Я остановился и несколько секунд просто стоял, пытаясь перевести дыхание. Яркие лучи солнца отражались от белоснежной морской пены и кораллового песка и слепили глаза. Было даже больно открыть их и посмотреть на все это сияющее великолепие. Когда глаза наконец привыкли к свету, я был потрясен, увидев человека, сидевшего на нашем бревне для совещаний.

– Привет! Тебе не мешало бы помыться. О боже, да ты весь в крови! Ты весь в ссадинах и порезах! А посмотри на свои волосы! Они грязные! Ты свалился в мангровое болото? Иди ополоснись, а то занесешь какую-нибудь заразу через царапины. От соли, конечно, будет жутко щипать, но тебе нужно срочно смыть всю эту грязь, мальчик. Ну, давай же, залезай!

Это зрелище было совершенно нереальным. Это была девчонка. Девчонка в шортах и футболке. Она смотрела на меня так, будто я очень развеселил ее.

Мой ужас тут же сменился возмущением.

– Э-э-э-э… – протянул я. У меня всегда были проблемы с подбором слов, когда я имел дело с противоположным полом. – Что?

– Ты жутко грязный.

– Это наше бревно, – сказал я. – Мы первые его нашли.

Наше бревно, выбеленное солнцем, солью и водой. Наша крепость. Наше убежище. Наш лагерь. Оно было нашим.

– Эта старая штуковина? – Она посмотрела вниз, но даже не сдвинулась с места. – Она ведь просто часть природы, а не ваша собственность.

У нее был мягкий американский акцент, который звучал почти как музыка.

– К черту природу! – невежливо сказал я. – Оно наше.

Она похлопала рукой по дереву, разглядывая его:

– Что это? Ваш корабль? Ваш галеон?

– Тебе-то чего!

Но я уже стал успокаиваться. Я вдруг представил себе, как все это выглядит со стороны. Вот стою я в старых грязных плавках. В волосах полно веток и прутьев. По всему телу царапины и синяки. Я воняю гнилой листвой и поросячьим пометом. Я испачкался с головы до ног и вспотел, как осел. На лицо налипли дохлые мухи.

А напротив меня сидит девчонка, которая выглядит как принцесса из диснеевского мультика. У нее были длинные светлые волосы, голубые глаза, отличная кожа, и ей, в отличие от меня, не требовалось отмываться по крайней мере три месяца. Если она так и будет продолжать сидеть, как сейчас, овеваемая свежим ветерком и недоступная для всего остального мира, ей вообще больше не понадобится мыться.

– Чего ты пялишься… – начала она. – О, здравствуйте, а вот и еще один!

Хассан вывалился из тропического леса. Он все еще держал в руке копье. Девчонке могло показаться, что Хасс охотится за мной. Хасс ее не увидел. С трудом переводя дыхание, он обратился ко мне:

– Я почти что его… – Он указал назад, в зеленую темень тропического леса, но, в конце концов заметив девчонку, остановился на полуслове.

– Кто она? – спросил он.

– Она – это мама слона, – сказала девчонка. – А меня зовут Джорджия. Вы, должно быть, сыновья тех двух мужчин, которые нагрубили моему отцу. Знаете, нас всех очень огорчил этот их поступок. Вашим отцам не мешало бы научиться правильно вести себя в обществе. Поведение в обществе – это то, что отличает человека от животного…

Аа-ааа-ааа-ааа-аааа-аа-аааа-ааййй-йййй-йй!

Джорджия завизжала и сразу же вскочила на ноги. Она вскарабкалась на самую высокую часть поваленного дерева, и мы тут же присоединились к ней. Сопящий злобный кабан вывалился из тропического леса, оттуда, откуда пришел Хассан. На секунду он замер. Кабаны не очень хорошо видят, но у них отлично развито обоняние. Преследователь фыркал и сопел, обходя вокруг дерева, постепенно переставая чувствовать наш запах на свежем морском ветерке. В конце концов он успокоился, некоторое время обнюхивал корни нашей крепости, а потом удалился назад в тропический лес.

– Фу! – облегченно выдохнул я, в то время как двое других рассмеялись.

Лед был растоплен, и мы решили пообщаться с Джорджией. Начали мы с наших историй. Джорджия, как она сказала, была дочерью мистера и миссис Портер. Ее отец был ювелиром, а плавание на яхте было его хобби. Он ушел в длительный отпуск, чтобы попытаться разыскать какие-то черные кораллы, очень ценные в производстве ювелирных украшений. Собирать можно было только мертвые кораллы, так как убивать кораллы противозаконно. Портеры узнали, что на острове Кранту есть как раз такие кораллы. Семья вооружилась аквалангами, чтобы проверить это предположение.

– Почему ваши отцы так грубо вели себя с моим? – спросила Джорджия. – Это создает проблемы для нас всех.

– Отцы? – переспросил я. – Да у нас один отец! Мой отец усыновил Хасса, и он теперь мой брат.

– Ой, а я подумала… – Мы оба поняли, что она имела в виду темнокожего Рамбуту.

– Нет, – отрезал Хасс. – Мы братья.

– Ну и замечательно, – вежливо сказала она.

– Хасс – мусульманин, – сказал я. – Он из Иордании.

– А Макс – неверный, – пошутил Хассан. – Он из страны неверных.

– То есть вы Хасс и Макс?

– Ну да! – сказал я.

– Хасс – это сокращенное от Хассана, – сказал брат немного натянуто, как мне показалось. Но его имя гораздо больше значит для него, чем мое – для меня.

Она улыбнулась:

– А Макс – это сокращение от…

– Лучше тебе не знать, – ответил я. – Оно в миллион раз длиннее.

На удивление, она тут же раскусила эту шутку:

– О, я знаю – Максимилиан! Знаете, он был императором Мексики в девятнадцатом веке.

Мы ошеломленно моргнули.

Мы немного помолчали, потом Джорджия спросила:

– Я говорю как ненормальная?

– Чуть-чуть, – ответил я.

– Ну это не имеет никакого значения, – сказала она, состроив мне рожу, – потому что я плаваю лучше вас обоих.

– С чего это ты взяла? – тут же возмутился Хасс.

– Я знаю, – рассмеялась она.

С этими словами девочка спрыгнула с бревна и побежала к лагуне. Через несколько секунд она прыгнула в воду и поплыла таким кролем, какого я никогда не видел. Лучше, должен признать, чем я или Хассан, хотя я никогда не сказал бы ей об этом.

– Я плаваю, как дельфин! – крикнула она. – Неплохо для ненормальной?

Я вовсе не считаю, что все девчонки ненормальные, но тогда мы дружно рассмеялись над этой фразой. Потом мы с Хассом тоже пошли купаться. Кровь и грязь на наших телах засохли, и мы смыли их. Так как воды вокруг был целый океан, это было очень просто. Я помыл волосы, презрев тот факт, что когда они высохнут, то станут кудрявыми и будут торчать во все стороны. Мы с Хассом оба уже загорели до бронзового цвета. Волосы на руках и ногах приобрели золотистый оттенок. Когда мы обдирали обгоревшую кожу, на ней оставались белые полосы. Поэтому наши тела были как бы в рисунках, напоминающих татуировки. Папа называл нас ходячими иероглифами. Мы были королями этого маленького острова и прекрасно знали об этом.

Вернувшись на пляж, я решил слегка побахвалиться перед этой чудесной девчонкой:

– Мы все время охотимся на диких кабанов. Обычно у нас получается гораздо лучше, но этот кабан был слишком большим.

– Я видела. – Она села на песке, обхватив руками коричневые колени. – Тем не менее должна тебе сказать, что я не одобряю убийство беззащитных диких животных.

– Беззащитных? – повторил я. – Да он мог перекусить нас пополам!

Остаток дня мы провели, болтая с Джорджией. Она рассказала, что приехала из Сан-Франциско, города в штате Калифорния. Ее родители разрешили ей пропустить занятия в школе, но мама занималась с ней разными предметами.

– Рамбута тоже занимается с нами, – сказал я. – Он дает нам уроки с шести до одиннадцати утра. Весь остальной день мы свободны.

– С шести утра? Это очень рано.

– Не в тропическом лесу. Ты-то спишь на яхте. Все, что ты слышишь, – это шум волн, набегающих на риф. И он всегда слышен, и всегда одинаково. А мы слышим и шум птиц, и цикад, и животных. Некоторые насекомые шумят, как циркулярные пилы, ужасно громко. Они все просыпаются с восходом и хотят увериться, что мы тоже проснулись.

Мы оба прекрасно с девочкой поладили и боролись за ее внимание, пока не начался этот разговор о тропическом лесе.

– Мой бойфренд Брэдли ходил в поход в тропические леса Таиланда, – сказала она. – А еще Брэд ходил в походы по Амазонке.

Мы с Хассом отвернулись, я посмотрел на море, а он – в джунгли. У нее был бойфренд. У этого ангела моря был бойфренд по имени Брэе).

– Брэдли – это больше похоже на фамилию, – сказал я. – А вовсе не на имя.

– Ну а его так зовут, – отрезала она, уловив насмешку в моем голосе. – Мне нравится это имя.

– Ну и отлично. Хасс, нам пора возвращаться. Пока, Джорджия! Приходи сюда проветриться, когда тебе захочется!

– Я приду, – сказала она.

Не ответив, я побежал по пляжу. Хасс последовал за мной. Его ассегай по-прежнему был с ним, а я бросил свой где-то по пути к храму. Еще было достаточно светло, чтобы попытаться отыскать его, хотя солнце в этих местах садилось ровно в шесть часов. Сумерек не было вообще, только быстрый закат. Вот еще только вокруг был дневной свет – и сразу падает темная пелена.

Когда мы добежали до храма, стало по-настоящему темно. К счастью, светила луна. Мы нашли дорогу сквозь просеку. Я заметил блеск моего ассегая в лунных лучах, которые пробивались через плотный полог листвы над головами. В том, что мы находились в заброшенном храме посреди ночи, было что-то зловещее. Хасс еще усилил это чувство, прошептав:

– Здесь даже в воздухе чувствуется запах зла.

– Заткнись! – нервно отрезал я, поднимая с земли ассегай. – У тебя что, нервы шалят?

– Ты имеешь в виду совсем другое.

– Ну, что бы я ни имел в виду, я не… – Я остановился на середине фразы и уставился на храм.

Его не было.

По крайней мере крыши.

Мы оба осторожно двинулись вперед. И в самом деле, крыша в конце концов обрушилась. Одна из колонн рухнула. При более детальном осмотре мы заметили ногу, торчавшую из-под огромного камня. На ее конце было копыто. Этого бородатого кабана просто расплющило. Должно быть, он вернулся обратно попастись и налетел на колонну. Теперь от него осталась только мокрое место под неимоверной тяжестью каменной крыши.

– Не вытащить ли нам ногу? – тихо спросил Хассан. – Или просто оставим все как есть?

– Бесполезно. Этому старому кабану было суждено умереть сегодня.

Мы оставили его там, где он лежал. Пусть муравьи объедают его плоть. Я почувствовал неприятное головокружение, когда подумал о том, что это моя нога запросто могла торчать из-под каменного свода. Я представил, как Хассан приносит мою сандалию папе и говорит, что это все, что осталось от Макса Сандерса. Позже мне даже приснился сон, что папа пытается собрать меня обратно, как головоломку, в сарае для вяления рыбы, и начинает как раз с сандалии. «Нам нужно больше деталей, – говорит он Рамбуте. – Нам нужна другая нога». Когда Рамбута сказал, что другую ногу расплющило, как камбалу, папа впал в ярость: «Ну так надуй ее обратно! Надуй! Я что, долусен сам делать абсолютно все?»

13 мая, остров Кранту

Учимся, но, по крайней мере, нам удалось задать Раму вопрос, отвлекающий от темы. Познакомившись с Рамбутой, мы очень быстро заметили, что он интересуется сказками, легендами, фольклором и другими подобными штуками. Сегодня мы проходили Древний Египет, я подмигнул Хассу и спросил Рама, откуда появился Сфинкс. Рам поморщился и спросил, что я имею в виду.

– Я имею в виду, это египтяне изобрели его?

– Есть такая теория, но есть и другие, – ответил Рам.

Он принялся объяснять, что мифические чудовища происходят из глубин подсознания: возможно, нам надо придумывать сказочных животных, чтобы жизнь была богаче и интереснее. Другая теория гласит, что эти сказочные создания когда-то действительно жили на земле, но потом вымерли или были истреблены.

– Но тогда мы бы нашли кости, – сказал Хассан. – Ведь находят же кости динозавров.

Рам пожал плечами:

– Возможно, их генетический код настолько сильно отличался от нашего, что их обмен веществ тоже был другим. Может быть, не только их плоть сгнивала, но и кости рассыпались в пыль.