– Моя работа заключается в том, чтобы оставаться понятной, нейтральной, здравомыслящей, – сказала она. – Чтобы пережить услышанное от измученных полицейских и жертв сексуального насилия, я должна оставлять работу на работе. Но на практике все иначе. Что-то застревает в голове. В теле. В сердце, если хотите. Думаю, вы как раз тот случай. А вот Надя – точно.

– Но… миллион?

– Если вам так легче, рассматривайте это как часть терапии.

– Как это возможно?

– Вы не можете жить без работы. А это настоящая работа, Сэм, уж поверьте мне, это вам не какое-нибудь скучное страховое мошенничество. И если вам не придется постоянно беспокоиться о финансах, вы почувствуете себя намного лучше. Все в рамках терапии.

– Подозреваю, в этой терапии возможны трагедии…

– Но речь, разумеется, не о вас, Сэм. Ваша задача заключается в том, чтобы избежать трагедии. То, что пережила Надя, вряд ли многие смогли бы пережить. После шести месяцев терапии мы только начали соскребать поверхностный слой. Она всего этого не заслуживает. Она заслуживает медали. От Бога.

Бергер медленно кивнул.

– Ладно, – сказал он. – Что у вас есть?

Рита Олен достала из папки файлик. Сквозь прозрачный пластик виднелся конверт.

Бергер взял файлик.

– Когда вы получили письмо? – спросил он.

– Вчера, – ответила Рита Олен.

– Судя по штемпелю, отправлено позавчера, во вторник, – заключил Бергер, внимательно осмотрев конверт. Оно пришло на ваш домашний адрес?

– При том, что я его не разглашаю, – заметила Олен. – Нигде в сети его не найти.

– Вы не могли в какой-то ситуации сообщить его Наде?

– Нет, очень маловероятно.

– Почерк знакомый?

– Тем же почерком написано само письмо. Да, я сравнила с парой рукописных текстов, оставшихся после сеансов психотерапии, это точно Надин почерк.

Бергер кивнул, одними ногтями вынул письмо из конверта.

– Сначала я взяла его в руки, а когда поняла, в чем дело, надела перчатки.

Бергер кивнул и развернул письмо, по-прежнему одними ногтями, заметил странную печать сверху – как будто маленький единорог скачет через радугу.

– My Little Ponny, – пояснила Рита Олен.

Бергер кивнул, как будто что-то понял. А потом прочел письмо:

«Рита, дарагая! Я пишу это, патаму што он мне сказал Писать, и это не СВОБОДНОЕ письмо. Я бы хотела написать другое, кто он, что делает и почему, но если я Попытаюсь, он просто сомнет листок и засунет мне в Глотку. Он уже раз десять так делал. Если бы ты только знала Рита дарагая! Што тут происходит. Это как Сво бода, но в десять раз. Он просит денег штобы отпустить меня. Я никаво не знаю, у каво столько денег. Он Говорит 100 000. Блин. Рита, ты одна из всех каво я знаю Абразованная. Ты знаешь што делать. У ниво адрес thevalleyoftheshadowofdeath сабака gmail точка com. Он сичас рядом орет, што это срочно и если обратятся в полицию, он миня убьет. Ты знаиш я много магу вынести Рита, но это СЛИШКОМ. Он серьезно бальной. Мне надо выбиратся. Памаги мне, дарагая! Абнимаю, Надя»

Бергер перечитал письмо, скорчил гримасу.

– Было бы неверно судить о ней по тому, как она пишет, – поспешила заверить Рита Олен. – Слишком многие так судили. Надя работает, трудится изо всех сил. Разные клининговые компании, минимум по двенадцать часов в день. Единственное, что она может себе позволить, – жизненно необходимая психотерапия два раза в неделю. За которую я беру только половину стоимости.

Бергер кивнул в сторону письма и сказал:

– Если я правильно понял, вы собираетесь заплатить выкуп?

– Как я уже сказала, мы с Надей очень сблизились, – сказала Олен. – Да, я хочу заплатить эти сто тысяч, которые требует похититель. И зарплату вам, Сэм.

Бергер повертел письмо в руках.

– Никаких инструкций по поводу передачи денег? – спросил он.

– Нет.

– Срок, как я вижу, тоже не обозначен.

– Да, здесь не обозначен, – согласилась она.

Бергер решил дальше не развивать эту мысль. Но решение уже было принято. Тяжело вздохнув, он произнес:

– Тут почти не с чем работать.

– Вы ничего тут не видите, чисто инстинктивно? – с легкой улыбкой спросила Рита Олен.

– Сво бода – это, я полагаю, свобода, – произнес Бергер, показывая на письмо. – Здесь вообще много заглавных букв, но смысл понятен. Что такое Свобода? Речь явно идет не об абстрактном понятии.

– Мне кажется, мы приблизились к ней во время терапии, – сказала Олен. – К Свободе. Но я не знаю, что это. Надя хотела обсудить эту тему, но не знала, как к ней подойти.

– Речь идет о каком-то месте?

– Как я уже сказала, у Нади очень тяжелое прошлое. То, что она стоит на ногах, уже само по себе чудо. Она сильная, и когда пишет в письме, что многое может вынести, это можно назвать преуменьшением века. И если такая женщина, как она, считает, что нынешнее ее положение – это уже слишком, то значит, так и есть. Думаю, вы согласитесь со мной, что она потрясающий человек, достойный спасения.

Бергер кивнул.

– Мне нужно гораздо больше информации.

Олен придвинула к нему всю папку:

– Я собрала все, что знаю.

Бергер открыл папку. На него смотрела брюнетка с неожиданно открытой улыбкой.

– Но это, к сожалению, еще не все, – сказала Рита Олен, закрывая папку поверх пальцев Бергера.

Бергер смотрел на нее и ждал. Наконец Рита продолжила:

– Вчера поздно вечером я получила письмо.

– С адреса thevalleyoftheshadowofdeath@gmail.com?

– Да. Единственное письмо. Довольно прямое. Все завязано на конкретное время. В письме оно обозначается как В. Если похититель не получит деньги, в воскресенье в восемнадцать ноль-ноль дома меня ждет доставка. Он ведь знает, где я живу…

– Доставка? – переспросил Бергер.

– Это уже менее важно, – ответила Олен. – Мне просто привезут Надину голову с доставкой на дом. Главное – это В.

– В? – простонал Бергер.

Олен опустила взгляд – казалось, он проник через столик дальше вниз, в неведомую черную глубину.

– В как «время смерти», я полагаю, – ответила она. – В пятнадцать часов в воскресенье, двадцать первого сентября, Надя умрет. Через три дня. Если вы не освободите ее раньше.

11

Тремя сутками ранее

Идя по густому лесу, Бергер пребывал в приподнятом, и вместе с тем подавленном расположении духа. Миллион от Риты Олен, который он получит в понедельник после В – воскресенья, пятнадцати ноль-ноль – без сомнений, позволит сохранить на плаву АО «Эллинг Секьюрити». С другой стороны, зацепиться практически не за что.

Но это его никогда не останавливало.

Начался обратный отсчет, Бергер ощущал это где-то глубоко в душе. Надо действовать. Не обращая внимание на тревожное тиканье часов.

Он вышел к лесной опушке, присел за кустом. На маленькой посыпанной гравием площадке шел футбольный матч. Игроки разного роста, но все не сильно большие. Команда двенадцатилетних ребят из футбольного клуба Энчёпинга, похоже, с треском проигрывала. На воротах стоял парнишка по имени Оскар, и он по-прежнему был сыном Сэма Бергера.

Как это на него похоже, типаж вратаря, аутсайдер, при этом на борту вместе со всеми. А вот Маркус классический распасовщик. Соло-гитарист. Но он и на несколько минут старше.

Бергеру необходимо видеть их такими, какие они есть, в их настоящей жизни. В жизни, где отец присутствовал лишь в виде растущей опухоли, от которой их рано или поздно избавит медицина будущего.

А ему нужно просто видеть их.

Украдкой.

The still point of the turning world.

Он дождался финального свистка. Молодежная команда Энчёпинга потерпела разгромное поражение, но не унывала. Когда Бергер увидел, как Оскар обнимает Маркуса, в жизни внезапно все сошлось.

А выйдя из леса, он увидел, как кто-то идет ему навстречу. Проводник. Это был полицейский Сэм Бергер и, поравнявшись, они слились в одно целое.

Час спустя он сидел на новеньком ярко-синем диване и смотрел на царящий в эллинге хаос. Все же нельзя не признать, что ремонт потихоньку продвигается. Оба мини-кабинета в дальней части здания уже готовы. В одном из них и расположился Бергер. Второй, вероятно, так и будет пустовать.

Как склеп.

Бергер подошел к стоящей у окна доске и убрал все, что относилось к страховому мошенничеству. Открыл полученную от психолога Риты Олен папку и заполнил доску информацией о пока еще совсем незнакомой ему Наде. Потом перенес доску в свой кабинет.

На новом письменном столе стоял новехонький компьютер. Рядом лежала целая гора запутанных проводов, пультов, роутеров и соединителей Молли Блум, оставшаяся после расследования предыдущего дела. Благодаря этой хаотичной паутине Бергер мог, в меру нелегально, подключиться к различным полицейским базам.

Только не в этот раз. Лампочка на одном из роутеров не горела. Бергер тяжело вздохнул, по проводу дошел до недавно закрепленного на стене шкафчика. Вроде все в порядке. Второй провод уходил под пол, где помещались различные разъемы и розетки. Оказалось, что как раз там провод и отошел. Бергер снова воткнул его, отверстие закрывать не стал: такое случалось настолько часто, что каждый раз закрывать его не было смысла. Бергер сел за стол, открыл папку Риты Олен – не виртуальную, а самую что ни на есть реальную. На него смотрело открытое лицо Нади.

Фамилия Нади оказалась Карлссон. Понадобилось некоторое время, чтобы выяснить, что так было не всегда. Наде сорок два года, в возрасте восемнадцати лет она приехала в Швецию из Украины. Здесь она сразу же вышла замуж за Микаэля Карлссона, который скончался всего пару лет спустя. Самое удивительное, у Бергера никак не получалось узнать ее девичью фамилию. Оказалось, из-за того, что поженились они не в Швеции. Вероятнее всего, на Украине, в тысяча девятьсот девяносто втором году, вскоре после обретения страной независимости.

Бергер внимательно перечитывал результаты поиска на мониторе и размышлял. Все это о чем-то говорило, только вот пока непонятно было, о чем. Ему удалось найти в Интернете пару фотографий Нади. Один снимок более строгий, с сайта клининговой фирмы, где она работала, другой – более непринужденный, с какой-то вечеринки в саду в районе Акалладален. Там Надя и жила, в сонном квартале таунхаусов и вилл. Бергер рассматривал фотографии, пытался наложить их одну на другую, а также совместить с письмом, написанным на ужасном шведском. В глазах Нади Бергер угадывал силу, способность к сопротивлению, своего рода женскую твердость, с какой он не раз сталкивался за свою карьеру полицейского. А еще – естественную открытость, даже дружелюбие.

Ему вдруг пришло в голову, что вот так он и работает, описывая круги. А еще он с удивлением обнаружил, как ему не хватало полицейской работы.

И какая это важная часть его жизни. Насколько потерянным он себя ощущает без нее.

С другой стороны, он не создан для работы в одиночку.

Он принялся снова листать папку. Нашел маленькую флеш-карту. Бергер догадывался о ее содержимом – скорее всего, это видеозаписи терапевтических сессий с Ритой Олен, – но не хотел смотреть, пока не будет иметь полного представления о личности Нади. На данный момент известно следующее.

В восемнадцать лет вышла замуж за гражданина Швеции на Украине, только что освободившейся от Советского Союза и испытывающей серьезные административные трудности, присущие переходному периоду. Значит, велик риск, что добыть какую-либо информацию из Киева крайне сложно. Потом Надя просто взяла и появилась в Швеции, с новым свеженьким шведским паспортом.

Надо добраться до полицейского реестра.

«Проблематичное прошлое», малограмотная, подрабатывает в разных клининговых компаниях, жесткий взгляд, замуж вышла совсем юной, детей нет, по всей видимости, живет одна. Как бывшая алкоголичка или преступница. Украина, девяносто второй год – если в голову приходит проституция, не слишком ли это стереотипно?

А Микаэль Карлссон. Кто он такой?