Как всегда, всё решил случай. Вероника привыкла натыкаться на поклонников в самых укромных уголках планеты, а среди поклонников, знала она, нередко были хорошие рабы и защитники.

Вероника улыбнулась в ответ и спросила:

– Вы путешествуете одна?

– О нет! Боюсь, сама бы я уже давно потерялась где-нибудь ещё по дороге, выпала за борт или ещё что! – взволнованно защебетала Эмили. – Я со своей старшей сестрой и её семейством. У них с Джоном трое детей, и я, можно сказать, свалилась на них четвёртым ребёнком.

Вероника поняла, что с определением «старой девы» попала в точку. Она улыбнулась ещё раз и поглядела на часы, которые были почти упакованы.

– Вы уже расплатились?

– Ой, что же я стою…

– За сколько вы их берёте?

Эмили, копошась в большой сумке в поисках кошелька, назвала цену.

– Вы с ума сошли! – мисс Бёрч повернулась к пожилой паре: – Я сама заплачу за эти часы, но вдвое меньше.

У женщины за кассой вмиг посерело лицо. Продавец, вероятно решив, что неправильно расслышал, спросил:

– Вы хотеть купить часы? Невозможно. Эта милая мисс покупать часы.

Вероника одарила их усмешкой и, подхватив под руку Эмили, повела её на улицу.

– Мисс Бёрч, я…

– Вам нужно набраться опыта, дорогая, – говорила Вероника, словно старшая гейша давала наставления начинающей.

Они стремительно удалялись от лавки.

– Но как же…

– Подождите несколько секунд. Увидите.

По улице тихо сыпал снег. Через несколько секунд Эмили Нортон услышала далеко за спиной колокольчик. Продавец кричал им с крыльца магазина, и, что примечательно – куда-то делся его экзотический грозный акцент.

Вероника посмотрела на свою спутницу.

– Вы – волшебница! – заявила та.

– Ничего особенного. Мой отец владеет сувенирной лавкой. Он всегда изображает полнейшее непонимание, когда с ним пытаются торговаться на английском туристы из Японии. Ну что, заберём ваши часы?

Они рассмеялись. Через пять минут, неся увесистый пакет с одной стороны, а с другой держа под руку мисс Бёрч, Эмили охотно делилась подробностями своего первого в жизни вояжа.

Итак, ей было двадцать восемь. Работала массажисткой, в войну – медсестрой в госпитале. Они со старшей сестрой, её мужем и их тремя детьми добрались сюда на круизном лайнере «Королева морей». Корабль остановился в Триесте. До этого они посетили Венецию – удивительное зрелище зимой! – а до этого был Марсель – тут впечатлений меньше, но вот Барселона – другое дело! Конечно, покрытые снегом города так или иначе похожи друг на друга, но в одних тебе уютно, а в других – совсем нет. Говорят, зимняя Москва очень неуютная. Эмили боялась, что в Югославии будет так же. Век живи – век учись. Югославия – восхитительна! Зимой это словно сказочное королевство! В детстве, помнится, её любимой книгой была та, где вместо привычных страниц были объёмные силуэты из картона. Там был замок на горе в самом центре, а вокруг него – деревня, и всё было покрыто снегом. Всё здесь так похоже на те картонки…

Вероника, не без удовольствия внимая потоку речей (они, безусловно, успокаивали), то и дело озиралась по сторонам. Уже стали встречаться прохожие, но у злобного незнакомца, по-видимому, появился новый объект преследования.

Через некоторое время они вышли к реке, и там, окончательно почувствовав облегчение, Вероника вынула из сумки камеру. Эмили в тот момент восторженно вещала о красотах Каннареджо^[8].

– Только взгляните на этого дракона, – вклинилась мисс Бёрч в описание статуи Мадонны, когда-то украшавшей огород скульптора^[9]. – Давайте вы встанете рядом, а я вас сфотографирую.

Эмили послушно перебежала дорогу и замерла прямо под крылатым змеем на постаменте. Вероника, сделав кадр, присоединилась к спутнице на мосту, и теперь они не спеша двигались к правому берегу Любляницы.

– Боюсь, я вас утомила, – сказала Эмили Нортон.

– Вы – глоток воздуха, дорогая.

– Вы так добры, купили мне часы, хотя впервые меня видите.

Мисс Бёрч остановилась, чтобы сделать снимок очередной утки. Когда заслонки камеры щёлкнули, она сказала:

– Деньги нужны, чтобы их тратить, а денег у меня много, – она улыбнулась.

– И вы их заработали честным трудом.

– Да, но что толку, если нельзя купить то, в чём поистине нуждаешься.

– Вы правы. Нельзя купить любовь.

Вероника остановилась, Эмили сделала то же самое. Писательница посмотрела новоиспечённой знакомой в глаза.

– Я говорила о вдохновении.

Мисс Нортон кивнула:

– О… Конечно… Какая же я недалёкая!

Вероника возразила:

– Вы человечнее меня. Любовь – прерогатива людей с сердцем.

– Я уверена, у вас большое сердце!

– Боюсь, я помешана на работе и больше рассуждаю как стратег.

– Но неужели вы совсем не хотите замуж?

– Вот этого я с детства боюсь. Мои родители развелись давным-давно. И вообще, знаете, я ещё не видела хороших браков. Я предпочитаю независимость.

Мисс Нортон посмотрела на своего кумира с нескрываемым обожанием, как преданный щенок на хозяина. Да, в свои молодые тридцать два года Вероника Бёрч воплощала собой самые передовые феминистские настроения.

– Кроме того, – добавила она, – счастье не вдохновляет.

Американка посмотрела в сторону и, вздохнув, сказала:

– И меня занесло сюда, потому как я, видите ли, в поисках вдохновения. Почему сюда? Сама удивляюсь. Югославия всегда оставалась для меня загадкой. Но я никогда не ищу логику в своих порывах – так можно и с ума сойти. Я придерживаюсь этого правила и в отношении других. Например, до сих пор не знаю, что такого в моей первой рукописи нашло то издательство, что взялось её опубликовать. Мне было семнадцать, и я была ошеломлена, ведь я и подумать не могла, что кому-то может понравиться моя писанина.

– «Смерть под воздействием гипноза»? О, я нахожу эту книгу гениальной! – поделилась Эмили.

– Но, дорогая, – ласково усмехнулась Вероника, – вы, конечно, понимаете, что это всё неправда? Нельзя на расстоянии трёхсот метров заставить совершенно здорового человека взять и заколоть себя кинжалом.

– О… разве… нельзя? – Казалось, это открытие повергло мисс Нортон в шок.

– Разумеется. Многое я почти от скуки просто высосала из пальца. А книга в итоге разлетелась как горячие пирожки. С тех пор я клепаю эти истории как заведённая машина. Они развлекают народ, они нужны, но только как фастфуд. Честно говоря, я устала быть машиной. Хочется хоть раз написать о том, что происходит в реальной жизни. О том, что не противоречит законам физики и логики. Но не хочется быть банальной. Простое бытовое убийство на почве ревности или денег – тоже не выход.

Вероника Бёрч вздохнула, помолчала с минуту. И сказала:

– Я хочу найти что-то такое… такой мотив для убийства, который бы запрятался куда-то в абсолютнейшую глубину человеческой натуры и при этом, чтобы он был… на поверхности.

Эмили Нортон сжала руки на груди и потрясённо уставилась на писательницу.

– Но я всё больше прихожу к выводу, что эта вроде бы простая задача оказывается мне не по зубам. Увы, богатое воображение – ещё не признак острого ума.

– Мою сестру хотят убить…

Слова Эмили прозвучали ясно и тихо, словно она была под гипнозом.

Брови мисс Бёрч удивлённо приподнялись. Она спросила:

– Вашу сестру? Кто же хочет её убить?

Но Эмили Нортон не была готова ответить сразу. Её внезапно охватила дрожь, стало переполнять какое-то чувство.

Что это было? Тревога? Отчаяние? Злость?

Вероника, глядя на мисс Нортон, не могла выбрать.

Наконец, стараясь, чтобы голос звучал ровно, Эмили сказала:

– Вы очень опытная путешественница, мисс Бёрч. Вы согласны со мной, что длительная поездка в чужую страну рано или поздно обнажает те наши качества, что мы пытаемся скрыть от других? Как будто мы вдруг, сами того не желая, становимся прозрачными для всех и наша суть выходит наружу.

Вероника призадумалась.

– Вы ведь имеете в виду что-то вполне определённое?

Эмили кивнула.

– Я никогда не путешествовала до этого времени. А сейчас такое ощущение… будто я и не знаю, кто эти люди.

– Понимаю. Да, такое случается. Пожалуйста, расскажите мне о ваших родственниках.

– Прежде всего я хочу рассказать вам о Тамаре, моей старшей сестре. Она – главный человек в моей жизни. Пускай я говорю банальности, но, мисс Бёрч, Тамара в самом деле уникальная личность. О таких говорят «штучный товар». Настоящая красавица, умница, обладает блестящими организаторскими способностями, но самое важное в ней то, мисс Бёрч, что она – добрейший человек на целом свете.

– Тамара… Какое редкое имя, – в голосе Вероники послышались новые нотки, как будто ей открылся захватывающий доселе невиданный вид с горы.

– Такое же редкое, как и сам человек. Это правда. Тамара всегда печётся обо всех вокруг. Её все обожают.

– Все? – вернулась со своей мысленной горы Вероника. – Но вы говорили…

– Да, я так думала. До этой поездки. А теперь вижу – люди вокруг всегда использовали её и продолжают использовать. Конечно, нехорошо такое говорить о собственных племянниках и зяте…

– В каком плане используют?

– Живут за её счёт. Умирая, наш отец оставил ей акции как самой сообразительной из нас. Акции тогда падали в цене, но Тамара ими правильно распорядилась, и теперь никто из членов её семьи ни в чём не нуждается.

– Но в таком случае, зачем же кому-то из них убивать Тамару?

– Дойную корову, вы хотите сказать, не убивают? Но деньги в случае её смерти остаются в семье, Тамара не составляла завещания. Она искренне любит свою семью.

– Всё унаследует муж?

– Да. Всё унаследует Джон.

– Сколько лет вашим племянникам?

– Коннору двадцать, Леонарду скоро восемнадцать, Мэри пятнадцать…

– Но, дорогая, они ведь ещё дети!

– Конечно, они дети… И они замечательные дети, я их очень люблю, как своих…

Эмили тяжело вздохнула.

Вероника взяла её за руку.

– Дорогая, я понимаю, о чём вы. Семейные дрязги чаще всего выходят наружу в поездках. Но ссора, как мне видится, ещё не повод для убийства.

– Конечно, нет. Вы правы, – кивала Эмили. – И всё же… В последние дни я остро ощущаю, как сгущается чувство открытой ненависти вокруг Тамары. Знаете, мне часто снятся покойные родственники. Можете в это не верить, но однажды, когда после смерти нашей тёти мы долго не могли найти в её доме одну ценную фамильную вещь, ко мне во сне пришла сама покойница и рассказала, что спрятала ту вещь за платяным шкафом. На следующий день мы отодвинули шкаф и всё нашли. Я хочу сказать, что я каким-то образом чувствую… Как голый нерв…

Пока мисс Нортон говорила, Вероника впервые наблюдала за её лицом с профессиональным интересом. Любая новая эмоция, сменявшая предыдущую, преображала это лицо так, что казалось, каждый раз говорил совершенно другой человек. И только в покое лицо было невыразительным, как белый лист.

– А Джон… не хочу говорить гадостей, не хочу…

– И не нужно.

– Я слишком люблю свою сестру…

– И потому принимаете её выбор.

– Всегда принимала любой её выбор. Даже Джона. Ему сорок три, а он всё играет.

– Скачки?

– Нет, если бы. Пытается строить из себя главу бизнеса, но его дело приносит исключительно убытки. Тамаре каждый раз приходится его выручать. До сих пор спонсирует все его причуды.

– Значит, вы в первый раз путешествуете?

– Да, это впервые.

– И инициатором поездки была ваша сестра?

Эмили кивнула.

– Она сама предложила мне поехать с ними. Я бы никогда не стала навязываться.

– Разумеется.