Хотя теперь, кажется, я понимаю. Эта рукопись была не просто непроданной историей; она напоминала брошенного ребенка. «Камень-ножницы-бумага» – твой первый сценарий, так и не попавший на экран. Ты общался с тремя продюсерами, двумя режиссерами и одним актером из списка «А». Ты потратил много лет на написание нескольких черновых вариантов, но сценарий так и не вышел за рамки разработки. Должно быть, неприятно, что о твоей любимой истории забыли, оставили умирать в ящике стола, но я уверена: это не навечно. С тех пор я официально стала твоим первым читателем – роль, которой я очень горжусь, – а твои тексты с каждым разом все лучше и лучше. Знаю, ты предпочел бы, чтобы в фильмы превратились твои собственные истории, но пока занимаешься чужими. Я все еще не совсем привыкла к тому количеству времени, которое ты тратишь на чтение этих романов, только потому что кто-то где-то решил, будто они могли бы сработать на экране. Но я наблюдала, как ты исчезаешь в книге, точно кролик в шляпе фокусника, и научилась принимать, что иногда ты немного зацикливаешься на себе не появляешься несколько дней.

К счастью, книги – еще один объединяющий нас фактор. Однако, думаю, будет справедливо заметить различия наших предпочтений. Тебе нравятся страшилки, триллеры и криминальные романы, которые мне совсем не по вкусу. Я всегда думала, что с самими людьми, пишущими мрачную и извращенную беллетристику, скорее всего, что-то серьезно не так. Я питаю слабость к хорошим любовным историям. Тем не менее я старалась с пониманием относиться к твоей работе, хотя порой бывало больно оттого, что ты с большим удовольствием проводишь время в мире фантазий, а не здесь, в реальном мире, со мной.

Думаю, именно поэтому я так расстроилась, когда ты заявил, что мы не можем завести собаку. С тех пор, как мы встретились, я только и делала, что поддерживала тебя и твою карьеру, но иногда меня беспокоит, что наше будущее, похоже, зависит только от тебя. Я знаю, что работать в «Приюте для собак Баттерси» не так гламурно, как быть сценаристом, однако мне нравится моя работа, она делает меня счастливой. Твои аргументы против собаки были рациональными (как обычно). Квартира до смешного маленькая, и мы оба подолгу отсутствуем, хотя я всегда говорила, что могу брать собаку с собой в офис. В конце концов, ты же приносишь свои рукописи домой.

Я вижу брошенных собак каждый день, но этот был каким-то особенным. Как только я увидела прелестный комочек черного меха, сразу поняла – он тот самый! Каким надо быть монстром, чтобы сунуть крошечного лабрадора в коробку из-под обуви и бросить его в мусорный бак, оставив там умирать?! Ветеринар определил, что ему не больше шести недель, и ярость, которую я испытала, была всепоглощающей. Я знаю, каково это – быть брошенным кем-то, кто должен любить тебя. Нет ничего хуже.

Я хотела принести щенка домой на следующий же день, но ты сказал «нет», и впервые с тех пор, как мы встретились, мое сердце было разбито. Я надеялась, что у меня еще будет время переубедить тебя, однако утром один из администраторов «Баттерси» вошел в мой офис и сообщил, что кто-то пришел забрать песика. Моя работа – оценивать всех потенциальных владельцев домашних животных, поэтому, идя по коридору на встречу с ними, я втайне надеялась, что они окажутся неподходящими. Ни одно животное, благодаря моему контролю, не может попасть в дом, где его не будут по-настоящему любить.

Первое, что я увидела, войдя в приемную, был лабрадор. Совсем один, он сидел на холодном каменном полу. Казался просто крошечным черным пятнышком. Потом я заметила на нем маленький красный ошейник и серебряную именную бирку в форме косточки. В этом не было никакого смысла. Я еще даже не познакомилась с потенциальными владельцами, посему они не имели права вести себя так, словно собака уже принадлежит им. Я подняла щенка, чтобы поближе рассмотреть надпись на блестящем металле:

ТЫ ВЫЙДЕШЬ ЗА МЕНЯ?

Я чуть не уронила его.

Не знаю, что отразилось на моем лице, когда ты появился из-за двери. Однако помню, что плакала. Помню, что половина моих сослуживцев через смотровое окно наблюдали за нами, со слезами на глазах и широко улыбаясь. Все были в курсе, кроме меня! Кто мог подумать, что ты так хорошо умеешь хранить секреты?!

Прости, что не ответила «да» мгновенно. Полагаю, я испытала шок, когда ты опустился на одно колено. А увидев обручальное кольцо с сапфиром, принадлежавшее твоей матери, не смогла справиться с захлестнувшей меня волной эмоций. И поскольку все уставились на нас, я почувствовала себя совершенно ошеломленной.

– Вероятно, лучше всего принимать важные жизненные решения с помощью игры «камень-ножницы-бумага», – пошутила я, потому что верила в твое творчество так же сильно, как и в нас, и не думаю, что мы должны когда-либо отказываться от того или другого.

Ты улыбнулся.

– Итак, просто чтобы уточнить: если я проиграю, это будет «да»?

Я кивнула и сжала кулак.

Мои ножницы разрезали твою бумагу, как это происходит всегда, когда мы играем в эту игру, так что на самом деле особого риска не было. Всякий раз, если я в чем-то выигрываю, тебе нравится думать, что ты позволяешь мне это.

Первые несколько месяцев наших отношений я смеялась над тобой из-за того, что ты употребляешь слишком много длинных слов, а ты дразнил меня в ответ – за то, что я не знала их значения.

– Не понимаю, что это: лимерентность или любовь, – вот что ты сказал после того, как поцеловал меня в первый раз. Вернувшись домой, я была вынуждена посмотреть значение этого слова. Странные вещи, которые ты иногда произносил, наряду с неравенством нашего словарного запаса положили начало нашей традиции: «слова дня» перед сном. Твои примеры часто оказывались лучше моих, потому что я тоже иногда позволяю тебе выигрывать. Возможно, мы могли бы уже играть в «слова года»? В этом году должно быть «лимерентность», я все еще питаю к нему слабость.

Знаю, ты считаешь, что слова важны. И это имеет смысл, учитывая выбранную тобой профессию. Однако совсем недавно я осознала, что слова – это просто набор букв, расположенных в определенном порядке, чаще всего на том языке, который нам дали при рождении. В наши дни люди небрежно относятся к тому, что говорят. Они кидают фразы в текстовом сообщении или твите, они пишут их, притворяются, что читают их, искажают, неправильно цитируют, лгут с их помощью, без них и о них. Они крадут их, а потом выбрасывают. Хуже всего то, что они забывают о них. Слова имеют ценность только в том случае, если мы помним, как почувствовать, что они означают. Мы ведь не забудем, правда? Мне нравится думать, что то, что у нас есть, – это больше, чем просто набор букв.

Я рада, что нашла твой секретный сценарий, спрятанный в столе, и понимаю, почему он значит для тебя больше, чем все остальные. Читая «Камень-ножницы-бумага», я ощутила возможность заглянуть в твою душу, в ту часть тебя, которую ты не был готов показать мне, но мы не должны хранить секреты друг от друга или от самих себя. Придуманная тобой мрачная и запутанная любовная история о мужчине, который в каждую годовщину свадьбы пишет письмо своей жене (даже после ее смерти), вдохновила меня сделать то же самое. Для тебя. Раз в год. Еще не знаю, поделюсь ли я с тобой этими письмами, но, может быть, однажды наши дети смогут прочитать, как мы создали нашу собственную историю любви и жили долго и счастливо.

Твоя будущая жена. ХХ^[6]

Адам

Это я захлопнул двери часовни. Я не собирался делать это с силой и не представлял, что выйдет так громко. Сам не понимаю, почему я просто не признался, вместо того чтобы обвинять ветер. Возможно, просто устал от того, что моя жена отчитывает меня каждые пять минут.

В комнате для обуви есть еще одна дверь, прямо по центру стены с миниатюрными зеркалами. Боб принимается царапать ее, оставляя следы на дереве. Это еще одно действие, наряду с рычанием, которых раньше за ним не замечалось.

Я колеблюсь, прежде чем повернуть ручку, и, сделав это, обнаруживаю длинный темный коридор. Кажется, что звук наших шагов по каменному полу эхом отражается от белых стен, пока мы втроем направляемся к следующей двери, вырисовывающейся вдалеке. Пока мы идем, единственное, что я вижу, – это темнота. Но как только мои пальцы нащупывают выключатель, выясняется, что мы находимся в самой обычной на вид кухне. Она огромна, однако все равно выглядит уютно и по-домашнему. Если бы не сводчатый потолок, выступающие балки и витражи, вы бы никогда не догадались, что это помещение когда-то было частью часовни.

Центральное место занимает большая AGA кремового цвета, по обе стороны от которой расположены дорогие на вид шкафы. Посреди помещения стоит солидный деревянный стол, окруженный отреставрированными церковными скамьями. Кухня словно сошла с картинки в журнале, если исключить толстый слой пыли, покрывающий каждую поверхность.^[7]

Что-то на столе привлекает мое внимание. Я подхожу на шаг ближе и вижу, что это напечатанная на машинке записка, адресованная нам.

Дорогие Амелия, Адам и Боб!

Пожалуйста, чувствуйте себя как дома.

В конце лестничной площадки для вас приготовлена спальня. В морозилке есть еда, в склепе – вино, а в поленнице на заднем дворе вы найдете дополнительные дрова, если они понадобятся.

Мы надеемся, что вам у нас понравится.

– Что ж, по крайней мере, мы знаем, что находимся в нужном месте, – произносит Амелия, крутя обручальное кольцо на пальце. Она всегда это делает, когда нервничает. Одна из тех маленьких привычек, которые я раньше находил милыми.

– Кто такие эти «мы» в записке? – любопытствую я.

– Что?

– «Мы надеемся, что вам у нас понравится». Ты сказала, что выиграла этот уикенд в лотерею, но не уточнила кому принадлежит это место.

– Не знаю… Я просто получила электронное письмо, в котором говорилось, что я выиграла.

– От кого?

Амелия пожимает плечами.

– От человека, который следит тут за порядком. Мне прислали инструкции и фотографию этого места с озером Блэкуотер на заднем плане. Вид потрясающий! Не могу дождаться, когда ты увидишь это при дневном свете…

– Допустим. И как ее звали?

Она снова пожимает плечами.

– Понятия не имею. С чего ты вообще взял, что это женщина? Если ты никогда этого не делаешь, это еще не значит, что мужчины не способны убираться.

Я игнорирую ее ироничное замечание, потому что давно понял – так удобнее, однако даже моя жена не может отрицать, что во всем происходящем есть нечто довольно странное.

– Мы уже здесь, – замечает она, обнимая меня. Объятия кажутся неловкими, словно мы давно не практиковались. – Давай попробуем извлечь максимум пользы. Это всего на пару ночей, и это будет одна из тех забавных историй, которые мы потом сможем рассказать нашим друзьям.

Я не могу видеть эмоции на лицах, но Амелия может, поэтому я стараюсь сохранить нейтралитет и не продемонстрировать, что на самом деле у нас больше нет друзей. Общих. Наш круг общения сузился. У нее своя жизнь, а у меня своя.

Мы исследуем остальную часть первого этажа, который в основном состоит из двух огромных комнат: кухни и гостиной, больше напоминающей библиотеку. Изготовленные на заказ деревянные книжные шкафы занимают стены от пола до потолка (если не считать редких витражей), и все полки забиты книгами. Они аккуратно расставлены и даже сочетаются по цвету: вероятно, это сделал тот, у кого было слишком много свободного времени.

В центре комнаты уходит вверх замысловато оформленная деревянная винтовая лестница. Напротив огромный каменный камин, почерневший от копоти и времени и достаточно большой, чтобы в нем буквально можно было сидеть. Уже приготовлена бумага, растопка и поленья, рядом лежит коробок спичек. Я сразу же развожу огонь – в доме холодно, и мы замерзли. Амелия берет у меня из рук спички и зажигает церковные свечи на готической каминной полке, и те, которые она находит в ураганных фонарях, разбросанных по комнате. Теперь помещение выглядит и ощущается намного уютнее.

Неровный каменный пол, который, должно быть, не изменился с тех пор, когда часовня еще была часовней, покрыт старинными коврами. А на двух потертых клетчатых диванах по обе стороны от камина явно любили посидеть. На поверхности и на подушках видны вмятины, словно кто-то встал с них за несколько мгновений до нашего приезда.

Как только я начинаю расслабляться, раздается скрежет и жуткий стук в одно из окон. Боб лает, а мое сердце начинает биться немного быстрее, когда я вижу то, что выглядит как рука скелета, стучащая по стеклу. Но это всего лишь дерево. Снаружи ветер размашисто толкает в сторону здания его голые, похожие на кости ветви.