Тори раньше и в голову не могло прийти, что Иван способен не только на такую страсть, но и вообще – на любое телодвижение от удобного компьютерного кресла и чашки кофе. Кофе в неимоверных количествах Леська варила ему в старой турке. Вот уж правду говорят о тихом омуте и чертях. Оказывается, в хомячке незаметно рос самый настоящий демон, который, вырвавшись однажды на свободу, сокрушил все вокруг себя. Тихая семейная гавань рухнула под его напором, придавив обломками подругу.

И зла Тори была на него не столько даже за сам факт обрушения семьи, но в большой степени за коварство.

– Позвони ему, деточка, – сказала Вира. – Не хочу тебя пугать, но, возможно, придется обратиться в розыск. Сколько времени прошло?

Тори смутилась. После последней встречи оставалась обида на Леську, поэтому ждала, что та свяжется первая. А потом, когда жгучая стадия угасла, она немного замоталась. В общем, Тори не знала, сколько точно дней прошло с того времени, как Леська пропала с горизонта.

Глава вторая. Русалки и самолеты

Когда долгая трель звонка опять не дала никаких результатов, Тори зачем-то принялась молотить кулаками по входной двери. Это было безнадежно и глупо, но ничего больше она придумать в тот момент не могла. От солнечного сплетения поднималось липкое беспокойство, которое с каждой минутой переходило в страх.

Соседка выглянула на лестничную площадку – сначала чуть приоткрыв дверь, а увидев знакомое лицо, вышла совсем.

– Тори? – встревожено спросила она. – Почему ты так колотишься в квартиру Олеси?

– Нина Ивановна, – опомнившись, девушка потерла отбитые костяшки.

Они покраснели и болели, но Тори заметила это только сейчас.

– Вы не знаете случайно, где Леся?

Нина Ивановна покачала головой и задумалась:

– Несколько дней назад ее видела. Столкнулись на лестничной площадке. Поздоровались. А что такое?

– Я уже дня три дозвониться не могу…

– Не знаю, – Нина Ивановна встревожилась. – Тихо было, ничего такого. Два месяца назад тут молнии искрили, когда они с Иваном разбегались, весь дом наблюдал «боксеры» и майки Ванины, летающие по двору. Олеся с балкона чемодан вывернула прямо под окна, часть белья на ветвях повисла, так новогодними украшениями и маячили, пока небольшой ураган с дождем не случился…

Тори кивнула.

– Знаю. А последние несколько дней – вчера, позавчера? Может, вспомните что-то необычное?

– Успокоилась она, а, поди, и в депрессию впала. Хотя… Когда я ее в последний раз видела… Ой, нехорошо так говорить: «в последний». В крайний. У летчиков не принято называть рейс «последним».

Тори согласилась. Жуткое было что-то в этом «в последний раз видела».

– Тогда у Олеси взгляд такой… Не депрессивный вовсе, наоборот, умиротворенный что ли. Но…

Нина Ивановна замялась, подбирая слова.

– Сытый, да? – тоскливо спросила Тори.

– Точно! – обрадовалась соседка. – Так посмотрела, что я беседовать не захотела. Быстро поздоровалась и все. Можно сказать, убежала. Чего испугалась? Сама не знаю. С тех пор тихо у нее. Раньше хоть сериалы смотрела или музыку включала – стенки у нас тонкие, я слышала. Последнее же время – тишина кромешная, ни половица не скрипнет. Один раз только…

Нина Ивановна замялась.

– Что? Говорите! – взмолилась Тори.

– Глупость, наверное. Но мне странным и в самом деле показалось. Я на балкон как-то ночью вышла, душно было, дыхание перехватывало. Подышать, значит, вышла. И у Олеси балкон открытый. А из квартиры такое курлыканье раздается. Нежное, нежное. Я удивилась еще, что у Олеси ночью гости.

– Мужчина?

– Да в том-то и дело. Женщина. Голос женский был. И такой… Одуряющий. Как восточные духи. Затягивающий.

– И что она говорила?

Единственной женщиной, которая гостила у Ивана и Леськи, а потом – уже только у одной Леськи, была Тори. А она несколько дней вообще здесь не появлялась. Не говоря уже о ночевках.

– Сложно разобрать, голос нежно-тягучий, сразу в сон клонит. Как будто экстрасенс там, или гипнотизер. Такой… целительный. Курлычет ласково так: «Слушай меня, будь со мной, выполняй, погружайся…», а потом я словно в беспамятство впала. Очнулась, когда Барсик мне когти в ногу запустил. Всегда такой добродушный, а тут словно валерьянки опился, дурниной орет, шерсть дыбом, искры из глаз. Пока его, дурака, успокаивала, за соседским балконом опять все тихо стало.

– Она же вам ключ оставляла от квартиры? Давайте посмотрим, вдруг что-то и в самом деле случилось.

– Забрала, – вздохнула Нина Ивановна. – Собиралась после ухода Ивана замок менять, вот и забрала. Уж месяц как. Сказала, что от новой двери занесет.

– Дверь, наверное, придется ломать, – произнесла Тори, с печалью разглядывая темный металл.

Он выглядел довольно крепким.

– Да уж, – согласилась соседка. – Навряд ли она Ивану ключ оставила после всего, что случилось. Ты в ЖЭК наш обратись, там слесарь – золотые руки. Все аккуратно вскроет.

– А вы? – Тори с надеждой посмотрела на Нину Ивановну. – Может, вы обратитесь? Вас знают, а я-то кто?

– Вот именно, что тебя не знают, – непонятно ответила соседка. – А я им уже…

Она покачала головой.

– В общем, прямо в ЖЭК и обращайся. До свиданья.

Когда Нина Ивановна скрылась в своей квартире, Тори спустилась во двор. Не было уже никаких сил таращиться на закрытую дверь. Теперь она казалась зловещей.

В растерянности Тори села на лавочку. Знакомая обстановка казалась сейчас странной. Мир словно перевернулся за те полчаса, когда Тори уже не просто почувствовала, а поняла: с Леськой явно что-то случилось.

Ветра не было, вот ни единого дуновения, но старые качели скрипели, раскачиваясь на ржавых цепях. И этот противный звук шурупом ввинчивался в виски, отдаваясь в затылок. Так, что даже подташнивало.

На третьем этаже в Леськином окне белела легкая кисея.

Тори пыталась уговорить себя, что Леська где-то загуляла, но понимала: нет. Не могла.

Ломать дверь? К кому обращаться в таком случае? И как она попросит вскрыть квартиру, к которой официально никакого отношения не имеет? Но…

Тори хлопнула себя по лбу. Есть человек, что на законных основаниях может сделать это. И Вира же говорила! Хотя этот тип и был последним, к кому Тори хотелось обращаться.

– Леська пропала, – выпалила она сразу. – Знаешь?

Много ему чести – здороваться. Тори злилась на Ивана, который явно имел отношение к Леськиной пропаже. В смысле, все эти события начались из-за него.

– Слушай, – устало выдохнул он, – мне уже так надоели ваши бабские шту…

– Телефон не отвечает несколько дней. Я полчаса в квартиру пыталась дотарабаниться. Глухо. В «Электронике» рвут и мечут – Леська не появляется на работе. Ее нигде нет.

– Как нигде? – оторопел Иван.

Кажется, он что-то начинал понимать.

– Как, как… Вот так. Честно говоря, не знаю, когда именно Леська пропала. Мы не виделись несколько дней. Думала, что она…

Хотела сказать «дурит», но это выглядело так, будто Тори на стороне Ивана.

– Переживает, – выговорила наконец-то с укоряющим подтекстом. – Ты когда ее видел?

В мобильном повисло напряженное молчание. Иван вспоминал.

– Последний раз… – задумчиво выдохнул он. – Видел очень давно, а слышал… Как раз накануне, когда мне шины прокололи. Это же ее рук дело?

Тори хотела похвастаться, что тоже имела отношение к этой блистательной операции, но сочла сейчас такую риторику неуместной. Просто промычала что-то нечленораздельное. Вроде – да, а вроде – нет.

– Она говорила что-нибудь? Ну собиралась куда-нибудь? Вообще: что она говорила?

– Да орала всякие гадости. Как всегда. Грозилась, что закончу свою жизнь в страшных мучениях на больничной койке никому не нужный и одинокий. А потом… Слушай, она и в самом деле уже несколько дней меня не беспокоит. А я еще думаю: почему так хорошо-то стало…

Тори вдруг сразу и безнадежно устала. Не было сил даже огрызнуться на то, что ему без Леськи «хорошо-то стало». Она заметила: Иван ни разу не назвал бывшую жену по имени. Говорил только «она».

– Ваня… Пожалуйста. Подумай, куда Леська могла деться?

– Если уж ты не знаешь, то мне откуда?

– А тогда немедленно вызови кого-нибудь, чтобы вскрыть дверь! Понял? Немедленно!!!

Кажется, у нее начиналась истерика.

– Подожди…

Опять зависла пауза. На этот раз минуты на три.

– Вот, – ответил Иван. – Нашел. У меня остался ключ от квартиры. Случайно. Я ей все ключи отдал, а один, запасной, завалялся. Я когда-то – еще до женитьбы – друзьям иногда разрешал в свое отсутствие свиданки устраивать.

– О! – Тори обрадовалась. – Ты молодец. Конечно, не за потакания пороку, а что вспомнил. Не хотелось ломать дверь.

– Да кто бы тебе разрешил? – удивился он.

– Знаешь, как представлю, что она там лежит без сознания, и каждая секунда…

– Если бы она лежала там уже несколько дней, то…

В голосе Ивана послышался страх. Тори тоже передернуло.

– Нет, – твердо сказала она, отгоняя панику. – Леська еще молодая. Ничего с ней такого случиться не может.

Кажется, они с Иваном подумали об одном и том же. О суициде.

– В общем, бери ключ и дуй сюда, – выпалила Тори.

В эфире опять повисла пауза. На этот раз – какая-то очень уж напряженная.

– Эй, что случилось?

– Знаешь… – Иван промямлил почти нечленораздельно. – Мне… Неловко… Мы же официально уже развелись…

Очевидно, его новая любовь – та еще стерва. Скорее всего, не разрешает Ивану даже думать о Леське.

– Не понимаю, что ты там бормочешь, – Тори опять начала нервничать, и от этого злиться. – Срочно дуй сюда!

И отключилась. Качели все так же монотонно и зловеще скрипели сами по себе, без единого дуновения ветра, и звонок мобильного ворвался в эту сольную серенаду, усиливая тревожные ноты.

– Я не могу и не хочу иметь к этому никакого отношения, – уже четко и безапелляционно заявил Иван. – И в квартиру заходить не хочу. Давай встретимся в «Ласточке». Буду там минут через двадцать.

– Трус, – сказала Тори. – Жалкий трус. Ладно, обойдусь без тебя. Но жду в «Ласточке» не позже, чем через пятнадцать минут.

Кажется, у Тори на голове поседел не один волос, пока она ожидала Ивана, а потом возвращалась к Леськиному дому с ключом, зажатым в мокрой от пота ладони. Всовывала кусок металла в замочную скважину дрожащими руками и, когда дверь, щелкнув, отворилась, еще несколько секунд топталась на пороге, не решаясь зайти.

Еще с порога чувствовалось, что в доме никого нет. По крайней мере, живого или одушевленного. Мертвая тишина застыла едва уловимым вопросом: когда вернутся хозяева? Квартира лежала покинутым псом, свернувшимся скорбным калачиком. Стоял почти выветрившийся незнакомый запах – словно тут жгли ладан или индийские благовония. Или бумагу, а после старались перебить гарь духами или хорошим освежителем. Впрочем, пахло очень слабо, отзвуком запаха, а не им самим.

Тори вздохнула и вошла в комнату, зажмурившись, чтобы сразу не увидеть безвольное тело Леськи. Открыла один прищуренный глаз, затем второй. Зал пуст и идеально убран. Леськи в нем не было – ни живой, ни в виде трупа.

Это приободрило Тори. В спальне белье дышало чистотой и нетронутостью, Леськи там опять же не наблюдалось. В шкафу, наполовину очищенном от вещей Ивана, на первый взгляд, вся одежда Леськи оставалась на месте. Даже любимые джинсы, из которых Леська обычно не вылазила, аккуратно покоились в стопке других штанов. Она явно ушла из дома в том самом новом платье.

Ванная. Надраено до блеска и пусто. Ряды флакончиков на полочке, толстенький рулон мягкой туалетной бумаги, пушистые полотенца – кажется, совсем новые, Тори таких раньше у подруги не видела.

Осталась кухня. Тори вошла и с минутным облегчением присела на мягкую накидку табурета. С одной стороны, она не обнаружила тело Леськи в квартире. Но с другой – это никак не объясняло исчезновение подруги. И теперь предстояло обзванивать морги, больницы и писать заявление на розыск. Ни первое, ни второе Тори никогда не делала. И совершенно не хотела никогда этим заниматься.