– Я вижу только ветку, которая обломилась под тяжестью льда, – с сомнением в голосе ответила Влана.

– А ты сравни, сколько льда и снега было на этой ветви и сколько на любой другой, – посоветовал Фафхрд. – И не забудь спрятать эти мысли подальше!

Влана промолчала.

Они увидели, что со стороны торговых шатров к ним быстро приближается какая-то черная фигура. Забавно подпрыгивая, она становилась все больше и больше.

Велликс-Хват, задыхаясь, остановился и схватил Влану за руку. Едва переводя дух, он проговорил:

– Мне приснилось, что ты упала и тебя чем-то придавило. А потом я проснулся от грохота.

– Тебе приснилась почти правда, но в таком деле «почти» означает очень много, – ответила Влана.

И тут Велликс увидел Фафхрда. Гримаса гнева и ревности исказила его лицо, рука потянулась к кинжалу на поясе.

– Погоди! – резко выкрикнула Влана. – От меня и впрямь могло остаться лишь мокрое место, но этот молодой человек по каким-то признакам почувствовал, что ветка вот-вот сломается, и в последний момент выдернул меня из лап у смерти. Его зовут Фафхрд.

Откинув другую руку в сторону, Велликс превратил начатое было движение в учтивый поклон.

– Я перед вами в долгу, молодой человек, – тепло проговорил он и после небольшой паузы добавил: – За то, что вы спасли жизнь знаменитой актрисе.

Из актерских шатров к ним уже спешили люди; вдалеке, у шатров Снежного клана, тоже появились фигуры, однако эти стояли неподвижно.

Прижавшись щекой к щеке Фафхрда – якобы в виде благодарности, – Влана торопливо зашептала:

– Не забудь о наших планах на вечер и, главное о побеге. Делай все в точности, как я сказала. А теперь смывайся.

Фафхрд успел вставить лишь две короткие фразы:

– Остерегайся льда и снега. Действуй не размышляя.

Влана повернулась к Велликсу и немного сдержанно, однако вполне любезно проговорила:

– Благодарю вас, сударь, за вашу заботу обо мне – как во сне, так и наяву.

Из недр поднятого воротника толстой шубы раздался ироничный голос подошедшего Эссединекса:

– Трудная нынче выдалась ночка для шатров.

Влана пожала плечами.

Окружив девушку, женская часть труппы забросала ее вопросами; все вместе, тихонько беседуя, они подошли к актерскому шатру и скрылись в нем.

Глядя вслед Влане, Велликс нахмурился и стал теребить себя за черный ус.

Актеры-мужчины разглядывали то, что осталось от шатра Вланы, и качали головой.

Тепло и дружелюбно Велликс обратился к Фафхрду:

– Я уже предлагал вам выпить бренди, а теперь мне кажется, что оно пошло бы вам на пользу. Еще со вчерашнего утра я очень хочу побеседовать с вами.

– Прошу меня простить, но стоит мне сейчас сесть, и я не услышу уже ни слова, пусть даже каждое из них будет отмечено совиной мудростью, а о глотке бренди и говорить не приходится, – вежливо ответил Фафхрд, прикрывая ладонью зевок, который был притворным лишь отчасти. – Но все равно благодарю вас.

– По-видимому, так уж мне суждено – приглашать вас в неподходящий момент, – пожав плечами, заметил Велликс. – Тогда, быть может, в полдень? Или ближе к вечеру?

– Если можно, ближе к вечеру, – ответил Фафхрд и широким шагом направился к шатрам торговцев.

Велликс остался на месте.

Такого удовлетворения Фафхрд не испытывал еще никогда в жизни. Мысль о том, что уже сегодня вечером он навсегда покинет этот опротивевший снежный мир с его властными женщинами, теперь заставляла его испытывать к Мерзлому Стану чуть ли не нежность. Поосторожнее с мыслями! – одернул он себя. То ли из-за ощущения смутной угрозы, то ли из-за того, что ему страшно хотелось спать, все вокруг сделалось нереальным, словно он наблюдал какую-то сцену из далекого детства.

Осушив высокую фарфоровую кружку вина, врученную ему друзьями-минголами Заксом и Эффендритом, он позволил им отвести себя на ложе из блестящих шкур и мгновенно уснул крепчайшим сном.

После бесконечной и податливой тьмы Фафхрд наконец увидел слабый свет. Он сидел рядом со своим отцом Нальгроном за обильным пиршественным столом, уставленным соблазнительно дымящимися яствами и креплеными винами в кувшинах из глины, камня, серебра, хрусталя и золота. За столом были и другие сотрапезники, но Фафхрд различал лишь их темные силуэты и слышал наводящий сон гул разговоров, слишком тихих, чтобы разобрать что-либо, и напоминавших журчание воды, которое время от времени переходило во взрывы смеха – словно волны прибоя накатывали на галечный берег. А звяканье ножей и ложек о тарелки походило на стук переворачиваемых волнами камешков.

Нальгрон был одет в белоснежную шубу с капюшоном из меха белого медведя и увешан булавками, цепочками, браслетами и кольцами из чистого серебра; серебро поблескивало и в его волосах, что огорчило Фафхрда. В левой руке Нальгрон держал серебряный кубок, который время от времени подносил к губам, а правую руку почему-то прятал под шубой.

Нальгрон говорил о многом, говорил мудро, спокойно, почти нежно. То и дело он поглядывал на сотрапезников, однако речь его лилась так тихо, что Фафхрд понимал, что обращается он лишь к нему.

Фафхрд понимал также, что должен внимательно прислушиваться к каждому слову и стараться запомнить каждое высказывание отца, потому что Нальгрон говорил о мужестве, чести, рассудительности, о том, что нужно с осторожностью давать и крепко держать данное слово, прислушиваться к своему сердцу, ставить перед собою высокую, романтическую цель и неукоснительно стремиться к ее достижению, о честности перед самим собой, особенно в отношении своих симпатий и антипатий, о том, что надо пропускать мимо ушей страхи и придирки женщин, но охотно прощать им ревность, создаваемые ими помехи и даже самые дурные поступки, поскольку проистекают они от их безудержной любви к тебе и другим, а также о многих других вещах, весьма полезных для молодого человека, находящегося на пороге зрелости.

Но, понимая все это, Фафхрд слушал отца лишь урывками, так как его очень тревожили ввалившиеся щеки Нальгрона, когда-то сильные, а теперь худые пальцы, едва державшие серебряный кубок, серебряные нити в волосах и губы, сделавшиеся из красных чуть синеватыми, несмотря на то что говорил и жестикулировал Нальгрон весьма оживленно, и поэтому Фафхрд выискивал на столе самые соблазнительные блюда и то и дело подкладывал отцу лакомый кусочек, дабы возбудить его аппетит.

Нальгрон же всякий раз любовно кивал и улыбался сыну, подносил кубок к губам и снова начинал говорить, так и не вынимая правой руки из-под шубы.

Пир шел своим чередом, Нальгрон начал говорить о еще более важных предметах, но Фафхрд не слышал уже почти ничего из столь ценных для него слов – так озабочен был он здоровьем отца. Теперь ему казалось, что кожа вот-вот лопнет на выступающих скулах, что светлые глаза отца запали еще глубже и под ними появились сероватые круги, что на руке, легко держащей кубок, голубоватые жилы вздулись еще сильнее; Фафхрд начал подозревать, что Нальгрон так и не выпил ни капли вина, хотя и подносил его непрестанно к губам.

– Ешь, отец, – просил Фафхрд тихим и хрипловатым от беспокойства голосом. – Хотя бы выпей немного.

И снова улыбчивый взор, кивок, еще больше любви в глазах, кубок у плотно сжатых губ, взгляд в сторону и продолжение спокойного монолога.

И тут Фафхрда объял страх: свет вокруг сделался голубым, и молодой человек понял, что никто из одетых в темное с неразличимыми лицами сотрапезников ничего, кроме кубков с вином, не подносил ко рту, хотя звон посуды не умолкал. Его тревога за отца переросла в ужас; не понимая толком, что делает, он, отогнув полу отцовской шубы, схватил его за предплечье и кисть правой руки и стал тыкать ею в сторону тарелки, полной еды.

На сей раз Нальгрон не кивнул и не улыбнулся: набычившись на Фафхрда, он ощерился так, что стали видны его зубы цвета старой слоновой кости, а из глаз его струился холод, холод, холод…

Рука, которую держал Фафхрд, была на ощупь, на вид… просто была коричневой рукою скелета.

Внезапно и страшно задрожав всем телом – особенно сильно у него затряслись пальцы, – Фафхрд с проворностью змеи отпрянул от отца.

И вот он уже не дрожал, а его трясли за плечи чьи-то сильные руки из плоти и крови, вокруг была не тьма, а полупрозрачный свет, заливавший шатер минголов, а вместо отцовского лица со впалыми щеками перед Фафхрдом было усатое, мрачное и озабоченное лицо Велликса-Хвата.

Фафхрд сонно уставился на него, потом тряхнул головой и повел плечами, чтобы поскорее очнуться и сбросить с себя руки Велликса.

Но Велликс уже сам отпустил его и присел на лежащую рядом груду мехов.

– Прошу прощения, юный воин, – серьезно проговорил он, – но мне показалось, что вам снится сон, который любой человек с радостью бы прервал.

Его тон и манера, с какой он произнес эти слова, напомнила Фафхрду его отца из недавнего кошмара. Он приподнялся на локте, зевнул и, скривившись, снова встряхнулся.

– У вас застыло тело или разум, а может, и то и другое, – заметил Велликс. – Так что нет никакого резона отказываться от обещанного мною бренди.

Он взял в одну руку две серебряные кружечки, стоявшие рядом, в другую коричневый кувшин с бренди и ловко откупорил его большим и указательным пальцами.

Фафхрд в душе помрачнел, увидев темный налет внутри кружек, – кто его знает, что там может быть у них на дне или по крайней мере в одной из них. С невольной тревогой он напомнил себе, что этот человек – его соперник и тоже добивается благосклонности Вланы.

– Подождите, – остановил он Велликса, уже собравшегося было наполнить кружки. – В моем сне серебряный кубок играл скверную роль. Закс! – окликнул он мингола, стоявшего у входа в шатер. – Будь добр, дай мне фарфоровую кружку.

– Вы расцениваете свой сон как предупреждение против серебра? – с неясной улыбкой мягко осведомился Велликс.

– Нет, – ответил Фафхрд, – но он внушил мне отвращение к этому металлу, которое еще не прошло.

Его немного удивило то обстоятельство, что минголы так легко пропустили к нему Велликса. Возможно, все трое были старыми знакомцами по торговым стоянкам. А может, дело не обошлось без подкупа. Велликс хмыкнул и немного расслабился.

– Верно, ни слуги, ни жены у меня нет, вот я и зарос в грязи. Эффендрит! Изобрази-ка две фарфоровые кружки, чистенькие, как только что ободранные от коры березки!

Второго мингола, тоже стоявшего у двери, Велликс явно знал гораздо лучше, чем Фафхрд. Хват протянул молодому человеку одну из мгновенно появившихся у него в руках сияющих фарфоровых кружек, налил немного душистого напитка себе, щедро плеснул Фафхрду, потом долил свою кружку, словно желая продемонстрировать, что в выпивке Фафхрда не может быть яда или сонного зелья. Фафхрд, внимательно следивший за его движениями, нашел демонстрацию безупречной. Собутыльники чокнулись кружками, и, когда Велликс отпил, Фафхрд сделал большой, но осторожный и медленный глоток. Бренди приятно обожгло горло.

– Это мой последний кувшин, – весело объяснил Велликс. – Я выменял весь запас на янтарь, драгоценные камешки и прочую мелочь, и свой шатер с повозкой тоже, оставил себе лишь двух лошадей, одежду и еду.

– Я слышал, что ваши лошади самые быстрые и выносливые во всей степи, – заметил Фафхрд.

– Во всей не во всей, но для здешних мест они хороши, это точно.

– Ну, для здешних мест… – презрительно процедил Фафхрд.

Велликс посмотрел на него, как смотрел Нальгрон в первой части сна. Затем сказал:

– Фафхрд, я могу называть тебя на «ты»? А ты зови меня Велликс. Можно я сделаю тебе предложение? Дам совет, который дал бы своему сыну?

– Разумеется, – отозвался Фафхрд, чувствуя не только неловкость, но и тревогу.