Кто только не считал себя его хозяином за прошедшие века, и гордые католические прелаты, и неистовые табориты, австрийские императоры, коммунисты и даже правительство демократической республики, что вот уже пять лет судилось с церковью по поводу собора. Но теперь здесь сидели новые владельцы, и это Ник понял, едва перейдя Пороховой мост.

Ворота, что вели на территорию замка, охраняли трое Чужаков.

Шлемы они перестали носить с того дня, как всякое сопротивление оказалось подавлено.

– Я в собор, – сказал Ник, просительно глядя в лицо одного из них, такое человеческое, безупречно-правильное, если забыть про черные глаза и то, что их три. – Особая работа… Объявление!

Робот на гусеницах превратил его слова в последовательность неразборчивых фонем. Часовые разошлись в сторону, открывая дорогу, а один из них махнул ручищей – проходи, не задерживайся.

Очереди тут, в отличие от рабочей площадки около Высокой церкви, не было.

У входа в храм Ника заставили пройти через рамку, а затем еще и обыскали, грубо охлопав с головы до ног. Дрожа от унижения, пытаясь забыть то мерзкое ощущение бессилия, когда по тебе шарят чужие лапы, а ты не смеешь даже пошевелиться, он перешагнул через порог и удивленно застыл.

Нет, витражи сохранились в целости, как и колонны, и мраморный пол.

Но зато Чужаки ликвидировали остальное – орган, иконы, надгробия над могилами епископов, потемневшие от времени деревянные скамьи, роскошный алтарь, статуи архангелов с золочеными мечами, все то, что делает собор собором.

Огромный зал выглядел голым, пустым.

Ника грубо толкнули в спину, и он понуро зашагал туда, куда направлял его Чужак с автоматом.

Там, где еще несколько дней назад располагался алтарь, вздымалось нечто вроде огромной палатки с плоским верхом. Белые матовые стены позволяли разглядеть за ними очертания множество отсеков, некоторые были ярко освещены, другие заполняла тьма.

Пройдя через дверной проем, Ник очутился в крохотном закутке.

Стол из металла, почти человеческий, только больше, под стать Чужакам, за ним офицер. Рядом с ним робот-переводчик, в противоположной стене занавешенный проход.

Солдат, приведший Ника, кивнул сородичу и зашагал обратно.

– RABOTAT NA NAS? HOTET? – поинтересовался офицер через робота, изучая человека холодными черными глазами.

– Да.

На самом деле не столько «хотеть», сколько «долженствовать», но…

– TESTY PROHODIT SNACHIALA. SJUDA IDTI, – и Чужак поманил Ника вполне человеческим жестом.

Робот покатил за ними.

Тесты? Это еще зачем?

В следующей каморке, чуть побольше, обнаружилась застеленная простыней койка и замерший над ней аппарат, похожий на механического паука с усеянным иглами брюхом.

– ODEZHDU SNIMAT. SEBIA KLAST SJUDA! – приказал офицер.

Ник дрожащими руками стащил куртку, принялся расстегивать пуговицы на рубашке.

– BYSTREE! VSIU SNIMAT! – Чужак нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

Ничего-ничего, это просто медицинское обследование, нужно успокоиться, потерпеть немного, а потом все будет хорошо, он выйдет отсюда, забыв о том, что ранее боялся голода и грабителей…

Ник снял с себя все и бросил шмотки прямо на пол.

Стесняясь бледного, худосочного тела, выпирающих ребер и костлявых ног и от этого двигаясь неловко и торопливо, улегся лицом вверх, глядя прямо на выпуклый паучий живот. Очень хотелось прикрыть ладонями пах, но он понимал, что ему вряд ли дадут это сделать.

– TIHO LEZHAT. NE DERGATSIA, – велел офицер.

Что-то зажужжало внизу, под койкой, и мускулы Ника онемели, зато аппарат над ним ожил. Качнулся на длинных членистых ногах, по иглам побежали зеленые и синие огоньки.

– Нет… – прохрипел он, осознав, что острия медленно опускаются.

Еще миг, и эта махина раздавит его лицо!

Напрягся изо всех сил, чтобы перекатиться в сторону, избежать жуткой участи… Леденящее прикосновение, которое ощутил внутри головы, заставило Ника замереть, а потом в пределах черепа что-то взорвалось, и лиловое пламя с ревом сожрало все вокруг.

Вот он сам, шестилетний, на улице родного городка, вместе с мамой и их собакой, игривым терьером… Солнечное летнее утро, они идут гулять в парк, и он счастлив так, как может быть счастлив только ребенок.

А вот он на лекции в универе, смотрит на Анну, что сидит на первой парте, любезничает с ее тогдашним кавалером, Анджеем, и понимает, что ему никогда-никогда ее не добиться…

Много позже стало ясно, что он ошибся, но сначала она вышла замуж за другого.

Так что в тот день сердце у него сжималось от тоски и обиды.

Вот он на защите диссертации, и оппонент пытается втоптать его в грязь, без особой изощренности, но упорно… страх и злость, желание доказать всем, чего он стоит!

Сын на руках у Анны, они выходят из дверей роддома… тихое блаженство…

Та осень в школе, когда он тяжело болел и возненавидел свою комнату, откуда не мог выйти месяц…

Снова рев, лиловое пламя, и Ник осознал, что лежит на той же койке, «паук» высится над ним грудой неподвижного металла, а тело повинуется так же хорошо, как и раньше.

– TESTY POZITIVNO, – сказал Чужак. – EST SCHANS. BRAT ODEZHDU. IDTI ZA MNOI.

В его исполнении эта последовательность коротких суждений прозвучала как одно длинное неразборчивое слово. Ник на миг задумался, что за язык может организовывать передачу такого объема разных смыслов подобным образом, но тут же забыл об этом…

Шанс? На что?

Взял шмотки, потащился за офицером и его роботом-переводчиком, что держался рядом с Чужаком как верный пес. Пройдя узким, точно щель, коридором, они оказались в просторной комнате, где коек стояло с полдюжины, и вокруг них суетились нелюди, одетые в нечто вроде глухих скафандров из материала, напоминающего черную резину.

На ближайшей койке лежал мужчина, немолодой, судя по седеющим волосам в паху. Ноги его подергивались, а головы видно не было, ее закрывал металлический гудящий колпак, из-под него вырывались алые и желтые сполохи.

С соседней двое Чужаков поднимали совсем юную девушку с роскошными светлыми волосами. Что-то не так было с ее лицом, и еще она шаталась, хрипела, выбрасывала в стороны руки, словно пыталась ухватиться за нечто невидимое для остальных.

– Прогнившие обезьяны жрут червивые планеты в истекающей соком звезде! – крикнула девушка, и повалилась на пол, забилась в судороге, изо рта ее хлынула белая пена.

– Что это с ней? – спросил Ник, останавливаясь. – Я не хочу такого!

– OSCHIBKA PROZESSA, – сказал офицер, повернув голову. – OTKAZ POZDNO. TESTY POZITIVNO.

Он вроде бы не подал никакого сигнала, но в проходе за спиной Ника обнаружился солдат с автоматом.

А того затрясло от холода и от страха… на что он такое подписался, на некую процедуру, выжить после которой удается далеко не всем, да и допускают до нее вовсе не каждого?

Что делают здесь с людьми?

– IDTI SJUDA! SEBIA KLAST NA ETO! – офицер указал на одну из свободных коек.

Девушку подняли за руки и за ноги и потащили вон из комнаты, не обращая внимания на ее корчи.

Ник сглотнул, попытался гордо задрать голову, но вышло скорее жалко и глупо. Улегся на койку, ощущая спиной липкую прохладу напоминавшего клеенку материала.

– TIHO LEZHAT. NE DVIGATSIA, – перевел робот слова одного из Чужаков в скафандре.

Над Ником склонилась безликая черная голова, лоб его протерли резко пахнущей жидкостью. Потом случилось то же самое, что и во время «теста», внизу зажужжало, и он потерял способность шевелиться.

Надвинулся металлический колпак, внутри покрытый материалом вроде кошачьего меха. По глазам ударила вспышка, проникла, как показалось, до самого затылка и обожгла голову изнутри.

Ник вздрогнул, и тут ему что-то упало на лоб и переносицу.

Услышал, как хрустнула его собственная кость, нечто холодное скользнуло в лобные пазухи. Горячая струя на бедре дала понять, что он позорно обмочился, но стыд тут же исчез, сметенный лавиной болезненных и необычных ощущений.

Вместо позвоночника в спине Ника имелось нечто вроде металлического штыря, от него к сердцу, печени и остальному расходились проводки, и по ним бежали колющие волны импульсов…

Мозг его выедала тварь вроде осьминога, пропихивала щупальца через кровеносные сосуды…

Он стоял на бескрайней равнине, и холодные вихри, сотканные из громоздких слов, атаковали его с разных сторон. Каждый на мгновение охватывал Ника целиком, поднимал в воздух, и понятия, которые он не мог осмыслить из-за их чуждости, атаковали его, кусаясь, словно бешеные волки.

Затем вихрь отступал, но его место занимал другой, еще более лютый.

Причудливо расчлененные предлоги, сложная, избыточная система вроде той, что есть в ретороманском…

Глаголы, настолько отличные от привычных, что нужно вывернуть рассудок для того, чтобы понять, что они значат и как соотносятся друг с другом. Имена, от звучания которых барабанные перепонки покрываются трещинами, а язык при попытке выговорить завязывается в узел не хуже морского.

И снова, и снова, и снова…

Он трепыхался, перепрыгивая от видения к видению, а потом сдался и будто погас, растворился в чужой, наполненной звуками и голосами черноте, в обиталище жестоких ветров и жалящих туманов.

Когда сознание вернулось, Ник решил, что ему привиделся страшный сон.

Голова болела жутко, что-то давило на переносицу, но в остальном он чувствовал себя нормально.

– Открой глаза! – приказал кто-то в самое ухо, и он повиновался, на миг задумавшись, в чем странность звуков, что достигли его ушей.

Над ним висело нечто бесформенное, черное, рядом шевелилась рука в перчатке, державшая предмет вроде шприца, острие которого испускало яркое золотистое свечение.

Ник вздрогнул, а потом сообразил – это же Чужак в «скафандре»!

– Ты понимаешь меня? – поинтересовался тот, и в этой простой фразе оказалось на удивление много разных оттенков и обертонов, касавшихся и того, кто говорит, и того, к кому обращена фраза, и самого процесса, обозначенного переходным глаголом, только обозначенного не совсем привычным образом.

«Я понимаю его? – в полном смятении подумал Ник. – Это невозможно!»

Тут нечто произошло с его головой, в ней словно что-то заклинило, так что он застыл с полуоткрытым ртом, будучи не в силах вымолвить ни звука. Конвульсивно дернулась правая нога, левая рука, судорога пробежала по спине, и в груди закипел страх.

Неужели с ним произойдет то же самое, что с той девушкой?

Но отпустило тут же, так что он не успел даже как следует испугаться.

– Ты понимаешь меня? – повторил Чужак.

– Да, – ответ устрашил Ника почти до нового приступа безумия, поскольку это была не та частица, которую он использовал с детства, и не те, какие он знал как спец по романским языкам!

Язык, губы и зубы сами, без участия сознания выдали серию необычных фонем!

– Отлично! Тогда поднимайся! – распорядился Чужак.

Ник опустил ноги на пол, качнулся, но сохранил равновесие, только вцепившись в койку. Показалось, что его вставили в чужое, незнакомое тело с ногами-ходулями, смещенным центром тяжести.

Но нет, все на месте, и шрам на бедре, полученный в третьем классе…

Только ощущается по-новому, не так, как ранее!

– Надевай одежду и иди за мной, – сказал Чужак.

Натягивая шмотки, Ник оглядывался – та койка, на которой лежал пожилой мужчина, опустела, зато занятыми оказались две других, одно толстяком, другая крепким длинным парнем, и нелюди суетились вокруг обоих, колдовали над металлическими колпаками.

Думалось с трудом, будто каждая мысль была привязана к тяжеленному камню.

Легче стало, когда сдвинулся с места, вслед за провожатым перешел в соседнее помещение, где за столом угнездился офицер, не тот, что встречал добровольцев, а другой.

– Этот в порядке, – сказал Чужак в скафандре.