В состоянии крайнего раздражения он нашел в чаще всех ранее убитых, обыскал их, но того, что при разбойниках нашлось, хватить должно было самое большее на захудалую крестьянскую лошадку, не на боевого коня. Скрипнув зубами, Ричард сорвал с предводителя шайки золотой дутый браслет и витую тонкую гривну, надеясь выручить за то и другое недостающую сумму. Но даже деньги и ценности не могли поправить ситуации – идти придется пешком, причем до города, потому что в деревне боевые лошади не водятся. И Дик пошел, взвалив на себя сумки, которые до того вез конь. Тяжелые!

Он шел и вспоминал Альенор. Красивая и веселая молодая женщина, при всей своей хрупкой внешности она была очень бойкой и решительной, и молва приписывала ей множество любовников. На молву Ричард никогда не обращал внимания, но поневоле отметил, что прежде ему никогда не встречались такие многоопытные, изобретательные и раскованные женщины, как изящная, похожая на цветок графиня Йоркская. С ней он расстался без сожаления, потому что, как и многие мужчины, инстинктивно стремящиеся властвовать, отдавал предпочтение слабым и нежным девушкам, которых нужно направлять, которые полагаются и покоряются, а не тем, которые твердо знают, что им от мужчины нужно, и поэтому мужчин используют. При всей внешней раскованности внутренне, в своих пристрастиях он был, традиционен.

По поводу того, что оказался объектом охоты, молодой воин не огорчался. За все надо платить, не так ли? За удовольствия тоже.

Ричард заметил боковую тропку и, не тратя время на размышления, пошел по ней. Здесь дорога делала поворот, а пройдя по тропке, можно немного срезать путь. В лесу Дик был не впервые и заблудиться не боялся. Что же касается разбойников – вряд ли. Бандиты строго делят охотничьи территории и соблюдают их границы строже, чем хищники. Значит, расправившись с одной компанией, можно не беспокоиться тут же наскочить на другую. Он шагал размашисто и упруго, так, как ходят привычные к долгой ходьбе люди, и голова его была полна мыслями и воспоминаниями. Ему было невесело, и все из-за того, что нет коня, к которому он привык. Конь не просто верховое животное, это друг и помощник воина, и недаром говорится, что три близких существа есть у мужчины – конь, собака и жена. Ричард чувствовал себя овдовевшим.

Он сам не заметил, как свернул с тропки на едва заметную стежку, и остановился лишь тогда, когда вышел на полянку, узкую и длинную, как нож, где обнаружилась прикрытая дерном хижина с плетенной из прутьев дверью. В стороне, но рядышком имелся разлохмаченный сверху топором пенек, на котором и теперь невысокий, уже при-согнутый годами, но еще явно крепкий старичок колол дрова, причем делал это очень ловко. Оставалось только удивляться, что звук топора не был слышен раньше.

Старик расколол узловатое поленце и повернулся к Ричарду неторопливо, с достоинством, словно заранее знал, что от путника не стоит ждать беды. У него оказались ясные, ярко-синие, чистые, как родниковая вода, глаза. Лицо избороздили морщины, но не те, что похожи на складки старой коры, поросшей мхом, и скрывают облик, а те, что лишь примета времени, не более. Под рубашкой – белой с зеленой линялой вышивкой – угадывались мускулы, особенно когда старик взмахивал топором. Взгляд его Ричарду сперва понравился, потом не понравился – слишком пронизывающий.

– Приветствие, путник, – сказал старик. Его голос нисколько не дребезжал. – Заходи, будем обедать.

– Спасибо, – поблагодарил Ричард. – Но я спешу.

– Нет нужды спешить таким чудесным утром. «Верно, еще же утро! – вспомнил молодой воин. – А я не ел…»

– К сожалению, есть. За мной гонятся.

– Дадут боги, не найдут тебя здесь.

– Ты, дед, никак язычник? – вырвалось у Дика. Тот неопределенно усмехнулся. – А не боишься, что те, что за мной гонятся, и тебя заденут? За компанию?

– Я ничего не боюсь, – посуровел старик. – Лиходеи пусть боятся. Так заходи…

Ричард пожал плечами и вошел в хижину.

Жилище оказалось необычно опрятным, словно женская рука беспокоилась о чистоте земляного пола и утвари, скребла столешницу, лавки, стирала покрывала и занавески. Везде были развешаны пучки сухих растений, и воздух напоен смесью ароматов, когда приятных, а когда и слишком резких. Гость аккуратно сложил поклажу у входа, огляделся, примечая и следы воска от свечи на столе, и несколько странных свитков па полочке у окна, и отсутствие распятия. Впрочем, само по себе его отсутствие ни о чем не говорило, но вот то, что старичок поминал богов… А какая разница, Дик ведь не священник и не фанатик и сам в прошлом месяце не нашел времени не то чтобы сходить на мессу – даже просто заскочить в храм, прочесть молитву.

Старик принес охапку дровишек и щепы, сноровисто растопил очаг и весело покосился на гостя.

– Гусятинки отведаешь?

– Ты, дед, никак браконьер, – развеселился тот.

– Ни-ни. Не охочусь. Сами прилетают. Я не ем но гостя попотчую. Хлеба нет, есть лепешки. Вчерашние. И мед.

– Королевский обед, – ответил Ричард и, вспомнив отца, поскучнел.

Увидев аппетитную снедь, молодой воин понял, как проголодался. Ничто так не способствует хорошему пищеварению, как первосортная драка рано поутру. Отрывая куски холодной гусятины, он краем глаза следил за хозяином, тот же все продолжал хлопотать. Извлек маленький горшочек с медом, лепешки, завернутые в тряпицу, несколько мелких луковиц. Насыпал горсточку старых прошлогодних орехов, и только после этого присел на лавку у стола. Самый крупный орех весело хрустнул у него в пальцах, узловатых, как корни.

– Силен ты, дед.

– Да не слаб.

– Потому и не боишься сторонних? Старик смотрел на него со странным, загадочным выражением.

– Не только потому, что сила есть в руках.

Ричард перестал жевать, с любопытством рассматривая хозяина. Тут же на глаза будто нарочно попался дубовый посох, обвитый вырезанным по дереву узором, напоминающим чешую змеи, прислоненный к стене, – предмет, раньше не обращавший на себя его внимание. Да травы, да какие-то свитки, да воск, отсутствие распятия…

– Ты, дед, никак колдун.

Старик покачал головой:

– Вот еще! Ни в коем случае. Я – друид, служитель круга.

В Дик стал осматривать жилище друида более внимательно. И заметил то, на что не обратил внимания раньше, – руны огама на угловатом брусе притолоки. Огам он, конечно, прочесть не мог, но знал, что это такое.

– Ты из Ирландии, что ли?

– Нет.

– Здешний? Как ты только церковникам до сих пор не попался…

Старый друид усмехнулся одними губами:

– Руки коротки.

– А, ну да, ты же это… сильный кол… то есть друид. Всякие там кусты на пустом месте… А ты можешь вот этот лес заставить… Ну, чтоб он встал и ушел отсюда?

– А зачем тебе это нужно?

– Мне? Не нужно. Просто интересно.

– Сейчас не могу. Раньше мог.

Лицо его окаменело, на щеках бороздами пролегли глубокие морщины, и оно стало величественным – хоть сейчас на монеты. Ричард только теперь понял, что старик и в самом деле не шут гороховый, а человек, обладающий какой-то реальной властью, возможно, и немалой. Он уронил кусок лепешки на пол и даже сперва не заметил этого. Из-под дальнего края лавки тут же вылезло небольшое, худенькое и пушистое существо, в котором можно было узнать котенка рыси. Рысенок на мягких лапках подобрался к упавшему куску, понюхал.

– Ногой пинать не советую, – проворчал старик.

Ричард, впрочем, не проявлял подобного желания. Он оторвал кусок от гусиной грудки, бросил рысенку и еще потянулся погладить. Погладил.

Молодой воин не любил кошек, но детеныш рыси – это совсем другое дело. Пушистый малыш не обращал никакого внимания на ласку стороннего человека, он ел.

Друид смотрел на общение гостя со своим питомцем с любопытством.

– Так почему же ты теперь не можешь двигать деревья? – спросил Дик, отрывая еще один кусок гуся для рысенка.

– Потому что магия медленно, но верно уходит из мира.

– Это я уже от кого-то слышал.

– Разумеется. Это очевидно даже деревенским знахаркам. Впрочем, они и раньше не обладали особенной силой.

– В чем же причина этого… ухода магии?

Старик улыбнулся:

– О, это должно быть очевидно даже тебе, не посвященному в наши беды. Есть магия, а есть религия.

– Ну и что? Ты все-таки боишься церковников?

– Повторяю: никого не боюсь. Неизвестно, кем была положена печать, возможно, что и кем-то из церковников, по сути своей это неважно.

– Печать?

– Да. Боюсь, что не смогу толком объяснить. То, что магия мира, как и сам мир, – это живое существо, ты не знаешь. Не знаешь межмировых связей. Проще было бы сравнить магию с системой орошения: если закрыть главный канал, то отводные постепенно пересохнут. Просто представь себе, что приток свежей силы кто-то закрыл. Печатью. В Ирландии, о которой ты упомянул, это сделал Патрик и магию сменила религия, а заклинания – молитва. Здесь же…

– А, и ты просто не можешь кол… то есть это, друидствовать…

– Почему же, могу. Пока. Но канал пересыхает.

– Ага, понял.

– А когда-то мы могли переходить в иные миры, учиться там, обретать силу, и к нам приходили учиться оттуда…

Старик прикрыл веки, и лицо его стало мечтательным. Ричард смотрел на него во все глаза. Истории, которые он услышал далее, показались ему столь же грандиозными, сколь и маловероятными, но где-то в глубине сознания осколком железа засела уверенность, что все услышанное – истинная правда. Друид совсем не напоминал старичка-весельчака, любящего плести байки под кружку-две пива. Да и байки от правды Дик, несмотря на бедный жизненный опыт, был способен отличить. Покоренный образами, которые сами собой, вполне зримо разворачивались перед его внутренним взором, будто не высказанные, а в действительности показанные ему служителем круга, молодой воин впервые задумался о том, о чем никогда прежде не думал. Какое ему было дело, есть ли иные миры и что за люди живут в этих мирах? Теперь же он с удивлением узнал, что подобных окружающему миру вселенных не одна и не две. И везде живут люди.

– Как же выглядит эта печать? – спросил он.

Друид, словно очнувшись ото сна, открыл глаза и нахмурился:

– Печать-то? А… Как тебе ответить. Ее можно видеть простым человеческим зрением только единожды в году, в большом друидском круге…

– Это где?

– Ты не знаешь, что такое большой друидский круг?

– А, круг стоячих камней, что ли?

– Он самый. В ночь солнцестояния, если луна при этом полная… Кстати, в этом году как раз такая луна… Тот, кто придет в круг ночью и будет достаточно силен своей внутренней силой… Тот сможет увидеть печать. А может быть, даже уже родился тот, кто сможет поднять ее… То есть снять наложенный на магию запрет.

– Разве ты, старик, этого сделать не можешь?

– Я? Нет. Я слишком искушен в магии. Думаешь, тот, кто накладывал печать, не учитывал этого? Снять ее может лишь тот, кто магией не владеет, то есть тот, кому это вроде как и ни к чему.

Ричард, опьяневший от диковинного рассказа, как от вина, смотрел на старика напряженно.

– А когда это самое солнцестояние?

– Когда? Через три дня. – Старик улыбнулся. – Вот молодежь пошла, не знают даже таких элементарных вещей.

Дик и сам еще не понял, что некое решение вполне оформилось в нем.