– Сподоблюсь, – кивнул боярин, стараясь перенимать местный говор, – веди коня. Только смирного, раны тяготят еще.

Приказчик шагнул с крыльца на нижнюю ступеньку и остановился, развернувшись в сторону конюшни.

– Эй, Кондрат! – крикнул Захар конюху. – Веди коней. Боярину Доброго подай.

Боярин, услышав знакомое имя, поневоле вздрогнул, но этого, к счастью, никто не заметил. Посмотрев в сторону конюшни, он вскоре увидел светловолосого парня лет семнадцати в холщовых штанах и рубахе, подпоясанного какой-то веревкой. Тот был босым и вел под уздцы гнедого жеребца, смирного на вид.

Глянув на лошадь, Кондрат с первого взгляда решил, что этот конь действительно не отличался буйным нравом и вполне подходил для раненого. Еще с прошлой жизни он научился разбираться в лошадях. Боярин приблизился, осторожно провел ладошкой по холке, погладив коня. Конь стоял смирно, лишь отфыркиваясь от назойливых мух и кося глазом на своего будущего седока. Поколебавшись мгновение, Кондрат сунул ногу в стремя и схватился руками за седло. Конюх бросился помогать, поддержав хозяина за сапог. Боярин не возражал, на то и нужны дворовые люди, чтоб служить. Затем плавным движением он подтянул вверх израненное тело и оказался на коне. Грудь отозвалась тупой болью, но Кондрат стерпел. Раны все же подзатянулись за это время.

– Ну, – сказал он своим приказчикам, устроившись в жестком седле, – поехали. Чего время терять.

Захар и Макар, которым за это время подвели по жеребцу, быстро оказались в седлах. Двигались они гораздо проворнее своего хозяина, которому даже по местному этикету полагалось делать все медленно и неторопливо. Обычно Кондрат двигался не в пример быстрее, но сейчас местным обычаям способствовала тесная и неудобная одежда, да не до конца зажившие раны. Дернув за уздечку, Захар первым тронулся к воротам, пустив коня шагом и показывая дорогу. Он уже привык, что после нападения медведя, едва не лишившего боярина жизни, его хозяин помнил далеко не всё.

Выехав за ворота, услужливо отворенные настежь за то время, пока они садились на лошадей, группа всадников свернула направо и стала спускаться с холма по узкой улочке, вымощенной стругаными досками. Здесь и в самом деле оказалась мостовая. Долгое время дорога шла вниз с холма, петляя меж таких же усадеб, как у Коловрата, окруженных частоколом, хоть и отстроенных на разные лады. Дома были все богатые, в несколько этажей, как мог разглядеть Кондратий, покачиваясь в седле. Отделанные резными и кое-где раскрашенными колоннами. По всему было видно, что здесь обитали местные богачи, такие же, как он сам. Хотя некоторые хоромы были не в пример богаче жилища служилого боярина, хотя и принадлежали, по рассказам приказчиков, людям, стоявшим гораздо ниже Коловрата по своему положению или богатству.

Проезжая по «родному» городу и поглядывая на встречных крестьян, ломавших перед ним шапки, Кондрат не спешил с расспросами, справедливо полагая, что большинство информации получит не раскрывая рта. Его словоохотливые приказчики сами болтали без умолку, рассказывая последние новости о том, кто из его соседей женился, кто умер, а кто уехал в дальние страны за товаром. Оказалось, что двое его ближайших соседей были купцами, торговавшими с азиатским странами лесом и пенькой, а также гончарными изделиями. Купцы эти часто покидали свои дома, уезжая с караванами в дальние земли. Звали их Доброжир и Палка. Богатые были купцы, но тягаться с Коловратом все равно не могли. Один его золотой промысел по изготовлению украшений приносил в хозяйство денег больше, чем обоим купцам все их занятия. Но ведь не все так близки были с князем, как Евпатий, чтобы получить разрешение изготовлять украшения для княжеского двора. Третьим соседом из ближайших был тоже боярин Святослав, чей дом был почти вдвое больше, чем у Коловрата, и к тому же богато разукрашен резьбой и позолотой. Святослав, как следовало из рассказов приказчиков, тоже был близок ко двору. Ведал у князя Юрия, похоже, дипломатическими вопросами, – вел переговоры и «устраивал дела» с инородцами, часто пропадая в неизвестных землях, как и купцы, но с другими целями. А кроме того, еще торговал оружием, имея кузню, как и Евпатий. Этот боярин мог посоперничать богатством и княжескими почестями с Евпатием, а то и превосходил его кое в чем.

– Промеж купцов сказывают, – балаболил без умолку Захар, – что Святослав уехал в Муром торговать. Да только на днях купец Иван Большой возвратился из поездки по южным странам с товарами, сказывал, что видел Святослава на реке Воронеже. Видать, боярин к половцам по делам тайным поехал, да туману напустил для отвода глаз.

«Вот она, тайная политика, – усмехнулся про себя Кондрат, рассматривая небольшой, но опрятный дом с десятком пристроек, стоявший дальше вниз по склону холма. – Одна случайная встреча, и весь город знает о планах руководства».

– А это что за дом? – воткнул боярин слово в бесконечный монолог приказчика, позабыв, что и так должен все здесь знать.

– Здесь вдовая боярыня Умила живет, муж ее давно уж помер, на охоте медведь задрал, – походя ответил Захар и как ни в чем не бывало продолжил свой рассказ о купцах, боярах и дальних странах.

Кондрат поневоле вздрогнул, проведя рукой по груди, прикрытой многочисленными кафтанами, от которых на солнце уже стало довольно жарко. Сдвинул шапку со лба, подставив его налетевшему ветерку. Затем, усилием воли отогнав мысли о медведях, которых в здешней округе, похоже, водилось немерено, он вновь принялся осматривать соседские терема. Подняв взгляд повыше, Кондрат разглядел вдалеке укрепленный замок. Тот стоял на самом высоком месте Рязани, отделенный ото всех глубоким рвом. Судя по всему, это был княжеский кремль.

«А боярин-то, похоже, из скромных мужиков был, – с одобрением подумал Кондрат, закончив беглый осмотр близлежащих строений и вспоминая свое жилище, более походившее на крепость, чем на дворец, – хоть и богат, а денег на ветер не бросает. Молодец».

Спустившись с холма, они миновали церковь – проезжая которую, новоявленный Евпатий перекрестился вслед за приказчиками, – и углубились в квартал с более плотной застройкой. Дома здесь тоже были богатые с виду, но стояли уже плотнее друг к другу, образуя несколько довольно широких улиц. По одной из них, распугивая конями попадавшийся люд, боярин с приказчиками добрались до крепостной стены и выехали за нее сквозь ворота. Как узнал из бесконечного монолога Захара боярин – ворота назывались Спасскими. Через них шла главная дорога от княжеского кремля на холме, вдоль всего Среднего города – так назывался квартал, где обитал нынче сам боярин Евпатий, – прямиком к Ряжским воротам, минуя мастерские и лавки Столичного города. Сразу за Спасскими воротами обнаружился еще один кирпичный храм – Спасский собор, – давший название массивным воротам. Перекрестившись еще раз с поклоном, Кондратий доехал шагом до перекрестка и направил своего смирного коня вслед за Захаром, который, не прекращая разговора, свернул на развилке налево, к Исадским воротам. Как уже знал Кондратий, неподалеку от этих ворот и находился его кузнечный промысел.

Здесь, за стеной Среднего города, зажиточный люд встречался редко. Это были кварталы ремесленных людей и бедноты, кормившийся разными промыслами, от кузнечных до гончарных. Проезжая еще Спасский собор, боярин заметил издалека целую ораву нищих, просивших милостыню у всех встречных с таким рвением, что в случае отказа им было не позавидовать. К счастью, боярин проехал стороной, но на будущее отметил себе, что ему по статусу, вероятно, полагалось разбрасывать милостыню горстями. И еще подумал, что наверняка это за него делали вездесущие приказчики. Кондрат мысленно поблагодарил провидение за то, что выбросило его в этот мир не одного и не на пустое место, а снабдило такими знающими помощниками.

Глядя по сторонам, Кондратий вдыхал дымно-смоляные запахи, перемежавшиеся смрадом и вонью, и не мог надивиться тому что происходит вокруг. Работный люд, разодетый в мешковатого вида рубахи, сновал по своим делам, то и дело преграждая путь конным. Или сидел по своим мастерским и сараям, откуда валили дым и пар. Изготавливая нечто молотом, вырезая ножом или связывая, вышивая, скрепляя. В общем, все были при деле.

Сегодня был его первый «выход в люди», и боярин с жадностью впитывал в себя все незнакомые виды и образы, навалившиеся на него и взволновавшие душу. Кондрат почувствовал себя вдруг каким-то разведчиком или, скорее, исследователем неизвестного мира, невесть как влезшим в чужую шкуру. Шкура ему досталась неожиданно богатая, но, надо сказать, предполагавшая ответственность поболее, чем у других. Еще из книжек он уразумел, что жизнь рядом с властителями любого рода – это всегда палка о двух концах. Могут осыпать милостями, а могут и голову с плеч. С этим на Руси никогда не церемонились. Почему он оказался в этом странном мире не холопом, а именно боярином, за какие такие заслуги – небеса молчали. Пока. Предоставляя Кондрату возможность самому разобраться. Узнать, в чем тут, как говаривала его бабуля, божий промысел. И пока что единственное, что надумал Кондрат, не считавший себя достойным вечной жизни или жизни за чей-то счет, – ему просто повезло. А будущее покажет. Мир вокруг сейчас был на удивление осязаем и реален, хотя и не мог быть таким по определению.

Окутанный внезапно нахлынувшими размышлениями о своем бытие, рязанский боярин вскоре доехал до края большого оврага, разрезавшего городскую землю огромной загогулиной, дальний конец которой упирался в крепостную стену. К этому оврагу выходили задние дворы как минимум двух дюжин строений, походивших на низкие вытянутые амбары. Буквально из каждого сейчас валил не то дым, не то пар. Из-за бревенчатых стен, почти черных от копоти, раздавались методичные удары молотов. Услышав эту музыку, Кондрат решил, что они, наконец, прибыли. И не ошибся.

– На месте мы, Евпатий Львович. Пора посмотреть, что с заказом княжеским делается, – сообщил Захар, придерживая коня, и, обернувшись к боярину, вполголоса добавил: – Да кузнецов припугнуть для острастки, а то они что-то тянуть стали с работой. Особливо Кузьма, с тех пор как у него шестое дитя народилось, да Храбр – который едва только из запоя вышел… Хотя по трезвости лучше их работников во всей Рязани не сыскать.

Став неожиданно серьезным, Захар напомнил:

– Нам, Евпатий Львович, княжеский заказ изготовить надо вовремя. Запоздать никак нельзя. Князь Юрий, он, сам знаешь, где добрый, а где…

– Разберемся, – мрачно пообещал Кондрат, никогда не любивший нарушителей дисциплины.

Захар остановил коня у крайней кузницы и, спрыгнув на землю, помог спуститься на землю своему боярину, придержав стремя. Кондрат уже начал привыкать к такому отношению. А куда деваться – стал боярином, принимай почести, пока дают. Отвечать потом будем. Он спустился на каменистую землю, бросил поводья приказчику и остановился в нерешительности. Делая вид, что рассматривает здоровенную бочку с водой, стоявшую у входа в кузню, Кондратий помедлил с минуту, раздумывая, как начать разговор со своими лучшими кузнецами, отбившимися от рук.

В это время широкая дверь, а точнее ворота, отворились, и в клубах дыма наружу вышел здоровенный детина, косая сажень в плечах, в кожаном фартуке на голое тело. Волосы его на голове были перехвачены широким металлическим обручем, а со щек и бороды стекали капли пота. В мозолистых вытянутых вперед руках он держал щипцы, между концами которых был зажат наконечник копья, раскаленный докрасна. Не обращая внимания на прибывших, кузнец шагнул к бочке и опустил в нее свое изделие. Издав злобное шипение, вода забурлила, охлаждая выкованный наконечник. А кузнец вытащил его назад, бегло осмотрел и уже собирался вернуться в кузницу, как его окликнул Захар.

– Ты чего, Кузьма, – подал приказчик голос, в котором сквозили нотки издевки, – али не узнал нас? Мы вот к тебе в гости приехали.