– Я жила далеко о всего этого, – пришлось и дальше гнуть свою линию. – Могла что-то упустить.

В голове будто что-то прояснялось каждый раз, как к очередной крупице знаний о здешних порядках и особенностях добавлялась ещё одна. Любая из них могла приблизить меня к возвращению домой. И уже не так пугали меня эти мрачные, раскалённые застенки: всё внимание сосредоточилось на том, что ещё расскажет Алдрик. Напряглась и служанка, что шла передо мной. Прислушалась: наверное, чтобы после обсудить с другими женщинами, если узнает что-то любопытное.

– Вы же видели знак Стражей. Три сущности. Каждый Страж носит в себе одну. Облик. Но это не позволяет ему обращаться, только даёт определённые силы. Львы достигают высших рангов и самого большого могущества. Могут принимать самые редкие Ключи и открывать самые мощные силы, а ещё питать ими других. Буйволы – становятся хорошими сильными солдатами. А Драконы – учёными, алхимиками и лекарями. Вы должны это знать.

– Никогда не откажусь послушать ещё раз, – загадочно ответила я, хоть и не знала ни черта.

И уже почувствовала знакомую ломоту в висках от прилива новых познаний и напряжения в мозгу от осознания их. Да тут и без всяких зелий свихнуться можно. Но надо слушать и мотать на ус – кто знает, где может пригодиться. По крайней мере, роль Ключей мне открывалась всё яснее.

– Что же с проклятием? – напомнила, когда молчание начало затягиваться, будто Алдрик вдруг забыл, зачем затеял этот рассказ.

– Право, странно, что вы не знаете. – Резко захотелось стукнуть его по голове. – Редко бывает, но случается, что Страж носит в себе все три сущности. Тогда это не дар силы, а проклятие. Потому что они давят на разум и тело сильнее. Пытаются взять верх и подчинить. Сливаются вместе в страшные и причудливые формы. Такие Стражи рискуют поддаться и со временем обратиться в химеру, подобную той, которая гналась за вами в лесу.

Вот оно что. Тогда не удивительно, что их здесь изучали. Наверное, чтобы узнать, как с этим бороться. А может… Кто знает, какие знания хотел приобрести тот, кто брался за такое дело.

– Сейчас здесь пусто, – пришлось констатировать факт.

– Потому что почти всех обнаруженных Проклятых теперь выгоняют в Пустошь. Самых опасных казнят. Многие скрываются. С их поглощающим даром так и не сумели сладить. Теперь они Изгнанные.

– Да, я слышала, – видно, об этом мне и говорил Хилберт. О тех, кто слышит зов Пустоши. Кто поддаётся ему.

– Все слышали. И каждый родитель молится Хельду Светлому, чтобы их ребёнок, если и родится Стражем, то с одним Обликом. Иначе его ждёт страшная жизнь. И довольно короткая. Потому как ни один Ключ, какой может попасться на пути, не может избавить от этого груза. Кроме таких, как вы. Но они очень редки. Очень. И чем дальше, тем их рождается всё меньше.

– Матушка говорила мне, – снова подыграла я, чтобы не выглядеть уж совсем подозрительно.

– Конечно, – как-то не слишком уверенно поддакнул Алдрик.

Я невольно обернулась: взгляд мужчины задумчиво шарил по моему лицу. На одной щеке его дёргалась жилка – я уже замечала за ним эту особенность в карете, когда наблюдала незаметно. Так он делал, когда о чём-то крепко задумывался. Похоже, моё седалище начинало помалу полыхать. Потому что, если подручный Хилберта заметит мою растерянность и незнание обычных вещей, он сразу тому доложит.

А вот хорошо это или плохо, остаётся только гадать. Может, и зря я проболталась Маттейсу…

Совершенно невозмутимая на протяжении всего пути служанка остановилась у одной из комнат и открыла дверь, пропуская меня внутрь. Там оказалось не так страшно, как я себе представляла. Обычная каморка, словно для прислуги. Правда, по стенам на полках стояли бутылочки с каким-то содержимым разных оттенков и консистенции. Вытянутые и круглые, глиняные и стеклянные. В каких-то жидкости едва заметно светились. Да только не время было тому поражаться – потому что мой взгляд зацепился за глубокую деревянную ванну, до половины наполненную вовсе не водой с маслами – это и дурак поймёт. Сомнительного вида жидкость имела чуть зеленоватый оттенок, а запах от неё шёл такой, что хотелось зажмуриться и попроситься к маме. В общем, ничего хорошего он не сулил, этот запах.

– Раздевайтесь, – не дав времени толком осмотреться, бросил Алдрик. – И ложитесь в ванну. Абия вам поможет. И приглядит за вами.

Но внутри будто что-то перевернулось. Теперь я абсолютно не понимала, как вообще оказалась здесь. Зачем пришла, согласилась на это безумие – в прямом и переносном смысле.

– Я в неё не лягу, – в мозгу будто замигал красным отдел, отвечающий за инстинкт самосохранения. – Скажите Хилберту. Или Маттейсу, что я отказываюсь. Должен быть другой путь!

Служанка отшатнулась от меня, сделав было шаг навстречу. Я отмахнулась от нее, почти оттолкнула от себя, и девица уставилась на меня с непониманием и опаской. С ними точно сделаешься буйнопомешанной.

– Что за выкрутасы, мейси? – в голосе Алдрика сверкнула раздражение, будто комар, которого он только что прихлопнул, вдруг ожил и снова запищал над ухом.

– Если это испытание даже Стражам назначают всего один раз в жизни, – вдруг вспомнила я все его слова. – Разве я вынесу?! Вы точно издеваетесь!

Отвратная вонь сока этой проклятой шадрумы просто с ума сводила. Я будто снова услышала тот смутный нарастающий гомон издалека, который однажды заставил опрометью броситься прочь из кареты. Откуда-то из-за стен Волнпика. Но сильные, словно стальные, руки вцепились мне в плечи. Встряхнули – и жутковатое наваждение тут же прошло. Я моргнула, глядя в почему-то испуганное лицо Стража. Как будто такой истерики он от меня вовсе не ожидал. А может, почувствовал что-то?

– Вы успокоились? – поинтересовался он на удивление мягко и участливо. Я кивнула. – Тогда покончим с этим скорей. Ложитесь. Я не буду смотреть.

«Ещё бы ты смотрел», – фыркнула я мысленно.

Алдрик, отпустив меня, демонстративно отвернулся и сел за стол, что стоял у дальней стены. Провёл пальцем над пламенем горящей на нём свечи, едва задевая самую верхушку. Да он так спокоен, будто на ужин пришёл. А мне-то что делать? Служанка некоторое время смотрела на меня вопросительно, а после начала распускать шнуровку на одном боку моего платья. Я оттолкнула её руки и разделась сама.

– Можно остаться в сорочке? – спросила громко, не поворачиваясь к Алдрику.

– Нет.

Я стянула и рубашку, содрогаясь не то от страха, не то от того, что тело предвкушало уже погружение в скорей всего холодную жидкость. Абия поддержала меня под локоть и подвела к ванне. Я шагнула – и брови сами вскинулись – эта непонятная жижа оказалась приятно тёплой. Но в то же время мерзко тягучей и липкой.

– Можно поскорей? – устало вздохнул Страж.

Плеснуть бы на него этой дрянью – пусть бы поплевался. Я села, а служанка слегка подтолкнула меня в плечо, чтобы погрузилась до самой шеи. Пришлось откинуться на стенку ванной. И сразу Алдрик повернулся ко мне. Не знаю, что случилось, но меня как будто назад швырнуло. Словно взгляд Стража стиснул меня твёрдыми ржавыми тисками. Саму голову – до хруста в висках.

Но это ощущение прошло, а его заменило другое – страшного жжения по всему телу. Оно нарастало и нарастало – от того, какое даёт крапива, до того, что можно было бы сравнить с одним огромным ожогом. Но я не кричала, не металась по ванной от жуткой боли – неведомым образом взгляд Алдрика просто не давал мне пошевелиться, пусть и хотелось сделать хоть что-то. Хоть немного сбросить эти невыносимые ощущения: как слизь проникает в каждую пору и выедает что-то внутри.

А после всё погасло. Пару мгновений я просто дышала, слыша на удивление чётко, как воздух шумит в лёгких. В каждом пузырьке альвеол. Вдох-выдох. Будто шуршание по песку неподъёмными ногами. Проносились перед внутренним, затуманенным смутными мучением взором обрывки чужой жизни – здесь. В этом мире.

Солнечный сад, то ли с сиренью вдоль дорожек, то ли другими кустами, что пахли так похоже. Светлое платье женщины, что идёт впереди, колышется при каждом шаге. И ветер трогает концы лёгкой шали на её плечах. Рядом с ней Маттейс ван Берг. Моложе на несколько лет, чем теперь. А в моей душе – только туман неприязни и ревности… Да, ревности – больше всего. Обиды – может быть. Едкий туман, отравляющий. Нарастает и нарастает, распирает всё внутри злобой и желанием вернуть всё, как было. Чтобы не было его, а был отец.

Знакомое чувство: чтобы отец был – не где-то далеко, а здесь. Или хотя бы жив…

Мои или чужие тревоги – уже неважно. Сплелись, перемешались. И глаза Маттейса, такие светлые, серебряные, смотрят приветливо, когда он оборачивается через плечо.

– Твоей старшей дочери будет самый лучший Страж, Катрин. Тот, кого сама выберет. Но самый лучший.

– Хилберт? – смеётся женщина. Приятно так. Тепло. Она счастлива, кажется. – Хилберт лучший. После тебя, конечно, Тейс.

Он пожимает её руку, качая головой с притворным укором. И солнце переливается на его пепельных волосах, делая почти золотыми. Меня передёргивает – и выбрасывает в другое воспоминание.

Через просветы между ветвей сада видно дорогу к дому, невысокому особняку из серого камня с зелёными ставнями на окнах и ползущим по стенам плющом. Солнце играет в мутноватых стёклах бликами. Бегает россыпью ярких пятен по гравийной дорожке от самых ворот до крыльца. И по ней несётся всадник, лёгкий, быстрый. Останавливается резко почти у самых ступеней и, спешившись, бросает повод подоспевшему слуге. Я наблюдаю за ним, затаив дыхание, слегка раздвигая ветви. Он бросает в мою сторону короткий рассеянный взгляд – его глаза такие же, как у его отца. Смотрят чаще всего мимо или задумчиво, потому и не поймёшь, что сейчас у него в голове. Самый перспективный Страж Ордена. Да не удивительно – ведь сын самого Маттейса ван Берга.

Я прячусь, пригнув голову, и рысцой бегу в дом через боковой вход, когда Хилберт скрывается за дверью. Знаю, куда он пойдёт: Маттейс уже дожидается его в кабинете, который раньше принадлежал отцу. Он планирует важный разговор. Держась на расстоянии, следую за мужчиной и успеваю поймать дверь, прежде чем та захлопывается за ним – остаётся маленькая щель.

– Зачем нужно было выдёргивать меня из гарнизона? – после приветствия ворчит Хилберт.

– В этом гарнизоне ты скоро забудешь, как выглядят нормальные женщины, – подначивает его отец. – А уже не мальчик-цветочек.

– Ты опять? – сын едва не стонет.

А многие девицы Шадоурика уже давно рыдают по ночам в свои подушки, потому как один из самых завидных женихов антрекена предпочитает службу погоне за невестами.

– Паулине, – старший ван Берг на миг задумывается. – У неё все задатки сильного Ключа. Жаль, пока неизвестно, какого именно. Её нельзя упускать… Да и смотрит на тебя сам видел, как. Думаю…

Хилберт усмехается, холодно, отстранённо, прерывая рассуждения отца.

– Эта вздорная девица выпьет мне всю кровь.

В груди подпрыгивает сердце. Я жду ещё хоть слово от него, которое дало бы понять, что у него есть в душе ко мне. Или там пусто? Только необходимость иногда встречаться и перебрасываться парой слов?

– Зато она даст тебе гораздо больше, – голос Маттейса становится твёрже.

– Ты хочешь, чтобы я жил так же, как ты? – размеренные шаги пересекают кабинет и стихают где-то в стороне окна. – В постели одна, в голове – другая?

– У тебя нет другой, – легко парирует старший. – Если ты, конечно, не имеешь в виду одну из тех местных потаскух, что иногда валятся к тебе в койку. В надежде на огромную любовь, разумеется.

– Ещё неизвестно, какой из неё Ключ. Вот исполнится восемнадцать. Прольет кровь на Око Хельда в храме – и посмотрим, – невозмутимо отпирается Хилберт.