Багратион снова отмолчался – но на его лице на мгновение мелькнуло недовольство, будто добиться цели столь неожиданном способом почему-то оказалось ниже светлейшего достоинства. Хотя возражать, разумеется, не стал – пошел за нами, спустился по лестнице в цоколь здания и терпеливо ждал, пока дед распустит очередные сторожевые плетения.

И только когда магия распалась, вокруг зажегся свет – самый обычный электрический. Его хватило достать даже до самых темных и грязных углов помещения, заваленных каким-то железками – то ли останками древних станков, то ли просто неудачными заготовками. Но на них, понятное дело, не смотрел никто: и меня, и уж тем более Багратиона занимала огромная машина посередине.

Когда я был здесь в последний раз, она выглядела раза в полтора меньше, зато теперь оккупировала чуть ли не половину цоколя, возвышаясь до самого потолка. Толстенные провода в изрядном количестве еще оставались неподключенными и просто валялись по полу, но бо́льшая часть уже заняла свое место, протянувшись к каким-то коробам с надписями. Кажется, в основном на английском, хотя и пару немецких слов я точно разглядел. Коробы крепились к здоровенной раме, а она в свою очередь удерживала механизмы и панели с кнопками. Однако самой важной деталью установки, конечно же, была похожая на телескоп штуковина, нацеленная узкой частью вниз, на что-то вроде круглого алюминиевого столика диаметром в метр. В темноте все это можно было бы принять за гигантский сверлильный станок или фрезу.

Но никакой фрезой здоровенная железяка из подвала усадьбы Зеленой Рощи, ясное дело, не была.

Я мог только догадываться, кого привлекали к восстановлению поврежденной электрики и механизмов – и что случилось с работягами после этого. С деда вполне сталось бы покопаться в чужих головах, чтобы убрать лишние воспоминания… если не похуже.

Чего уж там – я и сам вдруг засомневался, что был здесь четыре раза за все время, а не пять или шесть.

Багратион явно был впечатлен: перед тем, как заговорить, он несколько раз прошелся туда-сюда, разглядывая машину едва ли не со всех сторон. Не знаю, какие мысли успели прийти ему в голову и что его светлость при этом почувствовал, поскольку даже сейчас глава Третьего отделения собственной его величества канцелярии не изменил себе: никаких эмоций я не смог ни прочитать по лицу, ни даже почувствовать Даром.

– Непростая конструкция, – наконец проговорил Багратион. – Я не силен в технике, но, подозреваю, создание подобного потребовало немалых сил – и еще больших средств.

– Я не имею к этому никакого отношения. – Дед пожал плечами. – Эта машина – вернее, все, что от нее на тот момент оставалось, – боевой трофей моего внука. Наследие покойного графа Орлова, если хотите.

– Что-то такое я и предполагал, – кивнул Багратион. – Род Горчаковых вряд ли стал бы прятать в подвале… нечто обыденное. И уж тем более вы бы не стали уделять этому столько своего времени, Александр Константинович. Правда, я все еще могу лишь догадываться, для чего служит подобный механизм.

– Не сомневаюсь, что вы догадываетесь верно, Петр Александрович, – хмуро отозвался дед. – Так или иначе – перед нами тот самый неуловимый противник, что угрожает самому существованию мира под властью Одаренных… Похоже, все это время мы не видели того, что буквально лежит на поверхности.

– Так, значит…

– Да, Петр Александрович. Именно так. Никакого сверхсильного мага, способного удерживать контур подобной сложности, не существует в природе. – Дед с размаху опустил ладонь на алюминиевый столик. – Плетения создает машина!

Глава 6

Я уже давно предполагал нечто подобное – пожалуй, с того самого дня, как Багратион рассказал о безупречной структуре плетения. Ровные линии, запредельная сложность, идеальный расчет – и идеально же исполнение, не подвластное человеку, будь он хоть трижды величайшим из великих магов.

Одаренный (а скорее даже несколько) могли служить источником энергии, но для создания контура непременно должен был использоваться… некий прибор. Концентратор и приспособление, способное выводить линии и соединять их в структуру. Этакий магический ткацкий станок, использующий вместо нитей потоки чистой родовой магии.

Однако последний вывод деда удивил даже меня. По всему выходило, что машина Орлова не только работала на электричестве (судя по толстенным проводам и трансформаторам), но и могла обходиться и вовсе без мага-оператора.

Или все-таки нет?

– Да, что-то подобное я предполагал… к сожалению. – Багратион протяжно вздохнул. – И более того – в каком-то смысле даже ожидал. Едва ли кто-то из вас, судари, станет спорить, что магия Одаренных по сути своей представляет лишь одну из форм энергии… вроде того же электричества или тепла. И вопрос воплощения одного в другого лично для меня, пожалуй, являлся лишь вопросом времени.

– Ваше утверждение о природе родового Дара по меньшей мере сомнительно, Петр Александрович, – все-таки не удержался от колкости дед. – Но с самим выводом я поспорить, увы, не могу. Мы с внуком потратили немало времени на разгадку этой тайны – и она до сих пор не открылась нам целиком. И все же уже сейчас можно сказать, что эта машина действительно способна формировать поток энергии, фактически соответствующий линиям магического плетения. Иными словами…

– Иными словами – мы с вами больше не являемся единоличными властителями того, что принято называть родовым Даром аристократов, – мрачно усмехнулся Багратион. – Того, что даже церковь уже давно признала благодатью и божьей милостью, которой Всевышний наделяет достойные фамилии.

– Именно так, – кивнул дед. – Сама по себе возможность подавить родовой Дар уже была опасна, но это… Можно сказать, привычному нам миру приходит конец.

– Привычному вам миру, Александр Константинович. – Багратион пожал плечами. – Лично я не придаю большого значения исключительности Одаренных родов, в отличие от…

– Не надо передергивать, – огрызнулся дед. – Только человек небольшого ума считает, что власть родов держится на одном лишь могуществе магии Источников. И даже собственного внука я вижу исключительным вовсе не из-за того, что он способен разрезать надвое германский панцер одной лишь силой воли. Дар когда-то стал основой современной аристократии – но сейчас он сто́ит немногим больше титула, который можно купить за деньги.

– Как вам будет угодно. – Багратион, похоже, не имел ровным счетом никакого желания в тысячный раз возобновлять старый спор. – Впрочем, вряд ли вы, судари, не согласитесь, что древние рода могут потерять куда больше, чем кто-либо еще.

– Отнюдь, Петр Александрович, – хищно ухмыльнулся дед. – Подобное в конечном итоге может стоить вообще всего… и всем. Надеюсь, мне не нужно объяснять, почему я спрятал эту машину даже от вас? И почему нам сейчас нужно быть особенно благоразумными и держать язык за зубами даже тщательнее, чем раньше?

– Нет. Конечно же, не нужно, – вздохнул Багратион. – Но не ждите, что я стану благодарить вас за оказанное доверие.

– Без этого вполне можно обойтись. – Я все-таки решил влезть в беседу старших, чтобы не чувствовать себя совсем уж истуканом. – В конце концов, мы всегда были на одной стороне, хоть порой и расходились во мнениях. И я прекрасно понимаю ваше стремление заполучить такую машину и изучить ее вдоль и поперек. Но поверьте, ваша светлость, сохранить все это в тайне сейчас куда важнее.

– И какой в этом смысл? – раздраженно поморщился Багратион. – Вести с фронта приходят каждый день, и, по-моему, уже ни для кого не секрет, что германский рейх использует подавители магии на аэропланах и панцерах. Я уже не говорю про апрель, когда Дар исчез чуть ли не во всей столице. Не кажется ли вам, судари, что скрывать подобное уже несколько… как бы сказать… несвоевременно?

– Напротив, ваша светлость, – покачал я головой. – Как раз сейчас – самое время. Одно дело – слухи о панцерах, неуязвимых к магии Одаренных, или даже странные события в целом городе. И совсем другое – признать, что плетения может создавать не живой человек, а машина. Которая не устает, не ошибается и способна задавать структуру в десятки раз сложнее привычных… Начнется паника – такая, по сравнению с которой даже апрель покажется легкой суетой.

– И что вы предлагаете? – буркнул Багратион.

– В любом случае продолжать работу – здесь. Мы оформим пропуск вам и, возможно, нескольким вашим людям. Тем, кому вы можете довериться полностью.

Я на всякий случай скосился на деда, но тот молчал. То ли пока не имел особых возражений, то ли решил накопить их сразу побольше, чтобы размазать нас с Багратионом. А может, просто хотел понаблюдать за ходом моих мыслей – и уж в этом удовольствии я ему отказывать не собирался.

– Наверняка у Третьего отделения найдутся те, кто одинаково хорошо соображает и в природе магии, и в механизмах. Потому как нам троим, очевидно, попросту не хватит знаний, – продолжил я. – И все же эту машину следует держать в секрете от всех – столько, сколько мы сможем. Во всяком случае, пока сами не сможем воспроизводить «глушилки». Пусть это позволит выиграть совсем немного времени – это все же куда лучше, чем ничего. Сейчас дорога́ каждая неделя, буквально каждый день.

– Ну, может, не до такой степени… – проскрипел дед.

– Подозреваю, именно до такой. И каждый отведенный нам час следует потратить с умом. Если раньше реформы можно было растягивать хоть на годы, то сейчас придется инициировать их немедленно. Отмена крепостного права, пенсии, контроль за всеми судебными инстанциями… возможно, что-то еще. – Я на мгновение задумался. – Орлов и его шайка, похоже, сами не до конца понимали, какого джинна выпустили из бутылки. Всем нам прекрасно известно, что армия Рейха на данный момент самая многочисленная и технически оснащенная во всей Европе. В то время как Россия столетиями больше полагалась на мощь древних родов. Две державы уже вступили в войну, и этого мы изменить не в силах. Но от нас еще зависит, станет ли все это новым противостоянием Одаренных и простых смертных. А именно так это могут преподнести – рано или поздно. – Я сложил руки на груди. – Особенно если на стороне рейха вдруг пожелают выступить державы, в которых уже давно не осталось сильных и влиятельных фамилий. А таких, уверен, найдется не так уж мало.

Дед слушал молча: даже не изменился в лице – только навалился на трость, будто немного устал стоять. А вот Багратиона моя речь, похоже, проняла сильнее. Его светлость поджал губы, чуть втянул голову в плечи и как-то странно нахохлился, вдруг став похожим на большую, могучую и хищную, но чем-то испуганную птицу.

– Думаю, что вы правы, князь, – тихо проговорил он. – У меня тоже есть опасения, что война России и германского рейха – событие такого масштаба, что и соседние державы попросту не смогут остаться в стороне. Мне уже известно, что Османская империя стягивает войска к северу от Стамбула… и не только они. Разумеется, европейские монархи пока молчат и уж тем более воздерживаются от каких-либо активных действий, но…

– …с удовольствием сожрут того, кому на фронте повезет меньше, – закончил вместо Багратиона дед. – Впрочем, как и всегда. Что бы ни говорили восторженные юноши и барышни в светских салонах, нас ждет долгое противостояние. Армию и генералов боготворят, лишь пока они побеждают и идут вперед. Если войска его величества сдадут Варшаву, нас примутся давить со всех сторон. Могут снова начаться народные волнения. А это, в свою очередь, может привести к тому, о чем говорил Александр.

– Новая охота на ведьм и истребление Одаренных. – Я покачал головой. – Во всем мире. Не знаю, кто проиграет в этой войне, но победителей в ней не будет.

– Что ж… В таком случае, нам тем более стоит поскорее разобраться со всем этим. – Багратион кивнул в сторону Орловской машины. – Что вам, собственно, известно на настоящий момент, судари?

Эту часть я бы послушал и сам: в последнее время дел навалилось столько, что я не появлялся на фабрике Штерна чуть ли не полмесяца. А дед не из тех, кто стал бы докладывать о незначительных успехах или неудачах… тем более мне.