– В самом деле? – холодно осведомилась Оливия, вставая и натягивая перчатки. – Какая прелесть. Ну, тогда успехов, – кротко пожелала она и решительно направилась к двери.

Филипп не остановил её. Она стремительно прошла по узкому коридору, потом поднялась по неприметным ступенькам, сразилась с бархатной портьерой, набросившейся подло, исподтишка, и, одержав над ней победу, оказалась снова на сцене, где маг и чародей Рафаил Смит возился с какой-то подозрительной штукой, торчавшей из разверстого люка в полу, пробежала по дорожке между рядами кресел, обтянутых винного цвета плюшем, толкнула неподатливые двери раз, другой, и наконец оказалась на площадке перед вестибюлем. Двери с мягким шорохом, словно кто-то испустил полный печали вздох, захлопнулись за её спиной.

Оливия сделала ещё несколько шагов вперёд. Ступила одной ногой на лестницу, замерла. Ей вспомнились летние события во Фроингеме^[2] и то, как она, применив фразу-заклятье родом из детства, вынудила Филиппа помочь ей.

Оливия ещё раз оглядела вестибюль, сейчас утопающий в тусклых сумерках зимнего утра.

Выход был совсем близко.

Представила, как вечером здесь закипит жизнь: нарядные пары будут подниматься по лестнице, предвкушая веселье, дети путаться под ногами и выпрашивать яркие безделушки и карамельных лошадок – всюду гомон и суета, позолота на серых буднях.

Достаточно добежать до пансиона, забрать вещи, и она даже успеет на дневное занятие в художественную студию. Мистер Ходжсон считает, что она делает заметные успехи.

Дунайский кудрявый гусь по имени Геркулес? Оливия, в прошлом у которой было не очень удачное, но гораздо более тесное, чем входило в её планы, знакомство с гусиной братией, понадеялась, что с Геркулесом ей дела иметь не придётся.

Она проделала обратный путь значительно медленнее. Филипп по-прежнему сидел в крохотной каморке за сценой. Он увидел сестру, и глаза его просияли надеждой.

– У тебя что, совсем никаких вариантов нет, кроме меня? – спросила Оливия, опускаясь на стул.

– Ты – наша последняя надежда, Олив, – просто ответил Филипп. – В разгар сезона невозможно найти стоящую свободную актрису, да ещё на то жалованье, что мы в состоянии платить ей. Никто в здравом уме на это не согласится. Кроме того, в реквизит Рафаила поместится далеко не каждая. Имоджен, например, слишком миниатюрная. Она попросту вываливается из кресла, а переоборудовать его будет стоить нам времени, которого у нас нет.

– Ну, хорошо, Филипп. Я согласна. И я хочу тридцать шиллингов в неделю. И никаких гусей! Если хоть один гусь приблизится ко мне ближе, чем на пять футов, то я…

– Двадцать, – быстро сказал Филипп. – И ещё жильё и стол. И никаких гусей! К тому же Геркулес пропал с неделю назад, и мы до сих пор не можем его найти.

Оливия, поразмыслив, кивнула, сняла пальто и повесила его на спинку стула.

– Договорились. Я помогу твоему Мардуку^[3] таскать кроликов из шляпы, но только до того момента, пока Эффи или та, новая девушка, Люсиль, которую вы нашли, не сможет меня заменить.

– Эффи нужно буквально пару-тройку недель, чтобы рука окончательно восстановилась, – медленно, со странной гримасой на лице ответил Филипп и нехотя добавил, понимая, что Оливии рано или поздно всё равно станет об этом известно, – а вот на Люсиль надеяться не стоит.

– А что с ней? – мельком поинтересовалась Оливия, разматывая шарф. – Она что же, серьёзно пострадала?

– Серьёзней некуда, Олив. Люсиль сломала шею.

Глава пятая, в которой Оливия Адамсон сводит знакомство с почтенной мисс Дженни, постигает изнанку магических иллюзий и узнаёт много интересного о Люсиль Бирнбаум

Исчезновение с последующей материализацией – вот что всегда по-настоящему изумляет как городскую, так и сельскую публику. За свою сценическую карьеру Рафаил Смит показывал этот фокус тысячи раз, но всё равно тот миг, когда улыбающаяся девушка из плоти и крови, в блестящем костюме, отвлекающем внимание от реквизита на сцене, бесследно исчезает, буквально растворяется в пространстве, – вызывает у зрительного зала долгий восхищённый вздох после того, как каждый из них следил, затаив дыхание, за таинственными манипуляциями Великого мага и чародея.

Прочие иллюзии, входившие в репертуар Рафаила Смита, тоже исполнялись с присущим ему мастерством и нравились публике, но ничто не могло сравниться с главным номером программы. Теперь же, в отсутствие ассистентки, исполнение хитроумного трюка было невозможно, и старый иллюзионист предвидел недовольство разочарованных зрителей, что, само собой, неминуемо отразится на сборах.

Не особенно полагаясь на Адамсона, который заверил его, что сестра непременно согласится выручить труппу, Рафаил посвятил утро тому, что пытался при помощи инструментов хотя бы на дюйм передвинуть крепления кресла, чтобы хрупкая Имоджен Прайс могла стать той самой исчезающей девушкой. Однако театральный реквизит был сработан на совесть, о чём говорило и фирменное клеймо известных в своей области мастеров «Штайнер и сыновья», и вытисненный на толстых кожухах герб австрийского городка, откуда они были родом.

В сердцах побросав инструменты, Рафаил негромко выругался, но тут по ступенькам на сцену вихрем взлетел Филипп Адамсон. Нехотя, с обречённым и растерянным видом, за ним следовала его сестра. Поразительное сходство близнецов сейчас не слишком бросалось в глаза, так как лица их выражали совершенно различные эмоции.

– Она согласна, мистер Смит! Оливия согласилась!

Адамсон радовался, как ребёнок, не понимая, что подготовить его долговязую сестру к работе с реквизитом будет такой же непосильной задачей, как выдрессировать для этого ослицу Дженни. А уж её хмурый и неулыбчивый вид! Ни грана обаяния, даже странно. Впрочем, девушки сейчас совершенно не такие, как во времена его молодости.

Опасения иллюзиониста подтвердились сразу же. Сначала мисс Адамсон не желала лезть в тёмный люк, из которого тянуло сыростью и мышами, потом с великим трудом, после долгих споров и заверений, что с ней не произойдёт ничего непоправимого, удалось пристегнуть её за талию, руки и ноги к креслу и медленно, чрезвычайно медленно и осторожно продемонстрировать работу реквизита.

На этом этапе Рафаил Смит и предвидел основные сложности, и, как человек поживший и с большим опытом, оказался прав. Когда мисс Адамсон вместе с креслом описала полукруг и на несколько мгновений оказалась в положении вниз головой (не то чтобы это было сделано специально, скорее, иллюзионист хотел подготовить свою будущую ассистентку к тому, что её ожидает), то из-под сцены отчётливо донеслись такие слова и выражения, каких девушки времён молодости Рафаила Смита себе ни в коем случае не позволяли. Дюжие работники сцены, проходившие в этот момент мимо, вздрогнули и принялись озираться по сторонам.

Когда же кресло описало полный круг, и мисс Адамсон вновь показалась из люка над сценой – самую малость растрёпанная и с такими глазами, что иллюзионист решил немного выждать перед тем, как вернуть ей свободу, – то она прерывистым тоном, сдувая с лица прядь волос, категорически заявила:

– Я бы хотела перекинуться словечком с мистером Адамсоном, если не возражаете. Прямо сейчас!

Филипп нашёлся неподалёку, у оркестровой ямы, где вёл ожесточённый спор с музыкантами о недопустимости опозданий на репетиции. Рафаил Смит в нескольких словах передал ему суть проблемы и удалился. Оливия так и осталась пристёгнутой к креслу, и, как мог видеть иллюзионист со своего наблюдательного пункта, брат тоже освобождать сестру не спешил, предусмотрительно держась на безопасном от неё расстоянии.

Неизвестно, о чём близнецы говорили, но через четверть часа Филипп тяжело опустился на стул рядом с Рафаилом Смитом и устало сообщил:

– Можете работать дальше, мистер Смит. Только… как бы это сказать… не наседайте на мисс Адамсон очень уж сильно. К ней нужен особый подход. Тут похвалить, там промолчать. В общем, как-то так.

Ничего на это не ответив, фокусник сверился с карманными часами. До дневного представления, когда придётся освободить сцену, времени оставалось достаточно.

Вопреки ожиданиям, дальше дело пошло легче. После беседы с братом мисс Адамсон заметно присмирела, и из её взгляда пропало выражение хищного зверя, запертого в клетке. Убедившись, что работа поворотного механизма не наносит ей никакого вреда, девушка уже не так отчаянно закрывала глаза перед тем, как описать полный круг и вернуться в ту же точку.

Техническая сторона трюка с исчезновением и последующей материализацией сложностью не отличалась. Темп, темп и ещё раз темп – вот залог успешного фокуса. Тут многое зависело от того, насколько быстро двигается ассистентка и что иллюзионист предпринимает, чтобы отвлечь внимание публики от истинных действий участников иллюзии.

Весь расчёт строился на том, что Оливия, пока фокусник делает вид, что читает магическое заклинание над накрытой покрывалом фигурой, должна была молниеносно привести в действие скрытый механизм, открывающий в сцене люк и переворачивающий кресло, задержаться под сценой для того, чтобы освободиться от оков, и ловко пробраться через тайный ход в зрительный зал, где её триумфальное появление возвещало публике о том, что фокус удался в полной мере. После этого Оливии предстояло проделать обратный путь и зафиксировать себя в кресле до того, как иллюзионист приведёт в действие поворотный механизм и вернёт его на сцену.

Для всего этого от ассистентки, по мнению Рафаила Смита, не требовалось большого ума, только подходящее сложение, ловкость и беспрекословное подчинение его приказам. Со вторым, и в особенности с третьим, дело обстояло плачевно.

Мисс Адамсон, немного освоившись, принялась задавать множество каверзных вопросов, и старому фокуснику пришла в голову мысль, что ему гораздо спокойнее, когда новая ассистентка находится в люке, под сценой, а не буравит его взглядом потемневших от досады серых глаз.

Тем не менее дело двигалось. Разумеется, впереди были долгие часы репетиций, так как все действия мисс Адамсон с поворотным механизмом хитрого кресла требовалось отточить до полного автоматизма, но даже сейчас, спустя несколько часов с начала работы, результат внушал Рафаилу Смиту надежду на успешный исход.

Пока лучшим показателем можно было считать четыре с половиной минуты, тогда как уложиться необходимо было в пятьдесят секунд. А ведь следовало ещё научить эту несговорчивую, как все они сейчас, девицу, правильно двигаться по сцене, обаятельно и открыто улыбаться публике, пользоваться гримом, а также обрядить её в шелковый восточный костюм, расшитый полумесяцами, блёстками и стеклярусом. С этим, как справедливо подозревал старый фокусник, могли возникнуть особые проблемы.

Когда отпущенное им время истекло, и за сценой послышались протестующие крики мисс Дженни, которую запрягали в тележку для номера, открывавшего дневное представление, Рафаил Смит вынул из кармана не слишком чистый носовой платок и устало промокнул взмокший лоб. В эту минуту ему казалось, что если бы ему и вправду пришлось готовить к выступлению на сцене ослицу, располагая всего пятью днями, то это и вполовину не было бы так утомительно.

– Ну, мисс Адамсон, для новичка вы справились неплохо, – неохотно признал он, помня слова Филиппа об особом подходе, и сразу добавил: – Но настраивайтесь на большую, большую работу.

Оливия же, стараясь сохранить достоинство и не пыхтеть как паровоз после многочисленных утомительных пробежек под сценой, мрачно заверила его:

– О, я нисколько в этом не сомневаюсь, мистер Смит. А теперь поведайте мне, где я могу найти мистера Адамсона? Очень уж хочется повидаться с ним.

* * *

Растирая покрасневшие запястья, Оливия, с трудом сохраняя внешнее спокойствие, отправилась за кулисы на поиски брата.