Я натянула одеяло до подбородка:

– Отвечая на твой вопрос, я даже не уверена, что раз в неделю. Учитывая рабочий график Шона и заботы о Уиллоу, они, возможно, даже не ночуют в одной комнате.

«Странно, что мы с Шарлоттой не обсуждали секс», – подумала я. И даже не из-за дружбы. Все же я была ее гинекологом – медицинское анкетирование содержит вопросы о том, есть ли у пациента проблемы во время соития. Спрашивала ли я ее когда-нибудь об этом? Или пропустила, потому что вопрос казался слишком интимным для подруг? Секс был просто способом получить желаемое: ребенка. Но что теперь? Счастлива ли Шарлотта? Лежат ли они с Шоном в кровати, сравнивая себя со мной и Робом?

– Так, давай подумаем. Мы с тобой в одной комнате по ночам. – Роб склонился надо мной. – А что, если нам объединить усилия?

– Эмма…

– Уже сладко спит. – Роб стащил с меня верх пижамы через голову и принялся разглядывать. – У меня тоже есть несколько грез…

Я обхватила его руками за шею и медленно поцеловала:

– Все еще думаешь о Шарлотте?

– О какой еще Шарлотте? – пробормотал Роб и поцеловал меня в ответ.

Раз в месяц мы с Шарлоттой ходим в кино, а потом в бар под названием «Пещера Макси» – место, чье название меня абсолютно развеселило, учитывая гинекологический подтекст, хотя уверена, что сам Макси об этом не догадывался – седовласый рыбак из Мейна, который, когда мы впервые заказали шардоне, сказал нам, что у них такого пойла не бывает. Я тащила Шарлотту на сеанс, даже когда показывали кровавые фильмы с драками или подростковые комедии. В остальное время она редко выходила из дому.

Гордостью Макси был его внук Мус, полузащитник, которого выгнали из колледжа из-за скандала с жульничеством. Он стал работать у деда барменом три года назад, когда вернулся домой, взвешивая все «за» и «против», и так никуда и не уехал. Представьте себе мускулистого блондина ростом шесть футов шесть дюймов с сообразительностью кулинарной лопатки.

– Держите, мэм, – сказал Мус, передавая светлый эль Шарлотте, которая практически не глянула на него.

Сегодня с Шарлоттой что-то было совершенно не так. Она пыталась отложить нашу назначенную встречу, но я не позволила бы. Последние несколько часов подруга вела себя рассеянно и отстраненно. Я попыталась объяснить это заботами о тебе: процедуры с памидронатом, переломы обоих бедер, операция со штифтом – голова у нее была совершенно забита, а я собиралась немного отвлечь ее.

– Он тебе подмигнул, – сказала я, когда Мус отвернулся к другому посетителю.

– Ой, да брось! – сказала Шарлотта. – Я слишком стара для флирта.

– Сорок четыре – это те же двадцать два.

– Да, поговорим, когда ты будешь моего возраста.

– Шарлотта, я всего на два года моложе тебя! – Я засмеялась и сделала глоток пива. – Боже, мы такие жалкие! Он, возможно, думает: «Эти тетки такие бедолаги, я могу помочь им, лишь притворившись, что они хотя бы немного сексуальны».

Шарлотта подняла бокал:

– Выпьем за то, чтобы наши мужья не были слишком молоды, чтобы арендовать машину в «Херц».

Именно я познакомила твоих родителей. Думаю, это естественное желание женатого человека найти пару своим незамужним и холостым друзьям. Шарлотта не была до этого замужем – отец Амелии употреблял наркотики, пытался завязать во время беременности Шарлотты, но безуспешно, после чего уехал в Индию с семнадцатилетней стриптизершей. Когда меня за превышение скорости остановил симпатичный коп без обручального кольца на пальце, я пригласила его на обед, чтобы познакомить с Шарлоттой.

– Я не хожу на свидания вслепую, – сказала мне твоя мать.

– Тогда прогугли его.

Через десять минут она позвонила мне и взволнованно объяснила, что Шон О’Киф был педофилом, недавно выпущенным на свободу. Через десять месяцев Шарлотта вышла замуж за другого Шона О’Кифа.

Я наблюдала за тем, как Мус ставит бокалы на барную стойку, как свет играет на его мускулах.

– Как у вас дела с Шоном? Уже убедила его сделать это?

Шарлотта вздрогнула, чуть не перевернув бокал с пивом:

– Сделать – что?

– Операцию со штифтом для Уиллоу. Алло, ты здесь?

– Точно. Я забыла, что рассказала тебе об этом.

– Шарлотта, мы общаемся с тобой каждый день. – Я внимательнее посмотрела на нее. – Ты уверена, что все в порядке?

– Мне просто нужно выспаться, – ответила она и, опустив голову, посмотрела на пиво, провела пальцем по краю бокала, и тот запел для нас. – Знаешь, я кое-что читала в больнице, один журнал. Там была статья о семье, которая подала в суд на больницу, после того как их сын родился с кистозным фиброзом.

Я покачала головой:

– Меня бесит это перекладывание ответственности. Повесь вину на другого, чтобы самому стало лучше.

– Вдруг кто-то другой и впрямь виновен.

– Это дело случая. Знаешь, что скажет акушер, если у пары родится ребенок с КФ? «У них больной ребенок». И это не оценка, а констатация факта.

– Больной ребенок, – повторила Шарлотта. – Так ты подумала и обо мне?

Иногда я позволяла себе сболтнуть лишнего, как сейчас, не задумываясь, что Шарлотта заинтересована в этой теме не с теоретической стороны. Мои щеки загорелись.

– Я не говорила о Уиллоу. Она…

– Идеальная? – с вызовом ответила Шарлотта.

Но ты и была такой. Ты могла состроить самую забавную рожицу Пэрис Хилтон, пропеть алфавит наоборот, а черты твоего лица напоминали сказочного эльфа. О хрупких костях я вспоминала в последнюю очередь.

Внезапно Шарлотта пошла на попятную:

– Прости. Мне не следовало этого говорить.

– Нет, ты права, мой рот не должен открываться, если мозг занят чем-то другим.

– Я просто очень устала. Давай закончим на этом. – Когда я привстала с барного стула, она покачала головой. – Оставайся, допей пиво.

– Давай я провожу тебя до машины…

– Пайпер, я уже большая девочка. Правда. Забудь, что я говорила.

Я кивнула. И на свою голову, так и сделала.

Амелия

Я пришла в школьную библиотеку, одно из немногочисленных мест, где я могла притвориться, что моя жизнь не разрушена полностью из-за твоего несовершенного остеогенеза, и тут я наткнулась в журнале на фотографию женщины, как две капли воды похожей на тебя. Я словно увидела снимок ФБР, где они с помощью программы старят изображение ребенка, похищенного десять лет назад, чтобы его могли узнать на улице. Такие же, как у тебя, пушистые шелковистые волосы, заостренный подбородок, искривленные ноги. Я и раньше встречала детей с НО и знала, что у вас схожие черты, но это уже выходило за рамки.

Еще более странным показалось мне то, что женщина держала на руках ребенка и стояла рядом с гигантом. Он обнимал ее одной рукой и улыбался с фотографии, демонстрируя чудовищный прикус.

«Альма Дакинс, – сообщалось в статье, – всего три фута два дюйма ростом, а ее муж Грейди – шесть футов четыре дюйма».

– Что делаешь? – спросила Эмма.

Она была моей лучшей подругой: казалось, мы дружили всегда. После кошмара в «Дисней уорлд», когда одноклассники узнали, что меня на ночь забрали в приют для детей, она а) не относилась ко мне, как к прокаженной, и б) грозилась уложить любого, кто будет так вести себя. Сейчас Эмма подошла ко мне со спины и положила подбородок на мое плечо:

– Эй, эта женщина похожа на твою сестру.

Я кивнула:

– У нее тоже НО. Может, Уиллс подменили при рождении.

Эмма опустилась на пустой стул рядом со мной.

– А это ее муж? Мой папа мог бы исправить ему прикус. – Она вгляделась в снимок. – Боже, да как они вообще это сделали?!

– Фу, омерзительно! – произнесла я, хотя подумала о том же.

Эмма надула пузырь из жевательной резинки.

– Наверное, все примерно одного роста, когда они лежат и занимаются всякими гадостями, – сказала она. – Я думала, что у Уиллоу не может быть детей.

Я тоже так думала. Должно быть, никто никогда не обсуждал этого с тобой, потому что тебе было всего пять, и поверь мне, я вовсе не хотела говорить о чем-то столь противном, но, если ты могла сломать кость, кашлянув, как из тебя вышел бы ребенок или что-то вошло бы?

Я всегда знала, что если захочу спиногрызов, то однажды они у меня будут. Если же ты решилась бы на детей, все было бы не так просто, а может, и невозможно. Конечно, несправедливо, но, когда дело касалось тебя, разве могло быть иначе?

Ты не каталась на коньках. На велосипеде. На лыжах. Даже когда ты играла в какую-то физическую игру, вроде пряток, мама настаивала, чтобы тебе дополнительно считали до двадцати. Я в шутку сердилась, чтобы ты не чувствовала, будто к тебе относятся иначе, но в глубине души знала, что поступаю правильно, ведь ты не могла передвигаться так же быстро, как я, с костылями, ходунками или на инвалидном кресле, и тебе требовалось больше времени, чтобы спрятаться. «Амелия, подожди!» – всегда говорила ты, когда мы куда-то шли, и я ждала, потому что знала, что есть миллион других способов оставить тебя позади.

Я вырасту, а ты останешься ростом с дошкольника.

Я пойду в колледж, уеду из дому и не буду волноваться о том, как заправить машину или воспользоваться банкоматом.

Может, я найду парня, который не будет считать меня неудачницей, выйду замуж, рожу детей и буду носить их на руках, не волнуясь, что у меня в позвоночнике образуются микротрещины.

Я прочла статью в журнале:

Альма Дакинс, 34 года, родила 5 марта 2008 года здоровую девочку. Дакинс, у которой диагностирован несовершенный остеогенез третьего типа, ростом всего 3 фута 2 дюйма и весила всего 39 фунтов до беременности. Она набрала около 19 фунтов во время беременности, и ее дочь Лулу родилась с помощью кесарева сечения на тридцать второй неделе, когда небольшое тело Альмы не смогло дальше вмещать увеличивающийся плод. Девочка весила 4 фунта 6 унций и имела рост 16,5 дюйма при рождении.

Когда ты играла с куклами, то устраивала целый театр. Мама говорила, что я тоже раньше так делала, но я только помню, как отрывала им конечности и отрезала волосы. Иногда замечала, как мама следит за тобой: ты накладывала гипс на руку пупса, и на лице мамы проскальзывала тень, – возможно, она думала, что у тебя никогда не будет ребенка, и в то же время испытывала облегчение, что ты не узнаешь, что это такое – смотреть, как твой ребенок рассыпается на миллион косточек.

Несмотря на все мамины мысли, передо мной лежало доказательство, что человек с диагнозом «несовершенный остеогенез» мог завести семью. У Альмы тоже был третий тип. Она не ходила, как ты, а была прикована к креслу. И тем не менее она смогла найти мужа, пусть и с глупой улыбкой, и родить ребенка.

– Тебе нужно показать это Уиллоу, – сказала Эмма. – Возьми с собой. Кто узнает?

Я проверила, сидит ли библиотекарь за компьютером, заказывая одежду с gap.com (мы следили за ней), а потом изобразила приступ кашля. Согнулась пополам и сунула журнал под куртку. Неуверенно улыбнулась, когда библиотекарь посмотрела на меня, словно бы убедиться, что я не оставила на полу легкие.

Эмма ожидала, что я сохраню журнал для тебя и покажу тебе или маме подтверждение, что однажды ты вырастешь, выйдешь замуж и родишь ребенка. Но я украла его совершенно по другой причине. Скоро ты должна была пойти в детский сад. И однажды ты будешь в седьмом классе, как я. Придешь в библиотеку, увидишь этот глупый журнал и узнаешь, что нашла я: Альму с мужем и этого ребенка, слишком огромного на ее руках.

Они не выглядели счастливой семьей. Скорее уродцами из циркового шоу, вот только цирк уехал. Зачем еще печатать их в журнале? Нормальные семьи не становятся сенсацией.

На уроке английского я отпросилась в туалет. Там я вырвала страницу из журнала и измельчила снимок на кусочки. Потом смыла в унитазе, тем самым защитив тебя.