Зверь (страница 3)
* * *
В 1960 году Джона перевели в среднюю школу округа Лодж-Фарм, где начался четырехлетний период интенсивной учебы под руководством директора Гордона Антисса, ярого приверженца дисциплины, «высокого худощавого мужчины, не стеснявшегося лупить ребят палкой», однажды он заявил юному Джону, что «из него даже хороший мусорщик не выйдет». Мик же пошел в близлежащую школу Риджвэй. Такие престижные учебные заведения были одновременно и роскошью, и необходимостью, поскольку в новом десятилетии наблюдался заметный прирост населения Черной страны и школы округа были переполнены. Всего за несколько месяцев до того, как в 1964 году Джон окончил учебу, Реддитч был официально объявлен «новым городом» в соответствии с Законодательным актом британского правительства о новых городах 1946 года. Инициатива была направлена на переселение семей из бедных районов и разбомбленных домов после войны. В результате, когда братья Бонэм уже были подростками, население Реддитча резко увеличилось с тридцати двух до семидесяти семи тысяч во всех городах региона. Соседние кварталы, Чёрч-Хилл, Матчборо, Виньятс, Лодж-Парк и Вудроу, построили как раз для размещения наплыва горожан из расширяющего промышленное производство Бирмингема. Реддитч задумывали сделать городом окружного значения и строили с использованием новых методов муниципального планирования: все основные дороги выровняли, чтобы уменьшить шум в новых микрорайонах, а территорию благоустроили. Помогало и то, что национальная экономика находилась на подъеме, а оплата квалифицированной рабочей силы увеличивалась. Из-за стремления британцев к более высокому уровню жизни ниша для разнорабочих осталась пустой, и правительство с переменным успехом пыталось решить проблему иммигрантами из стран Содружества. Когда эти работяги заполонили фабрики, сталелитейные и автомобильные заводы, города региона вскоре стали одними из самых мультикультурных районов страны. Впервые в своей истории Черная страна стала принимать семьи из Карибского бассейна, Индии и Пакистана, создав настоящий плавильный котел, благодаря чему Бирмингем получил звание самого густонаселенного города Соединенного Королевства после Лондона.
Благодаря новому закону бизнес семейства Бонэм процветал; к счастью для Джека, приток новых семей потребовал строительства домов. Это было нетипично для того времени, особенно в их районе, зато позволило мальчикам наслаждаться комфортными условиями жизни, частными школами и отпуском по три раза в год. От юного Джона Бонэма ждали, что однажды он продолжит семейное дело – строительный бизнес, устроившись на «нормальную» работу, способную гарантировать стабильность, недоступную многим другим в их регионе, и осчастливить семейство Бонэмов.
Джон же думал иначе, он как-то вспоминал: «Сразу после школы я твердо решил стать барабанщиком. Так увлекся, что играл за спасибо. И довольно долго. Но родители меня поддержали».
* * *
Одержимость ударными, которую Джон пронес через всю жизнь, началась в пять лет. Он барабанил по контейнеру с солью для ванн, обвязав бочонок тонкой проволокой, чтобы соль не оседала на дне; а еще мальчишка отбивал ритмы на жестяных банках из-под кофе кухонным инвентарем, инстинктивно воспроизводя звуки малого барабана. В попытках добиться хорошего звучания Джон болтался на кухне, играя на кастрюлях и сковородках, чем сводил родителей с ума. На его десятый день рождения Джоан сдалась и купила сыну настоящий малый барабан – новую игрушку, которую со временем он разодрал в клочья. Пять лет спустя отец последовал примеру супруги и купил Джону первую настоящую установку. «Она была допотопной, – вспоминал Джон. – И ко всему прочему еще и ржавая».
Мик рассказывал, что первым настоящим покровителем Джона стал друг семьи. Джеко Бонэм держал трейлер и лодку «Изобел» в соседнем прибрежном городке Стоурпорт-он-Северн. Именно там они познакомились с Чарли Аткинсом, приятным мужчиной, арендовавшим себе дом на колесах на время отпусков или летних уикендов рядом с трейлером Бонэмов. Аткинс был солистом танцевального коллектива из Бирмингема, исполнявшего танго, вальс и фокстрот в ансамблях, где, по словам Мика, «танцоры используют гель для укладки волос, а барабанщики – щетки». Во время приездов Аткинс всегда находил время поболтать с братьями о музыке и проявлял большой интерес к одержимости юного Джона барабанами. «Сегодня это звучит не так круто, – позже говорил Мик, – но для брата это было важно, он сидел и слушал, как Чарли до глубокой ночи рассказывал о парадидлах и других барабанных терминах. Именно после одной из таких встреч Аткинс подарил Джону свой набор щеток, и я был не против, потому что от них ущерба явно меньше, чем от палочек».
Мужчина также подарил Джону малый барабан жемчужного цвета, пополнив его небольшую коллекцию; мальчик уже потратил все, что удалось скопить с карманных денег, на малый барабан, бочку и напольный том. А когда пареньку исполнилось одиннадцать лет, Аткинс был настолько уверен в юном ученике, что пригласил его выступить вместе с танцевальной группой в клубе Members Dance. «Мне кажется, это был поворотный момент для Джона Бонэма, – отметил Мик, – и не думаю, что с тех пор кто-то или что-то могло помешать ему стать барабанщиком».
К четырнадцати годам Джон уже играл с местными группами и участвовал в школьных мероприятиях. Несмотря на скандальную репутацию, он даже отвечал за звуковое оформление школьного рождественского представления, играя сбоку сцены на любимой ударной установке.
И хотя Джон проявлял искренний интерес и энтузиазм к плотничеству, которому обучал отец, природный талант к игре на барабанах уже переключил его внимание на будущее в мире музыки. Когда учеников спрашивали, чего они хотят по окончании средней школы, только Джон не задумываясь ответил: «Я хочу стать барабанщиком».
* * *
В доме Бонэмов всегда звучала музыка, хотя саундтрек был довольно скудным. Джон вместе с братом искали утешения на волнах радиоприемника, благодаря которому в доме играли самые свежие хиты. По мере того как радиоэфир становился разнообразнее, популярная музыка в Британии превращалась в такой же плавильный котел, как и сам Бирмингем. Давних популярных исполнителей, таких как Нэт Кинг Коул, Дорис Дэй и Фрэнки Лейн, вскоре затмили Литтл Ричард, Билл Хейли и Элвис Пресли. В Бирмингеме, «на сцене Брума», появились свои артисты, вдохновленные услышанным в радиоприемниках. Местные музыканты, такие как Лонни Донеган, Адам Фейт, Клифф Ричард и Марти Уайлд, вскоре покорили сердца местных фанатов.
Музыкальные вкусы юного Джона Бонэма были довольно эклектичны благодаря плавильному котлу британского радио и предпочтениям родителей. Вскоре кумиром мальчика стал Эдмундо Росс и его оркестр – они одни из первых добились серьезных успехов в латиноамериканской музыке, а их убойные риффы и тяжелая перкуссия вдохновили Джона на собственные технические эксперименты. «Каждую субботу мы сидели перед радиоприемником и слушали шоу Эдмундо, – вспомнил Мик, – это был настоящий праздник, учитывая, что дома выбор музыки всегда был невелик: папины альбомы Лины Хорн, мамины пластинки Фрэнка и наши сборники „детских песенок“. Однако наступала новая эра звука, пришедшая к нам из Америки, и имя ей – рок-н-ролл».
В те времена самая популярная музыка отражала типичные нормы общественного поведения Британии 1950-х годов – строгого и «сдержанного». Однако ситуация начала меняться с появлением Элвиса Пресли, чьи первые релизы летом 1954 года напрямую привели к новым сочетаниям афроамериканского соула и блюза с «белыми» звуками кантри и хонки-тонка. Америка назвала это рок-н-роллом, и вскоре вслед за Элвисом на международной арене появились такие музыканты, как Джерри Ли Льюис, Литтл Ричард и Бадди Холли. Один из первых рок-н-ролл-исполнителей прибыл в Бирмингем в феврале 1957 года, им оказался 32-летний Билл Хейли, чьи синглы «Rock Around the Clock» и «Shake, Rattle and Roll» мгновенно произвели фурор, положив начало грандиозным изменениям на музыкальной сцене Америки. В ту зиму, когда Хейли со своей группой выступал в Бирмингемском концертном зале Odeon, местные подростки наводнили здание, пытаясь купить билет.
Но из всех ранних рок-н-ролльных песен критический слух Джона по-настоящему зацепило перкуссионное инструментальное произведение «Teen Beat» ударника Сэнди Нельсона 1959 года. Подобно гитарному хиту Дуэйна Эдди «Rebel-’Rouser», выпущенному годом ранее, инструментальный хит Нельсона, внезапно ставший популярным, вызвал отклик у подростков, готовых пуститься в пляс, и композиция вскоре заняла четвертое место британского хит-парада синглов.
Песня загипнотизировала Джона, он просидел за ударной установкой три дня подряд, пока не смог идеально воспроизвести характерные перкуссионные схемы песни. По словам Мика, доведя до совершенства свою игру, Джон завелся, словно «Харлей-Дэвидсон», и вскоре объявил, что «собирается сколотить группу».
Но даже без собственного коллектива и профессионального образования Джон инстинктивно тяготел к любому музыкальному жанру, бросавшему вызов его природным способностям и любым предвзятым представлениям об игре на барабанах, сложившимся со временем. Он был особенно одержим джазовой техникой Джина Крупы и Бадди Рича, а также зрелищностью, которую оба артиста добавляли инструменту, демонстрируя, что виртуозный ударник мог по-настоящему стать движущей силой музыкальной группы.
«Джин Крупа был божественен», – вспоминал Мик, добавляя, что именно после просмотра биографического фильма 1956 года «История Бенни Гудмана» у Джона зародилась любовь к джазовой игре на барабанах, в частности после фрагмента, где Крупа играет на томе «Sing, Sing, Sing». Бонэма очаровала сцена из фильма 1946 года «Beat the Band», где Крупа играл палочками на паровых трубах котельной. «Тогда Джон решил, что это именно тот барабанщик, которому он хочет подражать, – вспоминал Мик, – и он часами изучал технику Крупы».
Младшая сестра Джона, Дебора, то-же упоминала о привязанности брата к двум великим джазовым исполнителям, чья музыка стала главной темой в семье Бонэм. «На Джона огромное влияние оказали Джин Крупа и Бадди Рич, потому что родители все время слушали их композиции. Им нравились коллективы Томми Дорси, Гленна Миллера, Гарри Джеймса и Фрэнка Синатры… Именно их музыку Джон часами играл в сарае, пока не приходили соседи и не барабанили в дверь, возмущаясь: «Скажите ему, чтобы немедленно перестал!»
Еще подростком Джон копировал характерную позу Крупы, склонившись над барабанами во время игры. Как и его кумир, Бонэм хотел добиться от своей установки элегантного звучания и контролируемой реверберации, а не просто по ней колошматить. Это исследование длиною в жизнь часто приводило в замешательство коллег-музыкантов и создавало ошибочное представление о том, что именно неистовство Джона было источником его силы. Оказавшись на концерте Гарри Джеймса в ратуше Бирмингема, молодой Джон был впечатлен барабанщиком коллектива Сонни Пейном. Наблюдая, как ударник выполняет фирменные трюки (он вращал палочку, потом силой ударял ею по барабану, а когда она рикошетила от пластика, ловил рукой за спиной) Джон понял, что барабанщик группы – не просто аккомпанирующий участник ритм-секции; при правильном выступлении на сцене ударник мог стать солистом – настоящей звездой.
Еще одним исполнителем, сформировавшим взгляды Джона на искусную зрелищность, был колоритный рок-н-ролльщик Вопящий Лорд Сатч. В те времена эксцентричный артист Дэвид Эдвард Сатч, рожденный в Хэмпстеде, Лондон, в 1940 году был пионером шок-рока, попав в заголовки газет по всему Соединенному Королевству благодаря сценическому шоу, вдохновением которому послужили фильмы ужасов. Выскакивая из черного гроба в костюме Джека-Потрошителя, Сатч размахивал перед публикой жутким реквизитом, кинжалами и черепами, напевая рок-н-ролльную лирику с дикой энергетикой Литтл Ричарда. Позже Сатч устроил скандал, повсеместно афишируя свои намерения стать членом парламента от собственной Официальной чудовищно-бредовой партии полоумных, демонстрируя, как тщательно продуманный образ может сыграть на руку закулисному имиджу и придать загадочного обаяния.