Ситуация становилась всё более критической и неожиданно устаканилась всего лишь пару дней назад, после того как один из случайных посетителей, присмотревшись к девушке, предложил ей перейти работать в его клуб, обещая намного более высокую зарплату. Одновременно, благодаря новой подружке Зульфие, поварихе всё в том же «Тихом дворике», Олесе вот-вот должна были выдать справку в милиции о временной, полугодичной регистрации по её, Зульфии, адресу, что, соответственно, придавало ей некий официальный статус, позволяющий, по крайней мере, не прятаться от вездесущих ментов, намётанным глазом вылавливающих в столичной толпе незарегистрированных, а стало быть, подверженных штрафам, высылкам и прочим унижениям приезжих.

Нынче, получив расчёт, Олеся впервые за прошедшее время оказалась наконец-то в центре города. На новую работу ей надо было выходить только через два дня, и сейчас она с удовольствием вышагивала по тротуару, разглядывая роскошные витрины дорогих магазинов и наслаждаясь тёплым, золотистым осенним днём.

Олеся была так счастливо устроена, что любой пустяшной детальки, чем-то особо выразительным привлёкшей её внимание, как, скажем, переливающейся на солнце капельки, чудом сохранившейся от недавно прошедшего дождя и зависшей в уголке загнутого дубового листика, было порой вполне достаточно, чтобы вызвать в ней восхищённо-восторженное состояние. Причём подобное состояние потом ещё долго, по инерции, владело ею после того, как и листик этот, и эта капелька давно уже исчезали из памяти, и сама она, ежели бы кто спросил, явно затруднилась бы объяснить, отчего пребывает в подобном замечательном настроении.

Сегодня же ей вообще всё нравилось, всё было выпукло, ярко, необычно. Было такое чувство, как будто кто-то внезапно изменил чёрно-белое изображение на цветное, и теперь она распахнутыми глазами впитывала в себя эти новые, заполняющие всё её существо краски, подставляла щёку нежно касавшемуся её ласковому солнцу, умилённо любовалась узорчатой тенью от дерева на неожиданно выбеленной ярким светом стене старинного здания.

– Ваши документы, девушка! – произнёс строгий голос, мгновенно возвращая Олесю к суровой действительности.

Цветное кино разом закончилось, изображение вновь стало даже не чёрно-, а серовато-белым.

Голос принадлежал тщедушному с виду белобрысому пареньку, одетому в милицейскую форму. Рядом с ним стоял второй мент, чуть покрупнее, курносый и веснушчатый, неприязненно разглядывающий её.

Олеся, нервничая, извлекла из сумочки все свои документы, включая школьный аттестат зрелости, удостоверение какого-то казахского учреждения, где она одно время работала секретаршей, читательский билет Таразской городской библиотеки, а также аккуратно сложенную в четырёх местах справку о том, что паспорт её находится на регистрации в отделении милиции Кунцевского района города Москвы, и молча вручила всю эту кипу милиционерам.

Оба с подозрением воззрились на полученные бумаги.

– Это шо такое, это ж не паспорт! – резонно заметил белобрысый, раскрывая удостоверение и тщательно сличая фотографию с оригиналом.

– Регистрация где? – спросил веснушчатый, плохо выговаривая букву «г», отчего вопрос прозвучал почти издевательски: «Рехистрация хде»?

– Понимаете, – волнуясь, начала объяснять Олеся, – я сдала паспорт в милицию на регистрацию, они сказали, в конце недели будет готова. Я завтра должна получить. Вот тут справка есть.

– Справка про то, что нет справки! – съязвил веснушчатый и гоготнул в восторге от собственного остроумия. – Значится, нет рехистрации! – с каким-то затаённым злорадством заключил он, успокоившись.

– А билет где? – спросил белобрысый, разворачивая справку и зачем-то рассматривая её на свет.

– Какой билет? – не поняла Олеся.

– Билет в Москву, когда приехала?

– Вот он! – Олеся судорожно вытащила по счастью сохранившийся авиационный билет.

– Так, – удовлетворённо крякнул веснушчатый, быстро выхватывая билет у неё из рук. – Просрочено!

– Что просрочено? – опять не поняла Олеся, на глаза которой уже стали наворачиваться слёзы.

– Постановление правительства Москвы – положено только три дня без регистрации! – торжествующе объяснил белобрысый.

– А у тебя вон уже две недели будет, – добавил веснушчатый, переходя на «ты». – И паспорта нет. Пройдём!

И, крепко ухватив Олесю под локоть, он потянул её к припаркованным неподалёку милицейским «Жигулям».

– Никуда я не пойду! – звеняще выкрикнула Олеся, беспомощно оглядываясь по сторонам. – За что?! Я же объяснила! Я ничего не сделала. Вон справка, там всё написано!

Однако попытки её привлечь внимание общественности никакого результата не возымели. Народ плавно и равнодушно обтекал всю троицу, никак не задерживаясь и не проявляя ни малейшего интереса к происходящему, что легко объяснялось привычной обыденностью подобной картины для москвичей.

– Лучше делай, шо те ховорят, – угрожающе зашипел веснушчатый, – а то захремишь на всю катушку за супротивление!

– Не переживай, там разберёмся, – осклабился белобрысый, подхватил её с другой стороны, и оба повлекли отчаянно упиравшуюся Олесю к машине.

Неизвестно что бы дальше произошло с бедной Олесей, проклинавшей ту злополучную минуту, когда ей взбрело в голову поехать прогуляться по центру без паспорта и регистрации, если бы вдруг на пути к милицейскому транспортному средству не выросла изящная девушка, решительно преградившая путь представителям власти.

– Вы что делаете! – возмущённо сказала она, тряхнув светлыми, завязанными в хвост волосами. – Я всё слышала! Вы чего к ней придрались?!

– А тебе какое дело! – поразился веснушчатый. – А ну отойди с дорохи по-хорошему!

– Давай отсюда! – подтвердил белобрысый.

– Сейчас узнаете, какое мне дело! – нехорошо улыбнувшись, сказала девушка, не двигаясь при этом с места.

Она споро достала из кармана мобильный телефон и стала быстро набирать номер, ловко тыкая пальчиком в маленькие кнопки.

– Вы из какого отделения? Не девяносто третье, случайно? Фамилии, будьте любезны, скажите? – тараторила она, с изумительной сноровкой перебрасывая при этом телефон от одного уха к другому.

Милиционеры растерянно переглянулись.

– А в чём дело-то? Вы куда звоните? – с ударением на первом слоге обеспокоенно спросил белобрысый.

– Вы это… чего? – также переходя на «вы», не совсем внятно подхватил веснушчатый.

– Я ничего, я папе звоню, – любезно поделилась девушка. – Он позвонит вашему начальнику, и вам мало не покажется, – мило пообещала она. – Преступников некому ловить, а они тут честных граждан хватают, просто чтоб план выполнять, – мимолётом пояснила она Олесе. И тут же ласково залепетала в телефон: – Попросите, пожалуйста, Виктора Борисовича. Кто говорит? Скажите, дочь звонит. Ах, у него совещание… С министром? А вы скажите, по важному делу. Хорошо, я подожду… – И, вновь повернувшись к оторопевшим милиционерам, прошипела: – Номер отделения, фамилии! Быстро!

– Слышь, Коль, может, отпустим её на первый раз? – сметливо предложил веснушчатый.

– Ещё раз попадёшься без документов, – внушительно повернулся к Олесе белобрысый Коля, на этот раз делая ударение на втором слоге, – тогда смотри!

И присовокупив к этой словесной, маловразумительной угрозе не менее невразумительный жест, он моментально растворился в толпе вместе со своим веснушчатым напарником.

Девушки остались одни.

– Спасибо вам, – просияла Олеся, по-детски радуясь своему неожиданному освобождению. – Я уж думала, всё, пропала! Менты проклятые!

Она чуть-чуть картавила, что придавало её речи особое, простодушное обаяние.

– Меня Настя зовут! – сообщила освободительница, закрывая телефон и пряча его в карман. – Только выкать мне не надо, хорошо?

– Хорошо, а я Олеся. На «ты», так на «ты», я согласна. А как же папа, его же звать пошли…

– Ничего, всё нормально, – рассмеялась девушка. – Не волнуйся!

– А кто у тебя папа?

– Папа у меня никакого отношения к ментам не имеет, – снова улыбнулась Настя. – Это я так просто, на понт брала.

– Классно! – восхитилась Олеся, блеснув при этом золотым зубом в уголке рта. – Слушай, если ты не торопишься, пойдём вон в стекляшку, кофе попьём, я приглашаю!

– Пойдём! – с удовольствием согласилась Настя. – Ты пирожные любишь?

– А то!.. – сделала большие глаза Олеся.

– Так закажем?

– Легко!

И обе только что познакомившиеся девушки мгновенно, как это свойственно только юным женщинам, став закадычными подругами, радостно, словно встретившись после долгой разлуки, зашагали по направлению к кафе.

Мир снова обретал свои яркие до боли в глазах краски.

Глава девятая
Телемастер

Любым любовным совмещениям
Даны и дух, и содержание,
И к сексуальным извращениям
Я отношу лишь воздержание.

И. Губерман

Телемастер Гена был искренним и неизменным любителем женского пола. Он всегда с удовольствием делился с Гординым очередными новостями своей бурной интимной деятельности, которая, как подозревал Виктор, и являлась его основной жизненной функцией. Всё же остальное, как то: зарабатывание денег путём починки телеаппаратуры, воспитание детей, постройка дачи и прочие заурядные дела – было лишь необходимой рутиной, обеспечивающей более-менее нормальное бытовое существование любвеобильного телемастера. Подлинной страстью его были женщины, и этой страсти он отдавал себя целиком, без остатка.

Повествуя Виктору об очередной своей любовной истории, Гена, доходя до кульминационного момента, мечтательно закатывал глаза и, вдохновенно предаваясь восторженным воспоминаниям о соитии с новой пассией, сопровождал их при этом, как правило, выразительными, красноречивыми жестами. Вообще существ противоположного пола Гена рассматривал только с крайне узкой, весьма определённой точки зрения. Виктору как-то довелось пройтись с ним по улице, и он был сильно впечатлён тогда весьма своеобразными комментариями, которые сыпались из телемастера безостановочно при виде дамы любого возраста и внешности, появлявшейся на горизонте.

– Вот ты смотри на неё, – говорил Гена, заметив молодую барышню, – видишь, идёт. А чего ты думаешь, она идёт? Трахаться хочет. Думает, кто бы меня отодрал?!

– Неужели? – сомневался Виктор.

– Само собой! – уверенно парировал Гена. – Что я, не вижу, что ли? А о чём ей ещё думать-то! Они все только об этом и думают.

– А вот эта? – спрашивал заинтересованный Виктор, указывая на вполне солидную с виду, среднего возраста даму.

– Эта? – оценивающе оглядывал объект Гена. – Эта только что оттрахалась с пожилым любовником, а теперь думает, кому бы ещё дать, помоложе.

– С чего ты взял? – искренно удивлялся Виктор.

– Да ты только посмотри, как она ходит! – с жаром убеждал его ценитель слабого пола. – Как будто ей засунули, а вынуть забыли. Тётя Мотя, что вы трёте между ног, когда идёте! Даже не сомневайся, Борисыч, ясное дело, у неё там всё зудит. Умирает как хочет.

– Ну хорошо, допустим, – соглашался Виктор, – а вон старушка идёт, она что, тоже, по-твоему, об этом мечтает?

– Она вспоминает, – ни на секунду не задумавшись, отвечал знаток женской души, – вспоминает, как трахалась. Хорошо, мол, было, но мало.

– А эти девочки?

– Школьницы-то? Эти, понятное дело, думают, поскорей бы подрасти, чтобы начать трахаться. Думают, хорошо бы кто-нибудь так целку сломал, чтобы мама не узнала. Как говорится, поебёмся, Оленька, пока пиздёнка голенька, а как вырастет пушок, хуй достанет до кишок!

И Гена, в восторге от своих литературных познаний, разражался громким жизнерадостным смехом.

Виктора поражало, что на супружеской жизни бесконечные сексуальные похождения телемастера никак не отражались, напротив, брак его отличался редкой стабильностью и долгосрочностью. Также восхищал его юношеский энтузиазм, с которым переваливший за полтинник Гена относился к этой сфере существования, поскольку лично с ним никаких подобных страстей на половой почве не происходило со времён Нонны Поглазовой.