Кто-то вздохнул – и снова всё стихло на миг. Только Другош громко хлопнул в ладоши, не сумев сдержать гордости. Да и другие ватажники, зашептались многозначительно, не желая слишком громким гомоном совсем уж расстраивать гридей.

– Ты, Митра, давай, в его стрелу свою всади тож! – выкрикнули из гурьбы дружинников.

Беляна и Гроза переглянулись хитро, словно всё ж Рарога поддерживали, но показать не хотели. Стрелец покачал головой, улыбаясь, и только подошёл, чтобы вдругорядь силы и остроту глаз попробовать, как со стороны терема прибежал отрок, осмотрелся, откидывая волосы влажные со лба. Нашёл Рарога взглядом и чуть ближе шагнул.

– Княже тебя к себе просит. Говорить желает.

Что-то долго он думал. Казалось, что ещё накануне вечером позовёт – расскажет, зачем гостей к себе столько созвал. Рарог хмыкнул, немного жалея, что не удалось дальше в стрельбе посостязаться, и пошёл за быстро удаляющимся мальчишкой, оставив остальных рядиться, сумел бы Митра и его стрелу забороть или нет. Кто-то даже предложил всё равно попробовать, да кметь отказался.

– После ещё попытаем меткости, – бросил вслед.

А Рарог рукой махнул, как будто соглашаясь. И только почувствовать успел, пока совсем с дружинного двора не ушёл, как острый взгляд ощутимо врезался ему в спину, прошёлся вдоль хребта, заставляя обернуться – хоть и не хотелось. Гроза отвернулась тут же, как он глянул через плечо – и на губы сама собой наползла улыбка. Непростая девица: такую в охапку взять хочется и сбежать туда, где не найдёт никто. И от мыслей таких, что всё сильнее голову распаляли, не так просто избавиться.

Князь встретил в общине, сидя на стуле с высокой спинкой, изрезанной медвежьими головами. Говорили люди, что и под стены города кости медведя зарыли. Что сам Велес позволил – и от того городу удача уж много лет сопутствовала. А особенно тогда, как вновь занял княжеский стол потомок славного рода.

– Здрав будь, князь, – Рарог подошёл ближе и остановился, разглядывая Владивоя издалека.

Тот помолчал немного, как будто раздумывал, стоит ли отвечать на приветствие хоть что-то.

– Поздорову, Измир, – назвал его по имени, что тот открыл в тот день, как пришёл в детинец впервые. – Вот сколько слышал о Рароге кривотолков или кощунов от людей, никогда бы не подумал, что это ты и есть.

– Надо было меня кметем в дружину брать. И не было бы кривотолков, – тот приблизился ещё немного, пытаясь вглядеться в лицо князя сквозь желтоватый полумрак.

– Не надо было против рода своего идти.

– Коли не пошёл бы, так и до Волоцка не добрался. А тут вы меня тоже неласково встретили с воеводой твоим. А в дружину мне ой как хотелось, – Рарог вздохнул сокрушённо. – Пришлось свою заводить.

Владивой встал, чуть вскидывая голову. Обошёл стол неспешно, размышляя о чём-то и покачивая головой. Совсем не изменился за те три года, что они не виделись. Ни седины заметной в волосах не появилось у князя от забот больших, ни морщин на суровом лице. А вот Рарога эти годы поменяли хорошенько. Но Владивой всё равно сразу его узнал.

– Я мог бы ватагу твою нынче же задавить, – бесстрастно рассудил князь. – Татю ведь не положено людям помогать. Татю положено было бы за княжну и выкуп у меня большой попросить. А ты её домой привёз.

– Неправильный я, значит, тать, княже, – Рарог хмыкнул, пытаясь разгадать, куда Владивой ведёт.

– Я и гляжу, что неправильный, – согласился тот. – Да и слыхал, что своих ты не грабишь, простому люду зла не чинишь. И на чужих землях тебя видят чаще, чем в моём княжестве. Потому давить я тебя не стану. Отблагодарю даже…

– Жизнью?

– И ею тоже. Но если ты поможешь мне, Измир, – Владивой остановился напротив, обойдя Рарога по кругу. – Два лета уж русины не дают покоя купцам, которые по Волани держат путь на юг или север. Ловим их, конечно, но ватаги стали больше. Уже и остроги жгут. А купцы ищут другие пути. Для них здесь слишком опасно. Сам понимаешь, чем это грозит Волоцку. Да и весям.

– Понимаю, чего же не понять, – Рарог кивнул, выслушав рассказ князя.

Признаться, не думал, что об этом он пожелает поговорить. Но так даже лучше.

– Так вот я хочу взять тебя на службу, – продолжил князь. – И награду получишь. И себя отбелишь. И отцу отрада.

– Отцу до того, белый я или чёрный, давно дела нет.

– Зря ты так думаешь, – Владивой вдруг хлопнул его по плечу ладонью, сдавил пальцами ощутимо. – Он рад будет, если ты вернёшься в род. Не татем, за которого стыдно. А тем, кто сможет его продолжить достойно. Тем, кто с князем будет дружен. И славой воинской не обделён.

Мягко стелет, подлец. И говорит-то всё слова правильные, такие, которые каждый услышать захочет. Да кто в ватаге Рарога откажется из находника неприкаянного вдруг сделаться едва не кметем? Да Владивой не был бы князем, если бы в предложении его не нашлось бы несколько подводных камней. А то и целая гора, такая, что и киль поломает в щепки, и борта в стороны размечет.

– Так чего ты хочешь, княже? Говори яснее. А то ведь я не на всякую дружбу соглашусь.

– Ты много по рекам ходишь. Знаешь их хорошо. Много лучше других. И сражаешься умело. А потому мне нужна дружина, та, которая русь прямо на воде остановить может, – пояснил князь. И взгляд свой холодный, серый, как озеро в ненастье, в конце припечатал.

И надо бы соглашаться немедля – так этот взгляд, суровый и ожидающий, говорил. Предупреждал, что дурить и кочевряжиться не стоит, иначе гостеприимство и терпение правителя могут обернуться немилостью вмиг. Но легко такие дела не решаются. Много было задумано на это лето, и путь далёкий – прочь из княжества Волоцкого был уже почти начат. Стало быть, ватажникам обяснять придётся. Да и такой малой дружиной, как пожелал назвать её князь, вряд ли можно долго гонять русинов. Потреплют, а там и замечать перестанут. Опасное это дело.

– Я не один по рекам хожу, – вновь заговорил Рарог после недолгого молчаливого раздумья. – Со мной много людей. И решать не только мне. Потому я так тебе скажу: ты меня отпустишь сейчас. А как сойдёт самое большое половодье, как соберу я остальных своих людей, тогда тебе своё слово скажу.

– Половодье сойдёт скоро. Я дам тебе время подумать, – голос князя взрезался острой сталью. Терпение его уже подходило к концу. – Но не слишком долго. И, если пропадёшь, пожелаешь спрятаться, то следующая наша встреча не будет доброй.

– Это смотря, как далеко убежать, – бросил Рарог, больше чтобы правителя позлить.

Всё нутро его сейчас противилось тому служить, кто уже прогнал его однажды, не посчитав достойным примкнуть к дружине и кметем назваться. Из-за тех дел, что его никак не касались, но достигли слуха и заставили отправить восвояси. Хоть и знал князь, что стрельцы лучше вряд ли найдутся среди его гридьбы. Сегодня это узнал и сам Рарог.

– Ты ведь не собака безродная, Измир, – напомнил Владивой о том, что Рарог хотел хоть на время забыть. Так было лучше, легче без нитей, которые тянули туда, где видеть его никто не хотел. – Есть у тебя и отец, и брат младший. Захочешь, чтобы с ними всё хорошо было – не убежишь.

Вот оно как…

– С того и надо было разговор начинать. Но я всё ж подумаю.

Князь кивнул было, отпуская Рарога. Но когда тот уж почти до двери общины дошёл, вдруг окликнул снова.

– И сказать ещё хочу, – помолчал, сжав губы и продолжил: – Ты к Грозе лучше и близко не подходи.

– А ты отец её разве, чтобы решать? – осклабился Рарог.

Ух, зацепило-то как, аж в груди что-то вспыхнуло и закачалось от твёрдых слов князя, пронизанных ещё более открытой угрозой, чем раньше.

– Я отцу её слово давал за дочерью приглядеть, пока он служит в другом остроге, – спокойно пояснил князь. – А уж от таких, как ты, надо девиц подальше держать. И в сторону её смотреть не думай.

– Какая тебе печаль, князь? Сегодня я в твоём детинце на пиру сидеть буду, а завтра меня тут уж и не увидишь. Ничего не стрясётся с Грозой.

Повернулся и вышел из общины, сжимая кулаки, не желая об этом больше и слова говорить.

Ватажники встретили его вопросительными взглядами, да заметили, что старшой больно уж не в духе – спрашивать ничего не стали. И после всё расскажет. Но то, что жив пока и никто его в застенках детинца держать не собирается, успокаивало и самых неуёмных, тех, кто сюда и идти не хотел, готовый силой от стражи отбиваться.

Струги не бросишь просто так. Пришлось на пристань идти, мастеров искать в посаде, которые могли бы скорее с починкой лодьи помочь. Перетряхнули кошели, ещё почти пустые – по весне-то. Зима, как водится, нелёгкая была: кто по домам разбрёлся, кому было куда идти, кто охотой по лесам перебивался. Можно было с бортом этим окаянным и самим справиться, но тогда скоро никак не успеть.

Благо в городе торговом таких мастеров оказалось достаточно – и многие не заняты, потому как купцы только-только начали свой путь по протаявшей реке, и до Волоцка добрались не все. И повезло, что были среди них те, кто не ушёл на первые севы зерна во славу Даждьбога: остались в посаде. Хоть и было вокруг теперь гораздо свободнее, чем обычно. Люди нынче славят Богов и требы приносят в святилищах, и просят милости не только у Даждьбога, но и у Матери Сырой Земли, чтобы приняла семя, а уж Сварожич обласкает.

Другие в Овсень Большой уж скот на луга выводили, на подросшую траву, полную силы светила, принявшую её из земли.

Да только находникам полей не сеять, скот не пасти. Весь день Рарог и Волох провели в посаде да на берегу. Другие ватажники наводили порядок на лодьях, убирали воду со дна пострадавшего струга. Нехорошо вышло: и бок внизу, у самого днища, ему помяли, и ларь богатый, тяжёлый, который на лодье русинов заприметили себе в добычу, утопили. Вместе со сгоревшим кораблём. Да такая схватка случилась жаркая, что не всяк понимал, где свой, где чужой воин. Теперь уж не узнаешь, что в том ларе было: глубоко на дно лёг, не достать. Не сыщется даже в ватаге Рарога такого пловца, чтобы сумел. И если достанешь до дна – сундук всё равно не вытащишь. Потому ватажники повздыхали, конечно, как остатки русьей шайки прибились к берегу на почти разбитом в щепки на порогах струге и скрылись в лесу. Но случается и такое. Да только непонятно, где они по весне уже успели таким богатым добром разжиться.

К вечеру дождь почти стих, и работать стало легче. Скользкие блестящие мостки под ногами уже не казались такими неверными, и запах мокрого дерева стал привычным. Зато бок струга был починен, просмолен хорошенько – и выглядел теперь лучше, чем новый. Все разметанные во время бури вещи снова уложили в порядке под лавками, поставили мачты: придётся против течения идти, и, если случится попутный ветер, то и скорее доведётся покинуть Волоцк. Нежеланная вышла встреча.

– Завтра будет вёдро, – взглянув будто в самую глубину чертога Богов, проговорил Волох.

А раз сказал – значит, так и случится. Если Боги благоволят пути, сам Сварог перестанет лить на головы нескончаемый дождь – и правда пора уходить.

Закончили работу вовремя и даже почти успели расплатиться с мастером Кержом подмастерьями и его бойким сыном, который во многом помогал не хуже взрослых мужей, как прибежал отрок из детинца – сказать, что пора бы возвращаться, потому как пир во славу Даждьбога уже разгорается.

Рарог едва успел рубаху в дружинной избе переодеть, как прибежал другой мальчишка – поторапливать. Ватажники бранились тихо, да деваться некуда.

Собрались все в гриднице: и насколько просторной она казалась поутру, настолько теперь – тесной. И не сказал бы никогда Рарог, что в детинце столько люда живёт, а как расселись за столами – почитать Даждьбога Сварожича – всё сразу видно стало. И любопытно, признаться.