Все это время Джанель и главарь бандитов кружили вокруг друг друга, выжидая, когда кто-нибудь откроется. Преступница так и не попыталась ударить серпом, но и не отбросила его. Всякий раз, когда Джанель замахивалась, женщина ускользала от удара или отводила ветку в сторону. Каждое нападение Джанель заканчивалось тем, что она получала новый удар или пинок.

В конце концов, воровка могла просто взять графа измором.

– Не так уж и плохо, – сказала женщина после того, как Джанель в энный раз пропустила ее удар. – Жаль, что тебя никто никогда не тренировал.

Джанель, сжимая ветку, рванулась вперед, бандитка отклонилась, шагнула в сторону и пнула ее в…

Скажем, по ногам.

Игрушки кончились. А может, граф Джанель просто утратила самообладание. И больше она не пыталась увернуться или избежать ударов. Она превратилась во что-то безжалостное. Женщина ударила снова, сильно, но Джанель, прищурив глаза, только хмыкнула. Граф выпрямилась и подбросила ветку в воздух. Та взлетела, кружась, как поросшее листьями колесо.

Она казалась безоружной.

Такой уязвимой…

И главарь бандитов не упустила возможности: она напала. Джанель двигалась быстро, легко уклоняясь от ударов. Поймав падающую ветку, она с силой ударила по серпу, отправив псевдооружие в полет, а затем, перевернув ветвь, ударила противницу по ноге с такой силой, словно била молотом.

Послышался громкий треск, а затем воздух распорол крик бандитки. Женщина, рыдая, упала на землю: нога ее была изогнута под странным углом.

Джанель отбросила ветку.

– О нет, – сказала она. – Я не… – Она сморгнула и отступила назад. – Брат Коун! Помогите нам!

Он рванулся к ней:

– Я здесь, я здесь! Позвольте, я возьму свою сумку…

Великан окинул все это взором и, скрестив руки на груди, нахмурился:

– Я совсем не так себе это все представлял.

Стоявшая рядом с ним кобыла Дорна протянула руку, чтобы забрать свой выигрыш.

2: Гнилой Плод

Провинция Джорат, империя Куур.

Через два дня после того, как Ксалторат начал Адский Марш в столице

Голос брата Коуна сорвался, и он замолчал.

– Чай смягчит тебе горло лучше, чем сидр, – сказала Джанель.

Жрец кивнул:

– Ты права. Я пойду проверю кухню. – Проходя мимо, он вежливо кивнул Кирину.

В наступившей тишине Кирин и Джанель уставились друг на друга.

Кирин спросил:

– Это все правда?

– Что? Правда ли, что Коун проверяет, есть ли чай? – Она оперлась подбородком на руку и ухмыльнулась, когда Кирин закатил глаза. – А, ты говоришь о напавших на нас бандитах.

Кирин ответил ей улыбкой:

– Нет, я говорю о ветке, которую ты сломала.

– Да. Думаю, в это действительно трудно поверить.

Кирин отставил тарелку с упишеарралом в сторону.

– Я не мог закрыть дверь конюшни. Этого не смог сделать мой приятель Звезда, хотя мы оба пытались, а ты закрыла и заперла входную дверь на засов так легко, словно она была сделана из сахарной ваты и комплиментов.

Она заломила бровь:

– Тогда, возможно, эта история правдива.

– Почему эту историю рассказывает Коун, а не ты? Хорошо, конечно, иметь личного летописца^[19], но я сомневаюсь, что его версия беспристрастна.

– А если я буду рассказывать со своей точки зрения, все будет иначе? По крайней мере, он запомнил, что надо записать все наши приключения. А я была слишком рассеянна.

– А может быть, я просто предпочел бы услышать эту историю от тебя.

Их глаза снова встретились.

Губы Джанель дрогнули:

– Удовлетвори мое любопытство. Жеребцы или кобылы?

Кирин прищурился:

– Что?

Она наклонилась вперед, зеркально повторяя его позу:

– Ты бегаешь за жеребцами? Или за кобылами?

– Я никогда не задумывался о том, какого пола моя лошадь… – Он оборвал речь на полуслове. – Но ты ведь сейчас не о лошадях говоришь?

– Ни в малейшей степени, – сказала она. – И люди, не знающие наших обычаев, отвечая на этот вопрос, могут попасться в ловушку.

– Что ты имеешь в виду?

– Есть некоторая разница в том, как мы используем слова жеребец или кобыла. – Она медленно провела пальцем по столу. – Важно знать контекст, чтобы не оказаться в затруднительном положении.

– И каков же контекст сейчас?

– Предпочитаемый пол твоих партнеров по постели, разумеется. – В ее глазах запрыгали искорки озорства. – Ты бегаешь за жеребцами? Или за кобылами? – Она пожала плечами: – Некоторые вообще не любят бегать, но ты не из таких, не так ли?

Кирин провел рукой по волосам:

– Нет, не из таких. За кобылами, пожалуй. – Он заколебался: – И в чем тогда ловушка?

– Потому что в Джорате слова жеребец, кобыла и так далее лишь в этом случае указывают на то, что находится между ног. Обычно, когда кто-то называет человека жеребцом или кобылой, мы обсуждаем их гендер.

Кирин уставился на нее:

– А разве раньше ты говорила не о гендере? Ты женщина. Разве не это ты имеешь в виду, говоря кобыла?

Она дернула уголком рта:

– Ты путаешь пол и гендер. Мой пол – так же, как и мое тело, – женский, да. Но это не мой гендер. Я жеребец. И жеребец – это то, как джоратское общество называет наших мужчин. Так что в этом ты ошибся; я, безусловно, не женщина.

Глаза Кирина расширились:

– Ты только что сказала, что ты женщина.

Она вздохнула:

– То, кто я, не зависит от, – она жестом указала на себя, – этого. Не имеет никакого значения, женщина ли я, мужчина или ни то ни другое. Я все равно остаюсь жеребцом.

Кирин всмотрелся повнимательнее.

– Ты… мужчина. – Его взгляд скользнул вниз по ее тунике, задержался на ногах, затем снова поднялся к лицу. – Оче-видно.

Джанель закатила глаза:

– Опять же, ты путаешь женщину и женский пол. Я не виню тебя за это; на западе это, должно быть, синонимы. Но, будь уверен, здесь – нет. – Она оглядела себя с ног до головы, дернула за ворот туники. – Обычно, когда для описания человека используют термин кобыла или жеребец, то говорят о гендере. И по этому определению я – мужчина. Но в отношении секса правила меняются. Потому что тогда мы говорим лишь об эстетических предпочтениях, и в этом случае, – она вновь осмотрела себя сверху вниз, – я, скорее всего, соответствую стандартам тех, кто предпочитает партнеров женского пола. На самом деле я мужчина женского пола. – Она улыбнулась: – Теперь ты видишь, в чем заключается ловушка?

Он покачал головой. Если кто-то похож на женщину – как Джанель, например, – как следует вести себя при общении с ним, если он определял себя как… мужчину? Да и откуда ему знать разницу? Кирин всегда предполагал, что то, что находится между ног, и является самой важной частью для того, чтобы выяснить, кто мужчина, а кто женщина.

Но, похоже, так было не для Джанель и, вероятно, и не для остального Джората тоже. О, теперь он понял, в чем заключается ловушка. Но совершенно не был уверен, что понимает, как это работает, не говоря уже о том, как этого избежать.

Неужели брату Коуну нужно столько времени, чтоб заварить чай?

– Э-э… возможно, мне понадобится время, чтобы привыкнуть к этой мысли. А обращаться к тебе надо «он» или?..

– Она, – сказала Джанель. – Мы стараемся, чтобы остальная часть Куура не слишком путалась^[20].

– Мне кажется, у вас это не особо получается. – Кирину потребовалось мгновение, чтобы собраться с мыслями. – Так… Что насчет тебя?

– Меня? Я вроде не запуталась.

– Нет, я имею в виду, ты бегаешь за жеребцами… или за кобылами?

Она вздернула брови:

– Зачем мне бегать только за частью табуна?

Кирин был рад, что он ничего не пил в этот момент.

– Ага, действительно, зачем, – улыбнулся он в ответ. Ему нравилась ее прямота. Ему нравилось ее непоколебимое отсутствие стыда. И хотя Кирин понимал, что у Джанель все распланировано, ей достаточно было встретиться с ним взглядом на несколько секунд, и он тут же начинал забывать, почему это может быть важно. Кирин понимал, что это неразумно. Совсем не разумно.

Кирин все равно потянулся к ее руке.

Брат Коун поставил на стол поднос с чашками и чайником. Кирин убрал руку.

– Ты нашел чай. Здорово.

– Разве нет? – сказал брат Коун. – Я так рад.

Джанель вздохнула:

– Брат Коун, может, мне сменить тебя? Это поможет тебе сохранить голос.

– Вы уверены? – Коун протянул ей книгу.

– В этом нет необходимости, – сказала Джанель. – Я расскажу историю по-своему.

Кирин чуть не расхохотался от того шокированного взгляда, которым одарил ее Коун.

Придя в себя, жрец налил чаю:

– Вы не возражаете, если я запишу ваш рассказ?

Джанель заморгала, глядя на Коуна:

– Каким образом?

Коун полез в свою сумку и достал еще один блокнот.

– Это заклинание, которому я научился… – он откашлялся, – в моем старом монастыре. Записывать рассказы для исторических отчетов. Оно очень деликатное. Вы даже не заметите, что что-то происходит.

– Подожди. – Кирин наклонился вперед: – Ты знаешь заклинание, которое запишет все, о чем мы говорим? Дело в том, что мне знакомо это заклинание.

Его приемный отец, Сурдье, умел делать нечто очень похожее.

– В самом деле? О, это прекрасное заклинание, не так ли? Я не могу даже перечислить, сколько раз оно спасало мои пальцы от судорог…

– У тебя нет кольца с рубином, не так ли?

Глаза Кирина сузились, а Коун как-то странно посмотрел на него:

– Что за странный вопрос? Нет, и никогда не было. Жрецы Вишаев живут скромной жизнью.

Кирин взял себя в руки.

– Извини. Разумеется^[21].

– Ну, – сказала Джанель. – Я, например, не возражаю, если ты запишешь, что я рассказываю, Коун, так что я начинаю.

И, не дожидаясь его ответа, она заговорила.

Рассказ Джанель.

Знамя Барсина, Джорат, Куур

Увидев сломанную ногу, я отбросила ветку и отступила назад, а брат Коун бросился к нам. Арасгон обнюхал меня, проверяя, не получила ли я серьезных травм – и на это были причины: на челюсти и ребрах наверняка останутся синяки.

Эта женщина пиналась, как сам Хорсал.

Остальные бандиты побросали оружие у костра, показывая, что они сдаются. Я почти не обращала на них внимания, разве что подсчитала, сколько их – если считать женщину-главаря, восемь, – да еще и несколько имен расслышала. Женщину с белым пятном звали Кей. Еще кого-то – я так и не поняла кого – Виданом. Может, я и дура, но нужны они мне были лишь для того, чтоб заработать денег.

Удача была с нами: в столице Барсины, Мерейне, должен был начаться турнир, на котором был обязан присутствовать местный барон, а значит, ждать награды было недолго.

Когда мы в первый раз ловили бандитов на живца, брат Коун очень удивился: он никак не мог понять, почему другие бандиты никогда не пытались убежать или вступить в бой после проигрыша их предводителя. Пришлось мне объяснять…

Видите ли, все в нашем мире зиждется на двух понятиях: идорра – власть и сила, которыми обладают те, кто защищает других, и тудадже – уважение, достигаемое при подчинении тому, кто выше. И для того чтобы определить, кому принадлежит каждое из них, проводятся испытания, состязания и дуэли, что способствует хорошему воплощению лидерства и хорошим общественным связям. В поражении тоже нет позора. Бандиты, показав тудадже и став нашими пленниками, найдут сочувствие и прощение. И поэтому, что вполне естественно, они сдались. И естественно, с ними будут хорошо обращаться.

И разве человек, сильный в идорре, мог поступить иначе? Тот, кто использует свою силу для угнетения, – хулиган и тиран. И для него тоже есть слово на нашем языке: торра.