Подумав так, резко снизил темп и начал прислушиваться. С наступлением темноты в тайге всё замолкает, только шум ветра в кронах деревьев тревожит слух. И вот в этом шуме мне послышались звуки проходящего поезда! Наметив вектор, я начал двигаться в направлении этого звука. Шёл уже не спеша, осторожно, пока не услышал стук поезда более отчётливо. Естественно, я понимал, что это другой состав, но зато появилась уверенность, что иду в направлении железной дороги.

Через некоторое время из темноты проступила насыпь: железная дорога! Вот только куда по ней двигаться? Направо? Налево? Прикинул, в каком направлении шёл по тайге и повернул налево.

Меня уже просто трясло от холода: в это время года ночные температуры на Севере опускаются ниже ноля градусов, к тому же я был весь мокрый от дождя и от пота. Поэтому увеличил темп, а потом просто побежал. Вскоре показались огни. Нюрих!

К дежурной по станции заходить не стал: время было далеко за полночь, и я побоялся напугать бедную женщину, заявившись к ней в такое позднее время и в таком виде. Зашёл в зал ожидания, который, на моё счастье, был открыт, хоть там и стояла кромешная тьма. Около круглой голландской печи лежали заготовленные дрова и береста, но спичек не было! А самого уже колотило от холода и нервного напряжения так, что стучали зубы. Я бухнулся на колени и начал шарить руками по грязному, замусоренному и заплёванному полу с одной только мыслью: «Не может быть такого, что в этом мусоре нет ни одной обронённой спички!»

Вдруг, точно по волшебству, дождь закончился, ветер разогнал тучи и луна осветила пол, проглянув сквозь мутные оконные стёкла.

Коробок нашёлся сразу, а вот в поисках спички пришлось поползать, но и её отыскал в этом мусоре! Свезло! Насовал в топку дров, запалил бересту – на душе стало веселей. Голландская печь нагревается быстро – уже минут через тридцать рубашка на теле начала подсыхать.

Не знаю, сколько времени я там провёл, но согрелся. В помещении тоже потеплело. Выходить на улицу не хотелось категорически, и только мысль о том, что творится с моими друзьями в лагере, выгнала меня наружу.

Нужно было возвращаться на стан, но как? Вариант: идти прежним путём вдоль насыпи узкоколейки – я отмёл сразу. Насыпь то появлялась, то исчезала, и только Фёдор знал, куда двигаться, чтобы не сбиться с верного направления. Я же боялся, что, потеряв ориентир, снова уйду не туда. И вдруг вспомнил про болото и товарный состав, который шёл прямо через него. Вот это болото мне и нужно найти: на другой его стороне – дорога, где мы делали перекур!

Я снова рванул по железке: от станции – налево, и вот оно – болото! Спустился по насыпи вниз и, пройдя краем мочажины, нашёл старую дорогу-лежнёвку, уходящую прямиком в воду. Начинался рассвет, и болото предстало во всей своей красе: абсолютно белое от инея. Сделал шаг – под ногами затрещало: это был тонкий ледок, за ночь образовавшийся на поверхности воды…

Почти по колено в жиже брёл я по лежнёвке из брёвен через болото, а потом бежал, чтобы не замёрзнуть, по лесовозной дороге, вдоль насыпи узкоколейки и той тропинке, по которой мы вчера прошли несколько сот метров… В кедах хлюпала вода.

Уже из последних сил подходя к месту стоянки, услышал голоса и закричал. Шёл и кричал…

Тем временем мои товарищи уже отчаялись увидеть меня живым: ведь ушёл в тайгу в рубашке и кедах, и заблудиться не мог, так как никогда не блудил, а, значит, случилось что-то по-настоящему серьёзное.

Заручившись свидетельствами другой группы туристов о том, что в тайгу я ушёл один и добровольно, и обменявшись с ними телефонами, мои спутники сворачивали экспедицию с тем, чтобы найти ближайшую администрацию и заявить о произошедшем. Навели их на эту светлую мысль наши соседи по лагерю. Узнав, что я – главный инженер, а все остальные – рядовые работники депо, соседи научили моих компаньонов, как нужно действовать, чтобы снять с себя подозрение в убийстве группой лиц по предварительному сговору.

Но мне было не до этих душещипательных подробностей. Я упал в неубранную ещё палатку. Федя притащил стакан водки и горячего варева. Проглотив в одно мгновение и то, и другое, я тут же уснул.

Проспал не больше двух часов. Когда проснулся, лагерь был снова разбит, а вся команда собиралась отчалить на сбор ягод. Как Федя меня ни отговаривал, я натянул сапоги и, еле волоча ноги, отправился со всеми, обещая, что далеко от стоянки не уйду. Переживали мои спутники не напрасно, так как, зная меня, понимали, что ходить кучей я, несмотря на вчерашнее приключение, не буду.

Так оно и вышло: спустя некоторое время я свернул в сторону и недалеко от лагеря набрёл на небольшую плантацию совершенно нетронутой ягоды. Собирая бруснику, краем уха всё же ловил голоса своих спутников.

Вечером на стане выяснилось, что собрал я больше всех, а на следующий день моя пятиведёрная пайва уже была полна доверху. Остальные члены команды тоже со своей задачей справились.

Так как билеты были куплены заранее, мы дружно отправились на станцию.

Отдохнув несколько дней дома, я, уже с другой компанией, снова направился за брусникой. Теперь – в Нягань, где у нас было хорошо разведанное место километрах в пятнадцати-двадцати от посёлка.

Добраться до него не составило труда, так как в тот район вела бетонка, по которой ходили лесовозы и другая техника. Да и в Нягани было, к кому обратиться за помощью.

Меня, Сашу Третьякова и его жену Милю доставили чётко до места. Договорившись о том, когда поедем обратно, пошли организовывать стан.

Пока Саша с Милей разбивали лагерь и готовили ужин, я, с их согласия, отправился на разведку: искать место, где на следующее утро можно будет плодотворно поработать. Бродил часа два, а когда стало темнеть, снова понял, что не знаю, куда идти! Спасибо Саше с Милей: они начали кричать. На эти крики я и вышел к лагерю.

На следующее утро мы уже вместе нашли приличный ягодник, за два дня набили пайвы под завязку и в оговорённое время выехали на станцию.

Больше подобных неприятностей со мной не случалось, и в лесу я ориентировался по-прежнему отлично.