звонких каблучков процок-цок-цокала по ступенькам. В воздухе запахло вишней и корицей.

От моей улыбки, если она и была, не осталось и следа.