Полет саранчи (страница 15)
Мальчик выделялся среди сверстников умом и красноречием, в нем уже тогда проявились желание и умение обращать на себя внимание. Лева Бронштейн писал стихи, переводил на украинский басни Крылова; рано пристрастился к чтению, к печатному и устному слову. Увлеченно писал сочинения на различные темы, которые учитель неизменно выделял и вслух читал в классе, – в общем, Лева мечтал стать писателем. Всю последующую жизнь Лев Давидович прошел с пером в руке. Оно всегда было его главным оружием наряду с незаурядным талантом оратора. Десятки книг, тысячи статей дают богатый материал для ответа на вопрос: скажи, что ты пишешь, и я скажу, кто ты. Человек разносторонних способностей, он любил математику и мечтал о поступлении на математический факультет Императорского Новороссийского университета, основанного в Одессе на базе Ришельевского лицея.
Со временем музыка поэзии и гармония чисел будут забыты и навсегда уступят место в его сердце боевым маршам мировых революций.
Постигая науки, юноша познакомился с трудами Карла Маркса и примкнул к местному кружку социалистов.
«И в деревне, и в городе я жил в мелкобуржуазной среде, где главные усилия были направлены на приобретение, – вспоминал он впоследствии. – По этой линии я оттолкнулся и от деревни моего раннего детства, и от города моих школьных годов. Инстинкты приобретательства, мелкобуржуазный жизненный уклад и кругозор – от них я отчалил резким толчком, и отчалил на всю жизнь».
Троцкий очень скоро стал, как мы теперь говорим, неформальным лидером группы молодых людей, искавших выхода переполнявшему их стремлению работать «на благо общества». В Николаеве, где отпрыск мелкобуржуазной семьи оканчивал последний класс учебы в реальном училище, он и его друзья смогли создать Южно-Русский рабочий союз, в котором насчитывалось до двухсот членов, главным образом рабочих города, николаевских судостроителей.
Окончив училище в 1895-м, Лева Бронштейн полностью переключился на революционную деятельность.
В 1898 году активность молодого человека была пресечена арестом, за которым последовали два года тюрьмы с дальнейшей ссылкой в Сибирь. В этот период революционер обзавелся новой фамилией – Троцкий, которую сохранил до конца жизни.
В одесской тюрьме он с неутомимой жадностью штудировал множество богословских трудов. Знал все секты и ереси старого и нового времени, все доводы православия против католицизма, протестантства, толстовства, дарвинизма, но апологетическая литература не произвела на него особого впечатления. Идеологический борец прежде всего, Троцкий хотел быть подготовленным к встрече с «клерикализмом», который ненавидел со всем жаром революционера-марксиста. Впоследствии он писал: «Бородатые и седовласые метрополиты, Победоносцев, их вдохновляющий, и другие столпы государства, считающие нас, революционеров, безумными фанатиками, а себя представителями трезвой мысли, требуют от всех веры в бессеменное зачатие и в Святой Дух, передающийся через хлебные облатки».
Да, жизнь на окраинах империи была жестокой и бесперспективной. Да, детям не хватало любви и ласки. В том мире, где начинал свою жизнь еврейский мальчик Лейба, не было ни Бога, ни справедливости. Но нам, живущим в XXI веке, непонятно, почему столь одаренный и довольно образованный юноша предпочел одной красивой сказке о добром, вечно восстающем из пепла Боге, другую религию-химеру – бездушный, жестокий, беспощадный миф о секулярном, пролетарском коммунистическом мессианском будущем (чем не новый жестковыйный[26] иудаизм?):
Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый мир построим:
Кто был ничем, тот станет всем.
В этом куплете соединилось все: иудаизм, христианство и коммунистический интернационал поют в унисон гимн будущей революции. Нельзя не признать, что на рубеже веков старушка Европа решила тряхнуть стариной и увлеклась трудами новых харизматичных пророков того времени – Маркса и Энгельса. Что уж говорить о молодых? Пубертатному возрасту свойственны максимализм и жестокость, а еще вера в будущий прекрасный мир свободы, равенства и братства. Но ведь они уже тогда знали, что придется разрушить все – экономику, страну, границы, семью, веру, культуру, память предков… Что в этом механическом мире не будет места для буржуазных пережитков: любви, радости, нежности, надежды, счастья растить детей, в нем не будет ничего человеческого. Еще Энгельс писал, что семейное хозяйство при социализме должно стать частью общественного труда, а уход за детьми и их воспитание – общественным делом. В связи с этим семья просто отомрет. Посмотрите, что за чудовищный микс канцеляритов! Ни харизматы «Капитала», ни харизматы русской революции не предполагали, что их будущий прекрасный мир станет жестоким миром механически мыслящих кастрированных бюрократов.
Такой же бездушный лозунг: «Революция – все, люди – ничто» – был взят на вооружение и в девяностые. Гайдар со товарищи-младореформаторы считали: Россия населена совками, все, что существует в этой стране, следует не задумываясь смести с лица земли и только потом строить новое. А для этого годятся любые способы и любые средства. Пусть инфляция разрушит все – в этом нет никакой проблемы. Так или иначе, этот старый хлам мертв и не нужен. Гайдар вещал в революционном раже: «Научные учреждения могут подождать! Северные районы не нужны! Старое поколение виновно…» Корыстные и самовлюбленные или искренне заблуждающиеся, они строили капитализм чисто большевистскими методами: важна цель, а средства – безразличны.
Разве нельзя было разглядеть последствия на берегу, до переправы?
Возможно, мы не одобряем выбор Троцким и многими другими музыки и ритмов всемирной пролетарской революции просто потому, что нам довелось до конца просмотреть этот ужасный кинофильм, прочесть титры, узнать имена режиссеров и актеров, заглянуть в будущее грандиозных, вселенского масштаба проектов и увидеть своими глазами конечные и бесконечно печальные результаты как тех, так и других религиозных поисков, как, впрочем, и результаты многих других кровавых и беспощадных религий XX века.
Но вернемся к юному Лейбе. В 1890-м Троцкий навел контакты с представителями антиправительственной газеты Искра и вскоре стал ее сотрудником, печатаясь там под псевдонимом Перо.
Сбежав из-под надзора, в 1902 году Лев Давидович оказался в Лондоне, где начал сотрудничать с Лениным, продвигая в массы идеи будущего вождя пролетариата. Молодость талантливого агитатора и оратора не помешала ему быстро завоевать популярность.
Сексот по призванию
В. МаяковскийЭту ночь глазами не проломаем,
черную, как Азеф.
Его имя стало нарицательным, ему посвящали книги, пьесы, кинофильмы. О нем писали известные мастера: М. Горький, А. Толстой, М. Алланов, Р. Гуль, Б. Николаевский и другие – все дружно называли Азефа Иудой XX века, величайшим предателем и негодяем. Насколько это правда? По мнению В. Лаврова, «суждения эти однобоки, более того – глубоко ошибочны».
Еврей по национальности и провокатор по духу, он умел быть слугой многих господ, везде преуспел и в конце концов предстал перед нами одной из легендарных личностей, подготовивших Февральский и Октябрьский перевороты.
Иона (Евно[27]) Азеф родился в захолустном еврейском местечке Лысково Гродненской губернии в семье бедного портного Фишеля Азефа. Семья была большая: три сына и четыре дочери, Евно был вторым.
Как вам кажется, имя Евно ассоциируется на слух с почтенным именем пророка? А с чем ассоциируется, не со словом ли евнух? Тонкий голос при высоком росте и тучности…
А вот еще (Саша Черный постарался):
Вам все равно –
Еврей ли, финн, иль грек,
Лишь был бы только не «Евно»,
А человек.
Скромно и незаметно начинался ручеек его жизни, который превратился в конце концов в бурную реку и выбросил эту экстравагантную персону в бушующий океан опаснейших приключений и мировой славы.
Папаша Азефа – Фишель, которого в Лысково держали за фуфеля[28], «был тощим стариком в чесучовом, выгоревшем до седого цвета лапсердаке, который он носил так долго, что казалось – родился в нем вместе с седыми пейсами, угрями на тощей шее и глазами, в которых будто отражались все мировые несчастья со времен Ноя[29]».
Фишель целыми днями сидел в своей лачуге да что-то без конца шил – причем обычной иглой, – ибо если у него что и было, так это геморрой и язва; Зингера[30], во всяком случае, никогда не было. Он окидывал взглядом нищенские углы хибарки и тяжко вздыхал:
– Я знаю, Бог жалеет и любит бедных, но почему он помогает только богатым?
Если Фишель уж совсем не отрывался от шитья, как тогда получилось, что дождливым октябрем 1869 года у его Сары родился младенец? (В конце концов их станет семеро – дурное дело нехитрое!) На восьмой день местный моэль обрезал тезке пророка крайнюю плоть, что недвусмысленно свидетельствовало о заключении союза между еврейским младенцем и праотцом Авраамом – а это уже что-то да значило, на такой союз вполне можно было положиться.
Как другая знаменитость, вундеркинд Уильям Сидис, который еще в младенчестве обнаружил яркое дарование и научился писать к концу первого года жизни, а в шесть лет изучил аристотелевскую логику, так и наш герой Евно уже в пять годков блеснул талантом, который вовсю развернулся позже и сделал его имя знаменитым на десятилетия вперед.
Как-то по случаю папа Фишель купил на последние деньги фунт хороших конфет для гостей. Конфеты от вечно голодных детей были припрятаны на кухне, но не по возрасту смышленый Евно их обнаружил и тайком слопал, а фантики загодя спрятал под подушку трехлетнего братца Натана. Что было дальше, ясно – Натан был выдран, тем более что по причине задержки речи не смог произнести в свою защиту положенной в таких случаях оправдательной речи.
«О семье Азефов известно: она была не только бедной, но и недружной. Постоянные ссоры, драки. В какой-то момент мать сбежала из дома. В еврейской мещанской семье мать сбежала из дома, бросив детей! Эту семейную драму скрывали. Любовь Григорьевна Азеф-Менкина, впоследствии супруга нашего героя, узнала о ней из случайно подслушанных разговоров мужа с братьями»[31].
Жить в Лысково было тяжело: нищета отчаянная, к вожделенному куску пищи тянулось слишком много голодных ртов. Кто мог, пытался вырваться из черты оседлости, чтобы избавиться от статуса луфт-менчн[32], то есть людей без земли, собственности и заработка. Когда Азефу было пять лет, в поисках лучшей жизни сумел выбраться из черты оседлости и его отец.
Семья поселилась в Ростове-на-Дону, быстро растущем в те годы торгово-промышленном центре Юго-Востока России. В богатый хлебом и углем район стекались предприимчивые люди: съезжались промышленники, купцы, создавали новые предприятия, зарождающейся индустрии требовались тысячи рабочих рук. Капиталы тогда создавались быстро и легко – просто надо быть оборотистым и беззастенчивым в выборе путей и средств, вот и все!
Портняжную иглу отец сменил на лавку с броской вывеской Красный товар, однако и тут ничего, кроме головной боли, так и не нажил. Измученный нищетой, но обогащенный ветхозаветной мудростью предков, старый Фишель наставлял чад:
– Дети, запомните: раз уж вы родились евреями, то гораздо лучше быть богатым и ученым, чем нищим и презираемым! И зарубите на носу: от гоев добра не ждите – никогда! Или вы хотите со мной спорить?
У ребенка внимательные глаза и жадный до знаний ум.